– Благодарю вас. – Он опустился в массивное с выгнутой спинкой кресло и посмотрел на Селесту, которая села на самый краешек стула, изо всех сил стараясь держаться естественно.

– О том, что вы проживаете в имении, я узнал совсем недавно, – начал граф. – Ваш брат, руководствуясь какими-то своими мотивами, не поставил меня об этом в известность.

– Правда ли, – едва слышно спросила она, – что Монастырь теперь… ваш?

– Да, правда. Две недели назад я выиграл его в карты у вашего брата, – ответил граф. – Ничего другого, как я понимаю, он поставить не мог.

Селеста прикусила губу, едва удержав готовые вырваться горькие слова.

– Для вас эта новость стала, должно быть, потрясением, ведь до сегодняшнего утра вы даже не догадывались о случившемся, не так ли?

Девушка почувствовала, как полыхнули жаром щеки.

– Нет, милорд. Я не получала вестей от брата.

– В таком случае вы, несомненно, потрясены.

– Но зачем вам Монастырь? – уже не выбирая слов, спросила Селеста. – У вас есть собственный дом. Дом, как я читала, прекрасный, великолепный. Наше имение вам ни к чему.

– Я подумал, что оно мне пригодится, поскольку находится неподалеку от Лондона. Мелтам-Хаус, как вы совершенно справедливо заметили, великолепен, и у меня есть все основания гордиться им, но дорога туда занимает два дня, а сюда легко доехать от Сент-Джеймсского дворца. К тому же Монастырь расположен на пути в Дувр, что тоже может оказаться весьма кстати.

Граф произнес это с ленивым равнодушием, и Селеста стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Для него Монастырь ничего не значит, сказала она себе. Он даже не понимает, что прервал традицию наследования, существовавшую на протяжении пяти столетий.

– Желаете ли вы, чтобы я… уехала? – спросила она после затянувшейся паузы.

– Думаю, вам следует объяснить мне ваши нынешние обстоятельства, – ответил граф. – Как я уже сказал, мисс Роксли, ваш брат не соизволил уведомить меня ни о том, что вы живете здесь, в Садовом коттедже, ни о том, в какой мере зависите от него.

– Мои обстоятельства вряд ли представляют интерес для вашей светлости, – гордо объявила Селеста.

– Напротив, – возразил он. – Ваш брат, насколько я понимаю, оставил вам мало денег или не оставил их вообще, и я, чувствуя свою ответственность, должен ясно представлять себе ваше положение.

– Нам есть на что жить, – едва слышно пробормотала девушка.

– Какими именно средствами вы располагаете? – осведомился граф.

– Как это может вас касаться? – прошептала она.

– Возможно, мне нужно определить, сколько вы в состоянии платить за проживание здесь.

Селеста посмотрела ему в глаза и поняла вдруг, что граф, по каким-то своим причинам, намерен добиться от нее правды, и ей не остается ничего, как только подчиниться его желанию.

– Моя бабушка, – тихо сказала она, – оставила мне некоторую сумму, доход от которой составляет примерно пятьдесят фунтов в год.

– И это все, чем вы располагаете?

– Этого вполне достаточно.

– Большинство женщин вашего возраста и внешности не согласились бы с вами.

– В таком случае, милорд, я – исключение.

– Видимо, так оно и есть, – с долей сарказма заметил граф, – если только вы не рассчитываете на скорое замужество. Вы обручены?

– Нет!

– Но кавалеры, конечно, обивают ваш порог и торопят с решением?

– У меня нет никаких кавалеров.

Его губы дрогнули в улыбке.

– Вы же не думаете, что я поверю этим вашим словам.

– Вам придется поверить, потому что так оно и есть.

– Что же такое случилось со всеми джентльменами в Кенте? Неужели они ослепли?

Она промолчала, и граф, не дождавшись ответа, спросил:

– Почему вы живете одна, с единственной служанкой? Разве вам не нужна дуэнья? Разве нет друзей, у которых вы могли бы остановиться?

– Нана постоянно твердит, что в ее силах позаботиться обо мне должным образом.

– Не думаю, что ваша служанка соответствует строгим требованиям этикета. Итак, я повторяю свой вопрос. Есть ли на свете кто-то, кто мог бы вас принять?

– Нет. Никого.

– Почему?

– Полагаю, милорд, это исключительно мое личное дело.

– Будет вам, мисс Роксли. Как я уже сказал, на мне лежит определенная ответственность по отношению к вам. Вы живете в моем поместье, и уехать вам некуда. – Он выдержал небольшую паузу и продолжил неторопливо, словно размышляя вслух: – Вы не настолько невинны, чтобы не понимать, какие пойдут слухи, если вы останетесь в Садовом коттедже, тогда как я буду находиться в Монастыре.

Секунду-другую Селеста недоуменно смотрела на гостя, а когда поняла, о чем идет речь, заметно порозовела.

– Вы… вы имеете в виду…

– …именно то, что вы и предполагаете, – закончил за нее граф.

– Но это же нелепо! – воскликнула, поднимаясь со стула, Селеста. Не сознавая, что делает, она прошлась по комнате и остановилась у окна с видом на сад. – Вам не стоит беспокоиться, милорд. Уверяю вас, что бы я ни сделала, в этой части света никто не удивится. Более того, никто даже ничего не заметит.

От графа не укрылась прозвучавшая в ее голосе нотка горечи.

– Думаю, – сказал он, помолчав, – вам придется разъяснить это заявление.

– Не вижу причин что-либо разъяснять, – отрезала Селеста и, повернувшись, посмотрела на графа: – Пожалуйста, милорд, позвольте нам с Наной остаться здесь! Мы не доставим вам никаких неудобств. Вы даже можете забыть о нашем существовании. Как ни прискорбно, нам действительно некуда пойти, а оплачивать жилье, снимая его где-то еще, мне не по силам. Пожалуйста, коль уж вы богаты и у вас столько всего есть, проявите… щедрость.

Голос ее дрогнул, и все же ей, видимо, не удалось растрогать гостя, чье лицо сохраняло прежнее бесстрастное выражение.

Казалось, больше, чем слова, его занимали ее глаза и губы.

– Возможно, я и откликнусь на вашу просьбу, – проговорил он наконец, – но, разумеется, сначала мне нужно узнать все подробности вашего положения.

Селеста снова отвернулась.

– Что ж, не расскажу я – найдутся другие, кто сделает это с большим удовольствием. – Она вздохнула. – Четыре года назад моя… мать сбежала с… соседом.

Граф удивленно вскинул брови.

– Могу ли спросить, как звали этого соседа?

– Его звали… маркиз Герон, – глядя в окно, ответила Селеста.

– Боже мой! А ваша мать… ее зовут Элейн?

– Да.

– Я, разумеется, встречал ее, но не представлял, что она жила здесь и что у нее есть дочь. – Селеста никак не откликнулась, и граф, пожав плечами, продолжал: – Итак, местное общество отвергло вас из-за матери.

– Конечно. – В голосе девушки прозвучала жесткая нотка. – Как вы не понимаете? Я же могла пагубно повлиять на сверстниц или соблазнить их братьев!

– Следует ли понимать это так, что общество заставило вас страдать из-за того, в чем вы нисколько не повинны?

– Как говорит Нана, у старых грехов длинные тени.

– Ваша мать – очень красивая женщина, – произнес после недолгой паузы граф.

Селеста промолчала.

– Я хорошо помню, какие ходили слухи, когда она сбежала с маркизом Героном. Они очень любили и по сию пору любят друг друга.

– Мы тоже любили ее…

Признание далось Селесте с трудом, и за ним стояла глубокая, давняя боль.

– Понимаю ваши чувства, – заметил граф, – но полагаю, что ваша мать, как и многие женщины до нее, посчитала, что ради любимого мужчины можно пожертвовать всем миром. – Селеста вновь промолчала, и он добавил: – Когда-нибудь вы сами полюбите и тогда сможете понять ее.

– Этого не будет! Никогда! – твердо, с непривычной для нее резкостью возразила девушка и, возвратившись к камину, села напротив гостя. – В этом и заключается одна из причин, – продолжала она бесстрастным тоном, что, по-видимому, стоило ей немалых усилий, – почему я умоляю вашу светлость позволить мне остаться здесь.

– До конца жизни? – спросил граф с улыбкой, в которой Селеста услышала только насмешку.