«Осколок голубых небес…» Осколок голубых небес В глазах ты сохранила, А в шишке — весь сосновый лес, Где пела и бродила. А в сердце всю свою любовь К ушедшей жизни, крову. Их воскрешает вновь и вновь Молитва, память, слово. «Предметов этих дорогих…» Предметов этих дорогих Еще касались руки Любимые. Еще на них Ни слова о разлуке. Они с тобой из года в год И близость их не мнима, И дома наклонился свод, Как верность, — молчаливо. А мир с извечной суетой, — Чужие поколенья — К ним не пойдешь, старик седой, За словом утешенья. «Не сегодня, так завтра здесь выпадет снег…» Не сегодня, так завтра здесь выпадет снег. Наша осень ушла без следа. Лишь умерших друзей снова снится набег, — На свиданье пришли, как тогда. Огонек не угас, но хозяина нет И хозяйка давно уж не та… Только в доме осталась от прожитых лет Теплота. «Утро раннее. Хлеб на столе…» Утро раннее. Хлеб на столе, Озаренный потоками света. Безошибочность есть в ремесле, В светотенях художника лета. Совершенен и благословен Этот час. Когда снова и снова Всех, покинувших горестей плен Я принять в моем доме готова, С ними хлеб разделить и вкусить… Словно лето здесь «Лето Господне», Словно завтра, вчера и сегодня Можно в сердце сегодня вместить. Toussaint Ветхая, в платьице ветхом, К мужу, что мирен и нем, С вечно зеленою веткой, С целым снопом хризантем Нынче спешишь на кладбище. Медленный дождь моросит. Осенью поздней и нищей Зовы исходят от плит. И незаглохшею связью С тем, что давно отцвело, — Кольца с источенной вязью — Имя, и год, и число. «Твой чекан, былая Россия…» Твой чекан, былая Россия, Нам тобою в награду дан. Мы — не ветви твои сухие, Мы — дички для заморских стран. Искалеченных пересадили, А иное пошло на слом. Но среди чужеземной пыли — В каждой почке тебя несем. Пусть нас горсточка только будет, Пусть загадка мы тут для всех — Вечность верных щадит, не судит За святого упорства грех. «Равнина. Облака над нею…»
Равнина. Облака над нею. Избушка. И поля, поля… Коснуться их уже не смею, О новой встрече не моля. Лишь церкви древней, деревянной Мне купол видится в крови. Ей кланяюсь смиренно, тайно, Как первой кланяюсь любви. Вдова Сколько решимости, мужества, скорби Было на этом лице. Нет в мире силы, что плечи ей сгорбит При целованьи, в конце. Горе не ветер, сгибающий долу, — Нет, выпрямляет оно. Мелкое тонет, не жалят уколы, Сердце с большим заодно. Встречный, склоняясь, уступит дорогу, Царское бремя нести. Кто-то идет от порога к порогу Горем дома окрестить. «Прилетают пчелки на могилу…» Прилетают пчелки на могилу, Розмарина навещают куст. Он цветет с весенней дерзкой силой Тысячью полураскрытых уст. В день октябрьский пасечник богатый Вынет вязкий, золотистый мед, И жена в больничную палату Каплю меду мужу принесет. То привет неведомому другу И с твоей могилы, старый друг. Так любовь благословенным плугом Пашет землю бедную вокруг. «Стою под старою оливой…» Стою под старою оливой, Быть может, помнящей Христа. Корней свиваются извивы, Дупла открылися уста. Ты помнишь дни Его и ночи Под зыбью легкою ветвей, Когда поет полночный кочет Иль утра дует суховей? Иль миг, когда в изнеможеньи, Простая женщина, как я, Коснувшись, просит очищенья, — Совсем иного бытия? «Жизнь требует жизни, волнений, хлопот…» Жизнь требует жизни, волнений, хлопот, То радости слезной, то скорби сухой. От будничных сердце устало забот И хочет, как птица, уснуть под стрехой Родимого дома, где в комнатах свет, От ламп керосиновых тени в углах, Где муж и отец собрались на совет Помочь, как и прежде, шагнуть через страх. |
