— Как будто ничего не было?

— Ты ведь ей так и сказал?

Они на минуту замолчали.

— Знаешь, единственный серьезный вывод, который я могу сделать из этой истории, состоит в том, что Максим определенно ошибся с женой, — прервал наконец тишину Иванов, поднимаясь с кресла.

— Ну, она еще такая наивная девочка… — вздохнул Олег, по-прежнему продолжавший винить в случившемся только себя.

— Он так думает, ты так думал… — почти ехидно проговорил Александр Николаевич. — Но что-то эта наивная девочка больно ловко с вами управляется… Тебя вон с ног на голову поставила.

Иванов приоткрыл дверь маленького бара, втиснутого между двумя массивными книжными шкафами, и уже протянул руку к коньячным рюмкам на верхней полке, но вдруг замер в удивлении. Осторожно снял крышку с деревянной шкатулки, стоявшей внизу, и приподнял лежащие там счета.

— Хм! — недоуменный возглас заставил Олега встрепенуться.

— Что-то случилось?

Александр Николаевич еще раз внимательно перебрал содержимое деревянной коробки, аккуратно закрыл ее. Затем как ни в чем не бывало достал из шкафчика бутылку «Хенесси» и рюмки. Только красные пятна на лице выдавали его явную обеспокоенность, когда Александр Николаевич расставлял на столе рюмки, разливал коньяк и устраивался в своем любимом кресле.

Олег больше ничего у него не спрашивал, полагая, что, если Иванов сочтет нужным, сам расскажет о случившемся.

Задумчиво постучав пальцами по столу, Александр Николаевич поднял глаза на Баженова.

— Олег Григорьевич, хочешь, я тебе дам самый настоящий компромат на твоего учителя? Нечто такое, что при желании запросто отправит меня в места не столь отдаленные?

— Александр Николаевич! — Олег с искренней обидой посмотрел на Иванова: — За кого вы меня принимаете?

— Да нет, Олег, я тебе полностью доверяю. Просто шутки у меня такие дурацкие, с горя… В той деревянной шкатулке в баре еще два часа назад лежала пачка самых настоящих долларов. Знакомые достали, чтобы я им в Швейцарии лекарство купил.

— А теперь их нет, и милицию, я так понимаю, вызвать нельзя… — сказал Олег.

— Да, нельзя, статью за операции с валютой у нас еще никто не отменял… А главное, взять деньги мог только кто-то из своих…

Звонок раздался, когда они уже собирались ложиться спать. Гоша снял трубку.

— Да, папа. В субботу? За город? — Гоша вопросительно взглянул на лежащую на кровати жену и тут же энергично ответил: — Конечно, хотим!

Он положил трубку и задумчиво посмотрел на Настю:

— А ты, кажется, ему понравилась…

Настя лукаво сверкнула черными, искрящимися, как редкий камень лабрадорит, глазами.

— Ты удивлен, что твоему отцу могла понравиться узкоглазая чукча?

— Не смей обзывать мою жену узкоглазой чукчей! — Гоша метко швырнул в жену подушкой. — И вообще, если хочешь знать, через тысячу лет миром будут править китайцы. Мои потомки благословят меня за то, что я на тебе женился и подарил нашему роду такие ценные гены…

— Да твоя генетика кого хочешь передавит! У нас родятся шатены, как ты, или голубоглазые блондины, как твой отец! Вот увидишь, от меня даже скул не останется. — Черноокая красавица вернула ему подушку, которая метко угодила в самый подбородок мужа.

— Ах, так!! — Гоша на лету поймал мягкий снаряд. — Ну, сейчас моя генетика твоей генетике задаст!

Он промчался через всю комнату, схватил Настю в объятия и начал кружить…

— Перестань, у Дашки уже голова закружилась… — Девочке еще не скоро предстояло появиться на свет, но почему-то уже сейчас они были уверены, что это будет дочь, и ее будут звать Дашей.

— Дашенька, прости! — Гоша начал гладить жену по животу, разговаривая с пузом так, будто это была не часть тела любимой женщины, а совершенно отдельный организм: — Папка дурак, папка все исправит…

Мысль, которая тревожила Настю все эти дни, снова кольнула ее в самое сердце:

— Слушай, а вдруг ему это не понравится?

Гошка поднял на жену глаза и даже не стал спрашивать, о чем идет речь. За последние недели любимая задавала ему этот вопрос миллионы раз.

— Настя! — Он укоризненно посмотрел в лукавые черные глаза, до краев заполненные тревогой, как озера после грозы. — Ну перестань ты думать, какой Дашка будет внешне. Ясно же, что она будет красавицей. А разрез глаз… Разве это главное?

Настя нахмурила брови и посмотрела в пространство. Ей не давала покоя мысль, что будет, когда Александр Николаевич узнает, что у него будет внучка… Эта девочка будет не только дочерью его сына, но и ее дочерью, а значит, унаследует далеко не славянскую внешность. Сможет ли московский академик Иванов полюбить малышку, настолько не похожую на него самого?

Тем временем Гоша не терял надежды успокоить жену:

— Я прямо не знаю, что с тобой делать, Настя. Может, тебя в кино, на кинофильм «Цирк» сводить? Там, помнится, героиня вообще негра родила — и ничего…

Настя улыбнулась:

— Ага, ничего себе «цирк» получился…

Гоша каламбура не оценил:

— Знаешь, кажется, остается только одно средство привести тебя в чувство, — произнес он чрезвычайно серьезно, даже с некоторым пафосом в голосе.

— И какое же?

Гоша вытянулся посреди комнаты по стойке «смирно» и запел во весь голос:

Настя бросилась затыкать ему рот:

— С ума сошел, сейчас дежурная по этажу прибежит.

Не желая беспокоить Александра Николаевича, они с Гошей поселились в ведомственной гостинице, — впрочем, не без помощи всесильного академика.

— Не надо затыкать мне рот! — Гоша ловко отстранил от своего лица изящную ручку с блестящими миндалевидными ноготками. — Я просто провожу в своей семье политинформацию. Поскольку моя жена, кажется, не знает, что у нас в стране равенство и братство народов, я просто обязан напомнить ей слова Государственного гимна. И вообще, если ты меня не перестанешь по ночам всякими глупостями мучить, я тебя конституцию заставлю читать.

— Дурак! — Настя потянула мужа за руку, и он грохнулся поперек кровати, не забыв, впрочем, потянуть ее за собой.

Впившись в маленький красный ротик долгим поцелуем, он сжал Настю так, что у нее не осталось ни малейшей возможности сопротивляться. Когда наконец, начав задыхаться, она все же сумела выскользнуть из его объятий, Гоша со смешком откинулся на подушку.

— Ты чего хихикаешь? — подозрительно спросила красавица, торопливо приводя в порядок растрепавшиеся волосы.

— Да так, думаю… Знаешь, мне все не верится, что мы женаты и я не должен, как приличный советский человек, в 11.00 покинуть комнату дамы…

— Да, слушай, я никак не могу понять: тот, кто придумал такое дурацкое правило, не знал, что ЭТО можно делать и днем?

— Нет, он просто считал, что, если заниматься любовью средь бела дня, это не нарушает общественные устои…

— Ор-ригинально… — Настя, потягиваясь и зевая, выгнулась дугой так, что ее стройное тело предстало перед мужем во всей красе.

В голубых глазах Гоши сверкнули лукавые огоньки.

— Хороша ты, черт возьми, ничего не скажешь…

Настя, поддразнивая, провела рукой вдоль бедра:

— Вы полагаете?

— Я полагаю! — Рука Гоши потянулась к вороту рубашки…

Олег вышел из кабинета и через пару минут вернулся с недовольным лицом.

— Я предложил Берте вызвать такси, но она отказывается, хочет дождаться меня. Глупо. Давно бы уже могла спокойно лечь спать…

— Любит… — задумчиво констатировал академик.

— Да, любит. — Олег это произнес с явным недовольством в голосе, но Александр Николаевич решил, проигнорировав эту интонацию, довести тему до конца.

— Почему же ты на ней не женишься? Столько лет вместе… И потом, сам говоришь — любит…