Как воронье срывается в полет,

Как небеса расхристаны и сиры...

И молодость — она не в нас живет,

Но где-то прежде, в молодости мира.

Меж тем поодаль шум иной возник,

Вступала сталь каким-то новым ладом.

Я покидал березовый тайник

И торопился к каменным громадам.

И город был сияньем обагрен

Едва заметным, но неоспоримым,

И я входил, как на заре времен,

И шел — как мытарь Иерусалимом.

Навстречу мне такие же, как я,

Шли люди в озаренье красноватом,

И мы сходились, как одна семья,

Где всякий был родным и виноватым.

Но мы родство таили в бездне глаз.

Движенья были сослепу неловки.

И притекали новые из нас

К автобусной заветной остановке.

Любой дышал, как будто ношу нес.

Походки тяжки, лица воспаленны.

И вдалеке гремел мусоровоз,

Как будто поступь танковой колонны.

Нечистым газом бил из-под крыла...

Казался воздух огненосней кремня.

Рассвет не шел. Заканчивалось время,

Дышала вечность, за сердце брала...

1976

* * *

                                                           Ю.Кублановскому

Морозное солнце над серым вокзалом,

Дымы на слепящих верхах,

И зелень листвы по садам обветшалым —

Серебряный блеск на ветвях.

Откуда в столице такая погода

В октябрьский полуденный час?

С архивного полузабытого года

Такого не знают у нас!

Сырой листопад налетает со снегом

На семь москворецких вершин,

И смотрятся жадным монгольским набегом

Разъезды служебных машин...

Об эту блаженную смутную пору

Нам чувствовалось заодно,

Что Богу живому иначе, как вору,—

Навстречу безвластию, голоду, мору —

Прокрасться сюда не дано.

На голос друзей, по звонкам телефонным

Еще я срываться могу...

Но страшно взглянуть: под раскидистымкленом —

Зеленые листья в снегу.

1976

* * *

На рассвете звенят возбужденно,

Подымаясь со сна, города.

Спи сегодня без горя и стона,

Спи по-прежнему, спи, как тогда.

Как жилось нам единожды, помнишь?

Небо в росчерках звездных хвостов —

И держали раздетую полночь

Напряженные руки мостов.

Так тепло, будто ветер на воле

Не гуляет вовсю за стеной.

Так беспамятно — крысы в подполье

Не спугнут нас до утра с тобой.

Только жадно сцепляются руки,

Да безвольно бормочут уста —

И слова, разлетаясь на звуки,

Рвутся прочь, как птенцы из гнезда.

Несмышленая, враг мой любимый,

Там, меж арок и кариатид,

Нешто все еще неумолимый,

Резкий снег между нами летит?

Сердце мира спешащего, злого

Бьется в ритме столичного дня.

Я устал от недоброго слова —

Только ветер и держит меня.

Разве зря в ту блаженную пору

Голоса пролагали следы

Сквозь осеннюю звездную свору

Над игралищем невской воды?

Сядем рядом — и карты раскроем:

В ускользающий нынешний час

Эта память

          да будет покоем

От зимы, ненавидящей нас.

1976

* * *

Ты помнишь: мост, поставленный над черной,

Неторопливо плещущей водой,

Колокола под шапкой золоченой

И стойкий контур башни угловой.

А там, вдали, где небо полосато,

В многоязыком сумрачном огне

Прошла душа над уровнем заката —

И не вернулась, прежняя, ко мне.

Когда же ночи темная громада

Всей синевой надавит на стекло,

Прихлынет космос веяньем распада —

И мокрый ветер дышит тяжело.

Но смерти нет. И от суда хранима,

Как будто куща в облачной дали,—

В налетах дыма черная равнина,

И пятна крови в гаревой пыли.

Пора мне знать: окупится не скоро,

Сверяя счет по суткам и годам,

Полночный труд историка и вора,

Что я живым однажды передам.

Настанет день, и все преобразится,

Зайдется сердце ерзать невпопад,

И будет — март, и светлая водица

Размоет ребра зданий и оград...

И поплывет — путей не разобрать —

Огромный город — мерой не измерить.

Как это близко — умирать и верить.

Как это длится — жить и умирать.

1977

* * *

Зима устала быть собой.

И ей, за слабость эту,

Приказано трубить отбой

И дать дорогу лету.

Минуя стадию весны

(Раздолье очевидцу!)

Вступило столько тишины

И зелени в столицу.

Нисходит сумрак лучевой,

И посредине мая

Смеется мальчик, ничего

Не подразумевая.

Вот так кому-то невдомек,

Вот так никто не в курсе,

Какой назначен миру срок,

Какие судьбы ткутся.

1977

* * *

Похолодание прошьет роскошный май

И зелень по чертам фасадов.

Душа прояснится. Как хочешь понимай

Игру сердечных перепадов.

А время спряталось. Исчезло без следа,

Как мокрой осенью безлистой.

И сердце падает — как будто есть куда,

Как бы в колодец чистый-чистый...

1977

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

                                               Е.Чикадзе

1

В малахитовом полумраке

Луч заката недостижим.

Разве правда, что мы во прахе

Под холодной землей лежим?

И покамест парадным узким

По твоим я бреду стопам —

Город полон трамвайной музыки,

Расплескавшейся по мостам.

Лютовали по снегу тени,

Стыли трупы на площадях —

Но текут, не спеша, ступени,

Будто чуя хозяйский шаг,

Будто факелы тьму расшили,

Будто праздник и фейерверк...

А ступени все шире, шире

Разрастаются — вверх и вверх.

А у нас — так, что нету мочи,

Днем неистовствует жара,

Да в сиянии полуночи

Бьют по зелени прожектора.

А у вас — будто розгой высечен:

И прикрыт отходящий мир

Этим северным небом выцветшим,

Синью, выполосканной до дыр.

И бессильно в волнах качается,

Опрокинувшийся вверх дном...

А у нас — синева сгущается,

Зелень черная под окном.

Чашка белая. Черный кофе.

Струйка пара. Благая весть.

Хорошо, что в составе крови

Благодарная память есть.

Эта память — любви бездонней,

И с обмолвками полусна,

Со щекотным теплом ладоней

Эта память сопряжена.

1977

2

Когда пришлют за мной небесных выводных

И скажут: вам пора, все ваши песни спеты,—

Возьмут мои стихи и перечтут — а в них

Одни рассветы да рассветы.

Вот так единожды, когда пришлют за мной,

Завижу явственно в конце бесповоротном,

Как зори дней моих горят голубизной

В огне прекрасном и холодном.

На то и речь моя, чтоб нам с утра глядеть

Во власти страхов и сомнений

На небо чистое, когда сквозь веток сеть

Забрезжит дивно свет осенний.

А воздух ясно зрим, и гулом напоен,

И дворники листву размеренно сметают,

И крики черных птиц о давности времен

Отчетливо напоминают.

Теперь душа моя срывается туда,

Где нынче ветреней и небосвод — багровей,

И вновь беседовать выходят города

На языке рассветных кровель.

Ну что ж, сударыня, за мир, угодный нам,

За дружбу трепетную нашу

Навстречу стынущим надменно временам

Заздравную поднимем чашу.

Чтобы упрямый луч победно засверкал

По жестяному скату крыши,

Чтоб солнце, задрожав поверхностью зеркал,

Осколки пламени распространяло выше.

1979

* * *

Любимая, считаю дни,

Минуты и часы до встречи.

Шепнешь — откликнется далече:

Пойми, прислушайся, усни.

Сегодня август, и поверь: