— Хватит вам, — огрызнулся парень, после чего приблизился и повел Милу на улицу.

— Я жду тебя, сладкий, — бросила им вслед женщина в красном платье.

Они вышли во двор и парень скрестил руки на груди:

— Что ты хочешь?

— Ты уезжаешь? — удивленно пролепетала девушка.

— Да, утром.

— Но я не успею собраться! — в ужасе воскликнула Мила.

— Куда собраться? — искренне удивился он и осмотрел ее. — Что-то ты плохо одета! Осень на дворе.

— Я знаю… Так получилось.

— Слушай, ты должна заботиться о себе лучше. Чем ты думала?

— Прости-прости, — зашептала девушка и повисла на его шее, пытаясь прижаться ближе к теплому телу. — Когда мне к тебе прийти?

— Хоть сейчас пошли, — интимно улыбнулся Бирт, взял за руку и повел через весь зал к лестнице. Девушка старалась не слушать глумливые смешки и шуточки, что понеслись им в спины, откуда им знать, что они будущие муж и жена.

Девушка сладко потянулась на мягкой постели и открыла глаза. Она ожидала увидеть любимого на соседней подушке, но вместо этого обнаружила полностью одетого молодого человека.

— Я проспала? — в ужасе вскочила она.

— Нет, — ласково улыбнулся ей мужчина. — Спи.

— Но как же… Ты же уже одет!

— Ничего страшного, можешь не провожать.

— Бирт, милый, что же ты такое говоришь, я же с тобой еду!

Парень тут же насторожился:

— Это куда, милая девушка?

— С тобой! Ты же мой жених!

— Постой-постой, какой еще жених?

Теперь была очередь Мила недоумевать.

— Ну, так как же! Мы же пожениться надумали, все лето… Но раз не хочешь у нас в Боржичах жить, то я с тобой куда скажешь поеду.

— Мила, милая, — он улыбнулся созвучности слов, — тут произошла какая-то ошибка…

— Ошибка? — девушка стыдливо улыбнулась. — Но какая может быть ошибка. Мы же любим друг друга.

— Конечно, любим, но в столицу тебе нельзя.

— Почему?

— Потому что ты там испугаешься. Это не место для такой нежной девушки как ты, — начал уговаривать он.

— Не испугаюсь! Ты же со мной, а подле тебя мне ничегошеньки не страшно!

— Нет, Мила, я еду один, — вдруг строго сказал Бирт.

— Но Биртушка, миленький, нельзя мне более у отчима с мачехой оставаться.

Тут парень присел на кровать и погладил девушку по голове:

— Будь хорошей девочкой, — и утвердительно кивнул, убеждая, непонятно в чем. — Не спорь.

— Ладно, — понуро ответила она, а парень встал и подошел к зеркалу.

— Вы же не чужие люди, — сказал он безразлично, поправив камзол.

— Не чужие, — безлико ответила она.

— Ну и славно! Мне в путь пора, — сказала он, быстро чмокнув в губы, вышел.

С криком "Биртушка, когда ты вернешься?" девушка соскочила с постели, но поняв, что не может выйти из комнаты, завернувшись в простыню, подошла к окну. Они видела, как жених выходит с постоялого двора и к нему бросается вчерашняя девушка из зала. Только вот они не просто обнимаются на прощание, как страстно целуется с блудницей. Мила пораженно захлопала глазами — до чего же бывают гадкие девушки! Покушаются на чужих женихов!

Спешно одевшись, Мила спустилась вниз. Проходя мимо разлучницы она зацепила женщину плечом, за что тут же услышала:

— Смотри куда прешь, корова!

Мила только усмехнулась и пошла домой. Если Бирт хочет, чтобы она вела себя тише воды ниже травы какое-то время, пока он не приедет забрать ее, что ж… она с радостью исполнит его просьбу, ведь именно так должна поступать жена, верно? Тем более, что не хотелось вот так сразу, не попрощавшись покидать братиков и сестричек. Сегодня она как-нибудь объяснит родным, почему не ночевала дома, а там видно будет. "Ох, поскорей бы воротился милый", — вздохнула она и побрела домой.

Потихоньку-помаленьку жизнь начала превращаться в кромешный ад. Мачеха становилась злее, забот с наступлением холодов — больше, а отчим повадился странные намеки делать. Милка взяла себя за правило не оставаться дома в отсутствие хозяйки, что только еще больше раздаривало ее мужа. Каждую ночь падчерица молилась о возвращении жениха и каждый следующий день ее ждало очередное разочарование. Веры с каждым днем становилось все меньше и меньше, да еще и заболела она неведомой хворью. Чтобы не злить названых родителей еще пуще, она скрывала, что отнюдь не всегда чувствует себя хорошо, а однажды тайком от всех направилась к местной ведьме-знахарке.

Старушка жила в лесу, ведь в деревне народ боялся всех видов колдовства, пусть даже целебной силы трав, но у Милы выбора особого не было. Либо к ведьме, либо помирать по-тихому.

Она несмело прошла по тропинке, покрытой первым снежком к небольшой, низко присевшей избушке и постучала в дубовую дверь.

— Ну, входи, девица, чего уж за порогом топтаться раз пришла.

Мила с трудом отворила дверь и прошмыгнула внутрь, пока та звучно не захлопнулась.

— Чего шумим? Лучше давай, к огню поближе, что-то одета ты не больно для брюхатой.

Мила не поняла, что имеет ввиду женщина.

— Брюхатой?

Старушка впилась в нее острым взглядом мудрой женщины, затянулась трубкой и кивнула:

— Как пить дать, тяжелая! — потом осмотрела ее всю и добавила: — А голова не покрыта, да и кольца нет… Что ж ты так? Ребеночка нагуляла, а потом к ведьме за советом? Есть у меня травки, только недешево тебе будет от твоего грешка избавиться.

— О чем вы, бабушка? — округлила глаза Мила.

— О… Как все запущено… Иль ты не знала, что ребятеночка родишь?

У девушки сердце заколотилось так, что казалось сейчас выскочит из груди.

— Но вы не можете знать!

— Поверь мне, дитя. Я пожила на свете и пожила больше твоего. Много больше. Тяжелая ты. Бе-ре-мя-нная!

— Не может быть! Как же это?

— По кустам да по койкам с парнями лазила?

На щеках Милы словно сок буряка проступил.

— То-то же, — подтвердила старуха, махнув трубкой в ее сторону. — Ну не серчай, милая, не серчай, родимая. Знаю, как с твоей бедой справиться. А расплатишься как сможешь, лишнего не возьму. Вижу девка ты толковая, только наивная, как корова моя, Зенечка. У нее глазенки точь-в-точь как у тебя. Травки попьешь правильной, денек отмучаешься и нет никакого грешочка.

— Как это "нет"? — в ужасе спросила Мила.

— А ты ль не за этом ко мне пришла? От дитятки-то избавляться. Оно срам какой — не жена, не вдова, а детки откуда-то берутся. Не порядок. Жизни никакой в деревне не будет. Они даже меня терпят с трудом, а тебя погонят палками да камнями. Кому ж ты такая нужна, без мужа-то? Замуж — зась, семье тебя и ребеночка малолетнего кормить не выгодно, а женщины из села побояться, что мужики их к тебе под юбку повадятся. Они даже меня, каргу старую, бояться. Ты хоть чья?

— Марфы и Торна.

— Те, что погибли? Так ты Милка, сирота ихняя?.. С отчимом и мачехой живешь?

Милка кивнула.

— Ах ты… Во как оно нелюбо складывается-то… Знаешь, не возьму я с тебя денег! Сироту каждый обидеть может. Грех на твоем хлопце большой! Сама б его прокляла! Торн и Марфа, что за люди то были! Жаль, что отец твой так помер, айя-яй! А Степа тут как тут. Не за того мужика Марфа вышла, ой не за того…

— Вы, поди, все про деревенских знаете?

— Никто не сознается, но все они ко мне захаживают. И ты — по самой невинной причине. Нет чтобы в храм к Богине грехи замаливать… Нет! К старой ведьме плетутся, да чтобы ноченька потемнее, а час не первый. Но ты-то дело другое. Тебе я и так помогу в добрую память о твоей матушке.

— Как? — испугано воззрилась девушка на встающею ведьму.

— Ну, от проблемы твоей маленькой избавимся, — сказала та, почти прикоснувшись к девичьему животу.

Милка отпрыгнула от руки подальше:

— Вы что! Это же ребеночек мой и Бирта! Как же от него избавиться, коли любим мы друг друга, мочи нет.

— Бирт? — старуха задумалась, копошась в памяти. — Не тот ли парень, что все лето на постоялом дворе жил. Пил и кутил, Богини не стыдясь?