Наиболее сложная религиозная ситуация из всех занятых германскими войсками территорий существовала на Украине. Организация церковной иерархии там протекала в борьбе автономной Церкви и националистической. Первая основывала свое каноническое положение на решении Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. о создании Украинской автономной Церкви в составе Русской. Автокефальная принципиально разорвала всякую связь с Московской Патриархией и приняла в сущем сане священников-«липковцев» — так называемых самосвятов, которых ни одна Православная Церковь не могла считать законно посвященными священнослужителями[930].

18 августа 1941 г. большинство православных епископов, оказавшихся на оккупированной территории Украины, собрались на собор в Почаевской лавре и провозгласили создание автономной Украинской Церкви. Главой ее был избран архиеп. Алексий (Громадский), возведенный затем в сан митрополита. 1 сентября 1941 г. в окружном послании к верующим он обосновал решение не возобновлять свое подчинение заявившему юрисдикционные права на всю Украину митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединскому). Митрополит Алексий ссылался на то, что западно-украинские земли вошли в состав СССР, а местные епархии — в Московский Патриархат, и митр. Дионисий письменно отказался в 1939 г. от своих прав на эти территории. 25 августа 1941 г. новый собор епископов в Почаевской лавре избрал митр. Алексия экзархом Украины[931].

Митр. Дионисий, не признав автономную Церковь, сформулировал свои возражения в послании от 30 ноября 1941 г. Так как германские власти не допускали распространения его влияния на восток, он начал поддерживать и благословил возрождение антимосковской автокефальной Украинской Церкви. Митр. Дионисий возвел в сан архиепископа еп. Луцкого Поликарпа (Сикорского) и 24 декабря 1941 г. назначил его администратором (управляющим церковью) на Украине. Автокефальная Церковь была официальна восстановлена на соборе епископов, состоявшемся 7–10 февраля 1942 г. в Пинске. Именно он постановил принимать в общении священников-«липковцев» без нового посвящения (остатки их организовались на своем съезде в Киеве 29 сентября 1941 г.). 17 мая 1942 г. архиеп. Поликарпу решением Синода в Киеве был присвоен титул митрополита Киевского, но он остался жить в Луцке. Автокефалисты развернули борьбу против автономной Церкви. Обе они посвящали новых епископов, число которых вскоре дошло до 15 у автокефалистов и 19 (считая 2 архиереев Ростовской епархии) у автономной Церкви[932].

Почти все имевшиеся на Украине православные епископы проживали в ее западной части, присоединенной к СССР в сентябре 1939 г. На остальной территории республики уцелел лишь один архиерей канонического рукоположения — проживавший на покос в Киеве престарелый схиархиепископ Антоний (Абашидзе). Однако германские ведомства не разрешили публикацию в украинской прессе статьи профессора Степы, предлагавшего схиархиеп. Антония в качестве главы Церкви. Они соглашались лишь на то, чтобы основой для создания новой иерархии на Украине стали архиереи бывших польских Волыни и Полесья. К концу 1941 г. владыка Антоний вошел в состав автономной Церкви и был избран заместителем председателя ее Архиерейского Собора. В своем письме к митр. Алексию он резко осудил вмешательство Варшавского митрополита во внутреннюю церковную жизнь Украины: «Митрополит Дионисий этим вмешательством всадил нож в спину нашей Церкви»[933].

Сам владыка Алексий также очень негативно оценивал создание при поддержке митр. Дионисия и практическую деятельность автокефальной Церкви. В одном из своих частных писем от 3 сентября 1942 г. митрополит писал: «…плохо на Волыни, здесь действует располитикованная украинская интеллигенция во главе с луцкими церковными „диячами“… Не знаю, что будет дальше, но совершается у нас в Церкви великий обман. Как большевики всякими лозунгами совратили и погубили тело нашего народа, так нынешние „диячи“ задались целью вырвать у нашего народа душу. Ругая всячески Москву и нас, якобы „москалей“, они вызывают такое человеконенавистничество, из коего — может родиться только неверие и безбожие. Политика у них всё, а вера и Церковь только орудие для достижения своих нецерковных целей»[934].

Сильное влияние на религиозную ситуацию и церковное противостояние оказывала политика германских оккупационных властен. В первое время они умышленно допускали стихийное возрождение церковной жизни. Однако германская политика по отношению к православию отнюдь не была изначально единообразной. Сперва за ее проведение отвечало командование группы армий «Юг» во главе с генералом Рунштедтом. В составе его штаба решением церковных вопросов занимался бывший директор Бреславского Восточно-Европейского института профессор Ганс Кох. Рунштедт предоставил последнему полную свободу. Таким образом, прежде чем ведение церковно-политическим вопросом перешло к Рейхсминистерству занятых восточных территорий (РМО) и реихскомиссариату «Украина» (РКУ), существовал короткий промежуточный период, заложивший основы будущего развития религиозной ситуации. В основном церковные мероприятия военной администрации заключались в официальном признании существования возникающих приходов. Нередко находились христиански ориентированные офицеры, которые лично помогали церковному строительству[935].

Одним из таких офицеров являлся будущий крупнейший германский специалист по истории Украинской Церкви в XX реке Фридрих Хейер — в годы войны офицер вермахта, хотя и имевший сан евангелического священника. Он рассказал автору несколько характерных эпизодов из своей биографии, в частности о тех случаях, когда ему приходилось отпевать и православных и лютеран. Подобный случай произошел в Полтаве, когда скончалась работавшая в госпитале местная немка-лютеранка. Администрация госпиталя обратилась с просьбой о совершении отпевания к воинскому священнику Вермахта. Но на запрос последнего епископ ответил, что это строжайше запрещено и может стать поводом для ликвидации военного духовенства в армии. Тогда Хейер упросил командира части, в которой он служил, разрешить совершить отпевание ему. В результате на похоронную процессию, которая шла через весь город, собралось огромное количество людей. Позднее Хейер написал докладную записку о необходимости изменить религиозную политику на «занятых восточных территориях», которую отправил в Берлин. В качестве ответа пришел приказ СД об аресте священника. Но затем командир все-таки освободил его и разрешил служить, правда, лишь в зоне военной администрации, предупредив, что если Хейер въедет на территорию Рейхскомиссариата «Украина», то сразу же будет арестован СД[936].

Даже в первый, относительно благоприятный для церковного развития на Украине период возможности распространения не были равными для всех юрисдикции. Военная администрация явно поддерживала автокефалистов. Свою роль здесь сыграл тот факт, что Ганс Кох, родившийся в немецкой колонии под Станиславом, был давно связан с украинскими националистами. В 1918–1920 гг. он работал в штабе петлюровской армии, а с зимы 1940/41 г. по поручению абвера поддерживал связь с эмигрантами из «Организации украинских националистов» (ОУН). В первые месяцы войны Кох активно занимался церковными и политическими делами во Львове, а после взятия Киева (19 сентября 1941 г.) переехал туда, заняв должность особого уполномоченного по вопросам культурной жизни. Но через 2–3 месяца его деятельность была прекращена. Как разъяснил в октябре 1941 г. рейхсминистр Розенберг генерал-губернатору Франку: «Это было вообще не дело Коха — проводить украинскую политику»[937].