Она тряхнула головой. Ну зачем спорить? Лучше просто уйти.
Однако Нолан не дал ей скрыться. Прежде чем девушка успела покинуть комнату, он шагнул вперед, заключил ее в объятия, пинком ноги захлопнул дверь и прижал к стене. Из такой железной хватки вырваться было невозможно.
— Ты уверена?
— Конечно, — солгала Патриция. — А если и нет, физическое насилие все равно меня не прельщает. Разве можно силой завоевать человека?
Нолан был в гневе. Что она о нем знала? Чего можно сейчас от него ждать?
— Я тоже не уважаю насилие. — В его голосе звучало отвращение. — Но и не люблю, когда мне лгут. Когда я тебя поцеловал, ты отозвалась. Я же это почувствовал!
— На поцелуй — да, возможно, — ответила Патриция. — Но не на тебя. Я подумала… о другом мужчине, — повторила она свою ложь.
— Неужели? Давай проверим! — Теперь голос Нолана зазвучал так неестественно нежно, что стало ясно — он вне себя от ярости.
Патриция впала в панику. Конечно, она не боялась его. Ее пугала собственная реакция, и она начала отбиваться изо всех сил. Но Нолан держал крепко. Девушка уже теряла силы. Тогда он чуть ослабил объятия и подождал, пока она отдышится. Затем снова крепко прижал к себе, так что она ощутила все его тело.
— Посмотри на меня, Патриция, — мрачно потребовал Нолан, она невольно повиновалась. — Ну вот, теперь-то ты знаешь, с кем ты?
И он сделал то, что, вне всякого сомнения, намеревался сделать с самого начала. Склонив голову, Нолан поцеловал ее. Весь его гнев вылился в этот поцелуй, он надавил на ее губы так, что стало больно. Ей следовало бы остаться холодной, противостоять мужской страсти, потребности повелевать, завоевывать… Но едва его губы коснулись ее губ, Патриция поняла, что проиграла.
Да, она все еще сердилась, даже ненавидела его за то, как он с ней поступал. Умом она понимала, что они не пара. Патриция отрицала все, что этот человек воплощал собой. Но ее тело реагировало иначе.
Хотелось, чтобы он целовал ее вечно. Она испытала восхитительное чувство торжества оттого, что вызывает в нем желание, оттого, что сама она будто взлетает на крыльях наслаждения. Пусть она ему не нравилась, но он не мог удержаться. Ему нужно было трогать ее, обнимать, целовать, он желал ее так, что все остальное отступало. Они забыли обо всем на свете и отдались сладостному ощущению полета.
Патриция с замирающим сердцем обняла Нолана, с радостью принимая его ласкающий, дразнящий язык. Она обрадовалась, услышав невольный его стон, и сама непроизвольно застонала, прижимаясь теснее, ощущая его возбуждение даже сквозь одежду.
Руки его скользнули по ее телу — и исчезли логика, разум, реальность. Остались лишь мужчина и женщина, причина и следствие, две примитивные, древние как мир, вечно борющиеся и вечно неразрывные силы…
Пальцы Нолана сдвинули в сторону одежду, добираясь до нежной плоти ее груди, и Патриция снова тихо застонала. Она вся дрожала, ее тело изнывало от проснувшегося желания, ей было больно. Она никогда не думала, что так бывает.
— Нолан! — умоляющее призывала она.
Стало все равно, что он подумает о ней, что дальше произойдет. В ее глазах светилась лишь ненасытная жажда, и такой же взгляд ответил ей, когда она заглянула в его глаза.
Зрачки Нолана расширились, он весь дрожал от возбуждения. Отыскав наконец набухший сосок, он начал нежно поглаживать его, и Патриция опять застонала от удовольствия. Нолан резко выдохнул, пробормотал нечто неразборчивое, прислонился к стене и привлек ее к себе. Затем он стянул ее платье вниз, обнажив грудь, и прижался губами нежной коже.
И тут за дверью раздался топот детских ног и радостный вскрик. Молодые люди в ужасе отшатнулись, напряженно вглядываясь в друг друга и видя перед собой… нет, увы, не любимого, но противника, врага… Как все это могло произойти? Что же они наделали?
Патриция вся покрылась мурашками, вдруг стало жутко холодно. Судорожно натягивая платье, она старалась справиться с дрожью и как-то овладеть собой.
Лица Нолана не было видно, он отвернулся. Но ей и не хотелось смотреть на него. Вдруг в глазах его вновь появится выражение торжества или презрения? Ведь старые представления о взаимоотношениях полов до сих пор существовали: мужчина имел право показать, что испытывает потребность в женщине. Она же этого делать не должна.
Патриция не знала, что будет дальше. Конечно, сама она не стала бы осуждать какую-либо женщину за физическое влечение к мужчине. Она знала, что это — нормально и вполне естественно. Но как быть ей теперь? Она не позволяла себе думать, да и не было никаких оснований считать, что возникшее между ней и Ноланом чувство можно назвать любовью. Господи, как же выпутаться из сложившейся ситуации?
— Ненавижу, ненавижу! — хрипло выдавила она, поправляя волосы, открыла дверь и выскочила вон.
Патриция прошла в гостиную, где смешалась с толпой гостей, стискивая кулаки, стараясь совладать с собой.
— Вы и есть та англичанка, о которой я столько слышал?
Повернув голову, Патриция увидела сидевшего в кресле у окна старика. Без сомнения, это был Брюс Стюарт. Очень представительный седовласый джентльмен.
— Да, это я.
— Ха! Они вам, наверное, наговорили обо мне всякого, ведь так? Советовали остерегаться? — Он по-стариковски рассмеялся.
— Вообще-то да. Но главное, все в один голос утверждали, что вы не очень-то жалуете моих соотечественников, — спокойно сказала Патриция.
— Еще бы. Понаехали сюда, как незваные гости. Столько бед натворили! Пудрили женщинам мозги, чувствовали себя хозяевами на чужой земле. За что же их жаловать?
Патриция заставила себя промолчать и просто слушала.
— Кажется, вы взялись присматривать за юной Одри? — хмуро продолжал расспрашивать Брюс.
— Временно.
— Джонни говорил, что повстречал вас на кладбище, когда вы изучали наши могилы… Наше семейство вас заинтересовало?
— Вы очень… У вас интересная семья, — осторожно ответила Патриция.
— Видел, как вы общались с Родни.
Патриция ждала, что же последует дальше. Ей еще раз сообщат, что Родни женат? Но, к ее удивлению, Брюс даже не упомянул об этом.
— Он так похож на моего сына Ричарда, на своего дядю. Гораздо больше, чем на собственного отца. Тот же характер.
Патриция опять промолчала. Исходя из того, что ей пришлось узнать об отце Сильвии, тот вряд ли понравился бы ей. А уж если судить по племяннику…
— Сейчас он за границей.
Патриция не могла понять, отчего вдруг ее захлестнула волна жалости к человеку, которого она только что впервые увидела, который к тому же, если верить его родне, был упрямым и нетерпимым. Но, как бы там ни было, она не стала говорить ему, что его сын уехал навсегда, попросту исчез однажды ночью, бросив семью на произвол судьбы, и что он знает об этом. Она просто молчала.
Около нее внезапно возникла Элен.
— Пат, твоя сестра — она звонит по телефону… У нее такой голос… Ей срочно нужно поговорить с тобой. Иди в кабинет, там тебе никто не помешает.
В горле у Патриции мгновенно пересохло. Она кинулась вслед за Элен, чуть не расталкивая гостей, в то время как сердце у нее уходило в пятки от ужаса. Элен провела ее в уютную комнату, большую часть которой занимал огромный письменный стол красного дерева.
Закрыв дверь, Патриция подошла к столу и взяла трубку.
— Барбара?
— Пат, слава Богу! Ты что-нибудь им сказала? Что у тебя происходит?
— Нет еще… Барбара, что-то случилось с мамой, почему ты сюда позвонила?
— Нет, ничего Нового. Пат, просто ты обязательно должна сегодня осуществить наш план. Показать ей, показать им всем…
— Я же говорила тебе — все не так просто.
— Патриция, ты должна! Папа обо всем догадался, потому-то я и звоню.
— Как?! Как это случилось?
— Не паникуй. Послушай! Он узнал, что я звонила в Чарлвилл. Сложил два и два и получил четыре. Он допрашивал меня так, будто я преступник, пойманный с поличным! — с негодованием выпалила сестра.
