— Где ты, моя милая? — сварливо спросил он. — Я слишком стар, чтобы играть в прятки.

— Здесь, мой лорд.

Поскольку он все равно шарил где-то левее, так как не расслышал, она повторила свои слова очень громко. Это, наконец, привело его к подножию кровати.

— Ну? Ну? Чего ты ждешь? — спросил он все тем же сварливым тоном, стоя у подножия кровати, но не делая попыток забраться в постель. — Ты что, не видишь, что мой воин нуждается в помощи, чтобы встать для тебя? Подойди и поиграй с ним, жена.

Эта дряблая штучка называется воином? Ровена негодующе вскрикнула, но он не услышал. Лионе смотрел куда-то на кровать, но не прямо на нее.

— Я не буду возражать, если ты поцелуешь его, моя дорогая. Рука девушки взметнулась ко рту, потому что от одной мысли о подобном ее начало тошнить. Если бы он мог видеть выражение ее лица, ему бы стало не до смеха. Но Годвин так же слеп, как и глух.

Сейчас Ровена действительно была готова убить Гилберта за все это.

— Ну? Ну? — опять потребовал Лионе. Его глаза начали шарить по кровати, но он все еще не мог определить, где она находится.

— Где ты, глупое дитя? Я что, должен позвать моего человека, Джона, чтобы найти тебя? Ты с ним скоро встретишься. Если через месяц окажется, что я не обеспечил себе наследника, то отдам тебя Джону, чтобы он сделал это. Я слишком стар, чтобы жениться еще раз. Ты последняя, и я, так или иначе, буду иметь от тебя сына. Что ты скажешь на это?

Зачем он пытается пугать ее? Правильно ли она его поняла?

— Я бы сказала, мой лорд, что слышу человека, потерявшего надежду. Правильно ли я вас поняла? Вы отдадите меня этому Джону, чтобы он сделал мне ребенка, если вы не сможете?

— Да, я привязан к Джону и не возражаю против того, чтобы назвать его сына своим. Чем отдавать все брату… Пусть лучше это будет человек, которому я доверяю больше, чем другим.

— Почему бы вам просто не признать Джона своим сыном?

— Не будь такой глупой, девочка. Никто не поверит, что он — мой сын. Но ни у кого не будет сомнений, что твой ребенок — это мой.

Возможно ли такое? Мужчины, оказывается, еще хуже, чем она думала. Лионе собирается спаривать собственную жену, как спаривают коров или свиней. Если это не получится с Джоном, он попробует свести ее еще с кем-нибудь. Гилберт не будет протестовать, сообразила она, поскольку его цель та же — ребенок.

Милостивый Господь, неужели ей действительно придется пройти сквозь все это? Он настолько слаб, что она, конечно, может убить его без труда. Но что будет тогда с матерью?

— Я долго буду ждать? — Лионе повысил голос. — Иди сюда и помоги мне, и сейчас же!

Это прямой приказ, который нельзя игнорировать, но Ровене было ясно, что ее вырвет, если она прикоснется к нему.

— Я не могу, — сказала она достаточно громко, чтобы не пришлось повторять еще раз. — Если вы намерены взять меня, то сделайте это. Я не буду помогать вам.

Его лицо сделалось багровым от гнева, она была уверена, что ни одна из десяти его жен не решалась возражать ему. Будет ли он бить ее? Очевидно, у него самого не хватит сил на такое действие.

— Ты… ты…

Но продолжения не последовало. Казалось, его глаза вылезают из орбит. Он потемнел лицом, схватился рукой за грудь. Она уже хотела сказать ему что-нибудь успокаивающее, но прежде, чем промолвила хоть слово, Годвин отклонился назад и беззвучно упал на пол.

Она свесилась с кровати, разглядывая его. Лионе лежал неподвижно, рука прижата к груди. Грудь не поднималась.

Ровена продолжала смотреть на него. Мертв? Неужели ей так повезло? Что теперь будет делать Гилберт? Это не ее вина. Хотя? Если бы она не отказала… Но откуда ей было знать, что малейшее неповиновение убьет его?

Но неужели он действительно мертв? Она не хотела его касаться. Даже сейчас мысль о том, чтобы дотронуться до него, отпугивала ее. Но кто-то должен убедиться в его смерти? Она спрыгнула с кровати, подбежала к двери и выскочила в коридор — прямо в объятия Гилберта.

— Ага, так я и думал, — с явным неудовольствием сказал он. — Ты пытаешься сбежать. Но тебе не удастся. Возвращайся обратно и…

— Он мертв, Гилберт! — выпалила Ровена.

Его рука больно стиснула ее плечо, и она поспешила в комнату. Гилберт подошел к лежащему старику. Когда он поднял глаза на нее, они были темны от гнева.

— Как ты это сделала?

Она отступила, ошеломленная таким обвинением.

— Нет, я вообще не дотрагивалась до него, и здесь нет вина, кроме того, что принес ты, но и его он не пил. Лионе даже не успел лечь в кровать. Он схватился за грудь и упал у подножья.

Гилберт посмотрел на ее мужа и вынужден был поверить ее словам. Он накинул халат на тело лорда Годвина.

После минутного раздумья Гилберт сказал:

— Не покидай комнату и не впускай никого.

— Что ты собираешься делать?

— Найти ему замену. Теперь необходимо, чтобы ты забеременела и как можно скорее. И будь я проклят, если этого не произойдет.

Ее глаза увлажнились, когда она поняла смысл его слов.

— Нет, я не…

— Ты сделаешь это, — отрезал он, — если хочешь увидеть свою мать живой.

Теперь сказано открыто то, о чем она только подозревала, и не было никаких сомнений, что он выполнит все, что обещает. Но какой кошмар ее ожидает… подставное лицо.

Она безнадежно спросила:

— Как ты можешь надеяться все это сделать? Он же умер.

— Никто не должен ничего знать, пока не станет ясно, что ты будешь иметь ребенка. Если не возникнет особой необходимости, сиди в этой комнате.

— С трупом?

— Нет, я уберу тело, — нетерпеливо объяснял он. — Когда надо будет хоронить его, найду какое-нибудь другое. В любом случае Лионе будет похоронен раньше, чем его брат узнает о его смерти, а ты должна быть уверена в ребенке прежде, чем он приедет заявлять свои права. Но он не получит ничего. Годвин тоже хотел этого.

Гилберт сказал нечто, отдаленно похожее на правду, но разве это оправдание тому, что он собирался сделать?

И он говорит с ней так доверительно о своих планах… Но почему бы и нет? В этот момент жизнь ее матери зависит от послушания Ровены.

Они окружили его, когда он шел из общей умывальной комнаты в гостинице. Пятеро из них были одеты в форму пехотинцев, хотя он сомневался, что это их одежда. Скорее, воры. Беззаконие процветало во всех городах, где был слабый сеньор или взяточники олдермены. Но в Киркбурге он с этим еще никогда не сталкивался.

Конечно, глупость с его стороны — прийти сюда только с одним оруженосцем. Для того лишь, чтобы привести себя в порядок перед встречей со своей невестой. Немного тщеславия — и вот как все обернулось. Слишком долго он полагался на свою репутацию человека, который не останется в долгу перед обидчиком, отчего все держались от него подальше. Это служило ему хорошую службу уже много лет. Но, чтобы подобная репутация действовала, она должна быть известна, а здесь его никто не знал.

Уоррику де Чевилу можно было простить его беспечность, хотя сам себя он ни за что бы не простил, так как вообще был не из тех, кто легко прощает. Но город выглядел таким мирным и благополучным, а голова его занята предстоящей свадьбой. Он хотел жениться в третий раз и вовсе не желал, чтобы новая жена боялась его, как это было с двумя предыдущими. Уоррик очень надеялся на леди Изабеллу. Уже год он за ней ухаживал все свободное время, и это было так на него не похоже. Ее отец отдал бы ее немедленно, так как очень рассчитывал на этот брак, но Уоррику хотелось завоевать расположение Изабеллы, и без этого он не заключал брачный контракт. Теперь, добившись поставленной цели, Уоррик горел желанием сделать молодую леди своей.

Изабелла Малдунт не только очень красива, у нее нежный голос, веселый характер и обворожительное чувство юмора.

Уоррик ценил юмор. Он хотел любви и веселья — чего у него не было с тех пор, как он потерял свою семью, и ничего, кроме ненависти и горечи, не заполняло его нынешнюю жизнь. Он любил двух своих дочерей — легкомысленных и эгоистичных созданий, но не мог переносить долго их тщеславия и пустозвонства. Уоррик хотел домашнего уюта, какой был у него самого в детстве, такого, чтобы удержать его дома, а не гнать на войну; и он хотел сына.