— Не по той же причине. Я знаю теперь, что он не убьет меня — по крайней мере не из-за моих владений, — добавила она с болезненной улыбкой. — Я боюсь его гнева, если он решит, что я обманывала его, не признаваясь в этом. За это я могу опять угодить в его темницу.

Улыбка Милдред была еще более болезненной.

— И скорее, чем ты думаешь, моя дорогая. Ровена нахмурилась.

— Как это?

Милдред огляделась, чтобы убедиться, что они сейчас одни.

— Леди Беатрис затаила злобу с тех пор, как узнала, что ее выдают замуж за мальчишку из Малдуитов. Она в бешенстве на Уоррика, и если она чего унаследовала от отца, так это его мстительность. Она хочет заставить его пожалеть о том, как он с ней поступил, и хочет отыграться на тебе. Глаза Ровены расширились.

— На мне? Но она пользуется властью теперь, когда Уоррик уехал?

— Некоторой, далеко не полной, но она слишком умна, чтобы полагаться на это и больше ни на что. Я подслушала ее разговор с сестрой прошлым вечером, и действительно умно то, что она задумала. Она не знает, за какое преступление Уоррик превратил тебя в пленницу, никто не знает, но она планирует приписать тебе кражу.

Ровена прикрыла глаза, потому что вдруг поняла.

— Она скажет, что я украла что-нибудь у нее.

— Да, и не что-нибудь, а ее наиболее ценную игрушку — жемчужное ожерелье, подаренное Уорриком. Мелисант поддержит ее, скажет, что только тебя видела в комнате перед тем, как оно пропало. Беатрис потребует потом обыскать ткацкую, а также комнату Уоррика, а именно там она спрячет в укромном месте ожерелье, чтобы подтвердить твою вину.

— И она даже не будет настаивать на том, чтобы меня посадили в темницу. Это будет сделано в любом случае до возвращения Уоррика, а он может поверить наговору. Он так часто называл меня маленьким воришкой. Он будет принужден наказать меня, сурово — возможно…

— Это не твоя забота, детка. Что случится с тобой до его возвращения, именно то, чем и надеется Беатрис удивить Уоррика. Ровена нахмурилась.

— Но Джон Гиффорд…

— Его нет. Там другой тюремщик, известный своими злоупотреблениями над пленниками. Ровена побледнела.

— Я… я видела его.

— И это еще не все. Беатрис будет настаивать на твоем допросе, чтобы якобы узнать, что еще украдено. Ты знаешь, как допрашивают пленников?

— Пытка?

— Да. Эта стерва надеется, что ты будешь изуродована, и… и потому Уоррик не захочет больше тебя видеть, и еще более — что ты потеряешь бэби. Вот чем она думает уязвить его, потому что знает — все знают, как он хочет сына, пока и незаконного.

— Все, меня тошнит.

— Я понимаю, — сочувственно сказала Милдред.

— Нет, действительно тошнит.

И Ровена выбежала в умывальную.

Когда Ровена вернулась, Милдред смочила полотенце холодной водой и положила ей на лоб. Ровена с благодарностью посмотрела на нее и спросила:

— Когда она собирается это осуществить?

— Когда Беатрис опоздает к вечерней трапезе. Это будет ее объяснение — что она хотела надеть ожерелье и не нашла его. Но ты сможешь уйти до того. Я приготовила тебе сумку с едой и одеждой — кое-что из твоей, но также из одежды служанки, потому что тебе надо соответственно одеться, чтобы можно было незаметно передвигаться. Я спрятала сумку в прихожей, и все ждала, когда ты выйдешь сюда.

— Я слишком долго спала.

— А, так наш план работает?

— Твой план, ну да, похоже на то, — Ровена усмехнулась. — Но это теперь не имеет значения.

— Нет, будет иметь большое значение, когда вернется Уоррик. И тебе вовсе не нужно уходить далеко. В лиге отсюда есть лес, достаточно густой, чтобы спрятать целую армию. Будь там поближе к опушке, и я пошлю Уоррика за тобой, как только смогу объяснить ему, что было необходимо, чтобы ты ушла.

— А ты не пойдешь со мной, Милдред?

— Мое отсутствие заметят слишком быстро, а это привлечет внимание к тому, что и тебя нет. А так они не начнут искать, пока Беатрис не обвинит тебя. И тебе легче будет выйти незамеченной в одиночку, мне надо быть здесь, чтобы убедить Уоррика в том, что Беатрис лжет.

— Ты забываешь, что он не слушает оправданий — по крайней мере от нас, — сказала Ровена тихим голосом. — Если я должна уйти, то лучше мне не возвращаться. Турес не слишком далеко отсюда…

— Это добрых три дня ходьбы пешком, — воскликнула Милдред с ужасом.

— Но мои люди там помогут мне или спрячут меня, пока я смогу придумать, как освободить мать из замка Эмбрей.

— Ровена, не может быть и речи о таком далеком переходе пешком и одной. Положись на Уоррика. Дай время, он поймет, что к чему. Я чувствую это.

Ровена покачала головой.

— У меня нет такого доверия. И теперь, когда думаю об этом, я не хочу, чтобы человек, который так испортил своих детей, воспитывал моего ребенка, понимаешь, Милдред?

— Его ошибка в том, что он этим не занимался, но вспомни, у них не было матери, которая бы за ними могла постоянно присматривать.

— Милдред, сейчас не время обсуждать этот предмет, — нетерпеливо оборвала ее Ровена. — Скажи мне только, как я смогу пройти ворота.

Что Милдред была недовольна тем, что ей не дают обсудить эту тему, было очевидно по натянутому выражению ее лица.

— Там только один сторож у внешних ворот. Ты пройдешь, пока я буду отвлекать его. Однако, если ты столь решительно настроена бежать, подожди в лесу один день, — нет, лучше, два дня, пока здесь поутихнет. Я смогу тогда присоединиться к тебе.

Ровена обняла ее с облегчением. — Спасибо.

— Благодари меня после того, как я всю дорогу до Туреса буду брюзжать и говорить, какую глупость ты совершаешь.

Лес — не самое приятное место для одинокой женщины, особенно когда в каждом звуке ей чудится подступающий к ней вор или убийца. Небо затянулось тучами еще до захода солнца, так что не было видно луны. Время тянулось для Ровены бесконечно. Она пыталась заснуть и не могла, единственным ее утешением стало то, что дождь так и не пошел.

Она не чувствовала никакого удовлетворения от того, что ей так удачно удалось бежать. Земля была слишком жесткая, и даже шерстяная накидка служанки, накинутая поверх ее собственной одежды, не спасала от холода. В лесу она переоделась в свою собственную одежду в знак протеста против того, что ей пришлось тайком, в крестьянской одежде, бежать из крепости. Яркий желтый корсет и алая накидка — вот что она надела на себя, чтобы почувствовать себя самой собой, не запуганной угрозами жестокого дракона Фулкхеста.

Фулкхест… она бы желала, чтобы хватило смелости дождаться его возвращения, но у нее совсем не было той уверенности в нем, что была в Милдред. Он мог быть не столь жестким, как она думала о нем поначалу, но все же способен на жестокое возмездие и суд, и она не сомневалась в том, что, если он поверит, что она украла ожерелье, то будет наказана как любой другой вор.

Был конечно шанс, что ей будет дана возможность доказать свою невиновность, но вряд ли, учитывая его мнение о ней, — ничего хорошего, спасибо Гилберту — и она не может рисковать.

Ровена почувствовала, что сама испытывает некоторое желание отомстить этой маленькой юной леди за то, что она вынудила ее бежать из крепости. Леди никогда не покидают свой дом без надлежащего вооруженного эскорта. И даже крестьянки обычно выходят в сопровождении одного или двух стражей.

Но она была здесь совершенно одна, только с маленьким кинжалом, который Милдред положила ей в сумку для защиты. Милдред положила также два красивых корсета, которые Ровена сможет продать, если достигнет города, но это было очень большое «если», и слишком много неприятных вещей может случиться прежде.

Когда она подумала об этих неприятных возможностях, ее мысль очень легко переключилась на надежду, что Беатрис де Чевил все же получит когда-нибудь вознаграждение, которое она заслуживает.

Если злоключения Ровены когда-нибудь закончатся, она может появиться перед Беатрис как призрак, требующий возмездия… да; это будет просто возмездием. Уоррику пришлась бы по душе такая идея.