– Мам, – сказала Кейт, убирая последнюю тарелку, – я и Талли покатаемся на великах в парке, хорошо?
– Мы с Талли, – поправила дочь миссис Муларки, пролистывая телевизионную программу. – И будь дома не позже восьми.
– Ну, мама…
– Ровно в восемь, – поддержал жену мистер Муларки.
Кейт смущенно посмотрела на Талли.
– Видишь, они обращаются со мной как с маленьким ребенком.
– Ты даже не представляешь, Кейти, как тебе повезло. Ну, давай, пошли за великами.
Девочки гнали сломя голову по проселочной дороге, смеясь как ненормальные. На Саммер-Хилл Талли отпустила руль, и Кейт последовала ее примеру.
Добравшись до парка у реки, они поставили велосипеды под дерево, улеглись рядом на траве и стали смотреть в небо и слушать, как бурлит речная вода, разбиваясь о камни.
– Я должна кое-что тебе сказать, – наконец собралась с духом Талли.
– Что же?
– У моей матери нет никакого рака. Она – наркоманка.
– Твоя мама курит травку, я уже поняла.
– Да. И она все время под кайфом.
Кейт повернулась к подруге:
– Правда?
– Да.
– А зачем ты солгала мне?
Талли едва сдерживалась, чтобы не отвести глаза, так стыдно ей было.
– Так вышло.
– Но люди не врут просто так.
– Ты не знаешь, что это такое – стыдиться собственной матери.
– Ты смеешься? Ты бы видела, что надела моя мамуля на последний обед в…
– Нет, ты не знаешь, – твердо произнесла Талли. – Это совсем другое дело.
– Так расскажи мне.
Талли понимала, о чем просит ее Кейт. Она хотела, чтобы правда перевесила ложь. Но Талли не знала, сможет ли облечь в слова всю свою боль и доверить ее подруге. Всю жизнь она хранила свои тайны. И если, рассказав все Кейт, она потеряет ее, это будет просто невыносимо.
Но ведь если не рассказать, их дружба прекратится наверняка.
– Мне было два года, – наконец сказала она, – когда мама бросила меня в доме своих родителей. Она пошла за молоком, а вернулась, когда мне исполнилось четыре года. Когда мне было десять, она объявилась вновь, и я подумала, что это означает, что мать меня все-таки любит. В тот раз она забыла или потеряла меня в толпе. А следующий раз мы увиделись, когда мне исполнилось четырнадцать. Бабушка разрешила нам жить в этом доме и присылает каждую неделю немного денег. И так будет продолжаться до тех пор, пока моя мать снова не снимется с места, а она обязательно это сделает.
– Я не понимаю.
– Конечно, не понимаешь. Моя мама не такая, как твоя. Сейчас самый долгий период, который я провела рядом с ней за всю мою жизнь. Рано или поздно ей надоест сидеть на одном месте, и она снова умотает куда-нибудь без меня.
– Но как может мать поступать так с собственной дочерью?
– Наверное, во мне что-то не так, – пожала плечами Талли.
– С тобой все в порядке. Это она – лузер. Но я так и не пойму, почему ты обманула меня.
Талли наконец нашла в себе силы посмотреть подруге прямо в глаза:
– Мне очень хотелось тебе понравиться.
– Так ты сделала это из-за меня? – Кейт рассмеялась.
Талли хотелось спросить ее, что такого смешного она в этом нашла, но Кейт вдруг оборвала смех и строго сказала:
– Больше никогда не ври мне, ладно?
– Можешь не сомневаться.
– И мы будем лучшими подругами навсегда, – серьезно произнесла Кейт. – Хорошо?
– То есть ты всегда будешь рядом, когда нужна мне?
– Всегда, – пообещала Кейт, – что бы ни случилось.
Талли чувствовала, как радость распускается в душе подобно экзотическому цветку. Она словно бы слышала в воздухе его медовый аромат. Впервые в жизни она почувствовала в себе уверенность и спокойствие.
– Навсегда, – повторила она следом за Кейти. – Что бы ни случилось.
Кейт запомнила то лето после окончания восьмого класса как лучшее в своей жизни. Каждый день она безотказно делала всю работу по дому, которая лежала на ней, сидела с братом до трех часов, пока не возвращалась мама, ездившая с утра по разным хозяйственным делам и по делам благотворительного фонда. После этого Кейт была свободна. В выходные же она чаще всего могла распоряжаться своим временем с самого утра.
Они с Талли объездили на велосипедах всю равнину и провели немало времени, сплавляясь на автомобильных покрышках по реке Пилчук. А после обеда они обычно расстилали на траве полотенца, облачались в связанные крючком яркие бикини, смазывали кожу смесью масла для младенцев и йода и слушали музыку на молодежном канале в транзисторе, который всегда брали с собой. Они говорили обо всем на свете: о фильмах, о моде и музыке, о мальчишках и о войне, и о том, что происходит за пределами их маленького мира. О том, как здорово будет вместе стать журналистками и прославиться. О кино. Запретных тем у них не было.
В конце августа девочки собрались отправиться на ярмарку. В комнате Кейти они взяли косметику. Ведь Кейти придется переодеться и накраситься, только когда они выйдут из дома. По крайней мере, если она хочет выглядеть клево. Ее мама по-прежнему считала, что Кейт еще рано краситься и одеваться по-взрослому.
– Топик положила? – спросила подругу Талли.
– Положила, – отозвалась Кейт.
Радуясь, как замечательно они все придумали, девочки спустились в гостиную, где подремывал в своем кресле-качалке отец Кейти.
– Мы отправляемся на ярмарку, – громко произнесла Кейт, радуясь, что матери нет дома – Марджи наверняка заметила бы, что сумка слишком велика для поездки на ярмарку, и своим рентгеновским зрением, возможно, разглядела бы сквозь макраме и одежду, и туфли, и косметику в сумке.
– Будьте осторожны, девочки, – сказал мистер Муларки, не поднимая головы.
Он говорил это каждый раз с тех пор, как подруги стали наведываться в Сиэтл. В новостях только и было разговоров что об убийце по имени Тед. Имя его стало известно, когда одной из жертв нападения удалось уцелеть. Девушка сумела описать маньяка. Это случилось в национальном парке штата у озера Саммамиш. Школьницы по всему штату были напуганы так же, как и их родители. Каждый желтый «фольксваген-жук» провожали глазами, гадая, не прячется ли внутри этот Тед.
– Мы будем суперосторожны, – улыбнувшись, ответила Талли.
Ей было приятно, что родители Кейт волновались и за нее.
Кейт пересекла комнату, чтобы поцеловать отца на прощание. Бад обнял дочь, затем вручил ей десять долларов.
– Повеселитесь как следует.
– Спасибо, па.
Они с Талли пошли к калитке, помахивая своими сумками.
– Как думаешь, Кенни Марксон будет на ярмарке? – спросила Кейт.
– Ты слишком много думаешь о мальчиках.
Кейт шутливо толкнула подругу бедром.
– Это на тебе он помешался.
– Тоже мне поклонничек! Я же его выше.
Неожиданно Талли встала как вкопанная.
– Ты что, Талли? Я чуть не налетела на тебя! Иди!
– О нет! – в ужасе прошептала Талли.
– Что случилось?
И тут Кейт увидела припаркованный у дома подруги полицейский фургон.
Схватив ее за руку, Талли потащила Кейт к калитке, и они побежали через улицу к дому Талли. Входная дверь была распахнута настежь.
Полицейский ждал их в гостиной.
При виде девочек его широкое лицо расплылось в улыбке, отчего приобрело клоунское выражение.
– Здравствуйте, девочки, – сказал он. – Я – офицер Дэн Майерс.
– Что она сделала на этот раз? – едва переведя дыхание, спросила Талли.
– Около озера Квино был марш протеста против истребления пятнистых сов. Ситуация вышла из-под контроля. Твоя мать и еще несколько человек устроили сидячую забастовку. Полиции Вейерхойзера пришлось попотеть. Но хуже всего, что из-за непотушенной сигареты в лесу начался пожар. Только недавно удалось его потушить.
– Дайте угадаю: ее отправят в тюрьму?
– Ее адвокат добивается добровольной госпитализации для лечения от наркозависимости. Если ей повезет, пролежит какое-то время в больнице. Если же нет… – Полицейский не закончил фразу.