Новый всплеск активности в деятельности православных иерархов в Генерал-губернаторстве произошел в первой половине 1944 г. Это было связано с эвакуацией в Варшаву, в связи с наступлением советских войск, большей части украинских архиереев из РКУ. Германские ведомства всячески стремились использовать их в пропагандистских целях. 12 мая 1944 г. эти иерархи вместе с митр. Дионисием были приняты в Кракове Франком. В ответ на благодарственные обращения митрополита Дионисия и раскольнического еп. Поликарпа (Сикорского) генерал-губернатор указал на значение Украинской Православной Церкви для европейской культуры и торжественно обещал от лица фюрера защиту со стороны рейха, подчеркнув: «Я принял Вас, твердо веря в победу германского Вермахта. Вы снова вернетесь к Вашим церквам»[243].

В этой ситуации И. Огиенко и митр. Дионисий возобновили свои попытки возглавить автокефальную Украинскую Церковь. Первый из них был 16 марта 1944 г. также возведен в сан митрополита и по-прежнему предпочитал действовать через германские ведомства, неоднократно обращаясь к ним с различными заявлениями, как правило, не имевшими успеха. 15 мая 1944 г. Розенфельдер так писал об Огиенко шефу руководящего штаба политики РМО в служебной записке «Организация и руководство Украинской Православной Церкви»: «Его церковно-политическая цель состоит в возвышении Киева до украинской церковной митрополии с Патриархом во главе… Иларион также считает, что Православные Церкви в Генерал-губернаторстве, Белоруссии и Литве должны находиться в канонической зависимости от Киевского митрополита или Патриарха… Назначение Илариона целесообразно только в том случае, если на Украине проводится политика самоуправления с целью создания в дальнейшем политической автономии, иначе уже вскоре Иларион станет невыносим. Я считаю целесообразным в подходящий момент поставить на место Дионисия в Варшаве Илариона, чтобы оторвать его от украинской почвы»[244]. Эта идея была положительно воспринята руководством Генерал-губернаторства.

Митр. Дионисий потерял свое расположение у германских ведомств в результате проведенной им авантюрной операции. 8 апреля 1944 г. в Варшаве большинством автокефальных украинских епископов он был выбран патриархом всей Украинской Православной Церкви. Выборы проходили нелегально, и, узнав о них, германские власти сразу же устроили расследование и запретили митр. Дионисию пользоваться титулом Патриарха всея Украины. Кроме того, недовольство в Берлине вызывали и слишком далекоидущие властолюбивые устремления митрополита. В записке Розенфельдера от 15 мая говорилось: «В одной из прежних докладных записок Дионисия министерству даже высказывалась идея, что Московский патриархат должен быть заменен Киевским патриархатом. Следовательно, здесь также было стремление к православному единству, но с центром в Киеве вместо Москвы. То что русский Дионисий „впрягся в сани“ украинского национализма, можно объяснить только его личным честолюбием»[245]. Как будет показано далее, всякие объединительные тенденции в Православной Церкви на Востоке встречали резкое неприятие у руководства Третьего рейха.

Постепенно стал меняться тон посланий митр. Дионисия, он явно переставал «делать ставку» на немцев. В отличие от более ранних прогерманских обращений к верующим, в Рождественском послании митрополита от 25 декабря 1943 г. говорилось лишь о том, что «пятый год продолжается огромное напряжение борьбы с мировым злом». А в Пасхальном послании 1944 г. вообще отсутствовали какие-либо упоминания о войне, кроме фразы о «печальных событиях, какие мы ныне переживаем» [246].

Но провести акцию по смещению митр. Дионисия германские ведомства не успели, помешало вступление советских войск на территорию Генерал-губернаторства. Все православные епископы в конце июля 1944 г. были эвакуированы из Варшавы в Словакию. Лишь преследуемый ранее нацистами еп. Тимофей с приближением фронта 22 июля переехал из Холма в Люблин и дождался прихода советских войск. Там ему временно было поручено управление Православной Церковью в освобожденной Польше, так как он являлся единственным оставшимся архиереем. Согласно сообщению председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР Г. Карпова от 13 апреля 1945 г., еп. Тимофей установил связь с Киевским митрополитом Иоанном и подал прошение о принятии его епархии, Холмской и Подляшской, в Московский Патриархат[247]. Сохранение автокефалии Польской Православной Церкви несколько лет находилось под вопросом, но в 1948 г. она была все же дарована Московским Патриархатом и наконец стала канонической.

Ситуация с судьбой Православной Церкви в Генерал-губернаторстве имела важное значение, далеко выходящее за границы бывшей польской территории. Здесь впервые важнейшие ведомства Третьего рейха попытались на практике осуществить курс раздробления Русской Церкви на самостоятельные, независимые церковные образования, используя националистические устремления одних народов против других. Так, в Генерал-губернаторстве украинцев использовали против поляков и русских. В первом случае это удалось в большей, а во втором в меньшей степени (какие-либо сведения о столкновениях между православными украинцами и русскими в документах отсутствуют). В дальнейшем именно такой курс осуществлялся на занятых восточных территориях, и прежде всего на Украине и в Белоруссии.

Предпринимая нападение на СССР, нацисты рассчитывали активно использовать религию в своих целях. Они уже имели богатый опыт проведения подобной политики как в Германии, так и на захваченных ими территориях в Европе.

Методы и практика нацистской церковной политики были перенесены и на религиозные организации в СССР. Кроме того, эта политика здесь определялась в значительной степени общим отношением к славянам и к русским в частности. Уже вскоре после начала войны с СССР — 22–23 сентября 1941 г. в Берлине состоялось совещание ведавших церковными делами служащих государственной полиции. В ходе него группенляйтеры Главного управления имперской безопасности (РСХА) зачитали 10 докладов, содержащих указания о направлении дальнейшей деятельности. Среди докладов были следующие: «Мероприятия полиции безопасности по подавлению политических Церквей и сект», «Служебно-информационные задачи в борьбе против политического католицизма в рейхе», а также «Проблематика Восточных Церквей и служебно-информационные выводы». В последнем говорилось: «В результате наступления германских войск на Балканах и Востоке для нас очень остро встала проблема Православных Церквей… Большая часть членов Православной Церкви находится на территории Советского Союза. С течением времени эта Церковь была инфицирована большевизмом, так что о восстановлении Германией Церквей в завоеванном восточном пространстве не может быть и речи». В конце доклада были поставлены две задачи: 1. «Поддержка Церквей меньшинства» в ущерб более сильным. В частности, в Хорватии, где «по побуждению Римской Церкви был убит ряд православных священников», поддержка именно православных. Причем подчеркивалось, что «это происшествие необходимо использовать, чтобы настраивать друг против друга отдельные группы»; 2. «Внедрение в эти группы достаточной сети агентов, чтобы своевременно получать информацию обо всех политических течениях и не допускать слишком сильного роста влияния этих групп меньшинства»[248].

В рамках единой нацистской политики по отношению к Русской Православной Церкви существовало несколько различных подходов. Об этом уже писали проф. Д. Поспеловский и американский историк X. Фаерсайд: Гитлер считал всех славян низшей расой и рассматривал их как будущих рабов; назначенный главой Рейхсминистерства занятых восточных территорий А. Розенберг стремился привлечь на сторону Германии национальные меньшинства России, обещая им независимость и отождествляя русский народ с коммунистической идеологией и террором; верховное командование вермахта выступало за создание «союзных» русских воинских частей (что привело к формированию власовских дивизий и казачьих соединений) и поэтому было против афиширования планов будущего расчленения России и т. д.[249]