Бронзовые орудия очень берегли, старались не терять, а если они ломались, то шли в переплавку. А ведь археолог в большинстве случаев сталкивается со сломанными, негодными, выброшенными вещами. Редко попадаются орудия утерянные, еще реже — спрятанные.

Археологов уже давно начали интересовать вопросы древнейшей металлургии и горного дела. И не только техника выплавки металла и изготовления орудий, но и источники различных видов сырья (металлических руд, различных пород поделочного камня, в том числе драгоценных и полудрагоценных камней) и способы их разработки. О том, что разработки эти должны были быть значительными, говорило количество металлических изделий на многих территориях. Особенно, если учитывалось при этом несовершенство процесса выплавки. Начались специальные исследования, в результате которых открылась новая, до сих пор еще сравнительно мало изученная, но очень важная сторона деятельности первобытного человека. В своих поисках археологи, не впервые уже, объединились с геологами.

…Главный штаб узбекских геологов расположился на одной из центральных тенистых улиц Ташкента. Стены комнат и коридоров большого четырехэтажного дома заставлены стеллажами, на столах свертки разноцветных карт и чертежей, стопки отчетов, полевых дневников и пикетажных книжек. В одной из небольших комнаток управления меня встречает уже немолодой, но очень живой и подвижный человек. Это Степан Владимирович Лопатин, начальник одной из партий Ревизионно-тематической экспедиции. Взгляд сразу же обращается к стеллажам с образцами пород — крупными и мелкими бесформенными кусками, черными и кроваво-красными, серыми, белыми, однотонными или с живописно изогнутыми цветными прослойками. Одна полка, другая, третья… Но что это? Как это попало сюда, к геологам? Коробки с обломками древней посуды — первобытной, античной, средневековой. Кремневые орудия — ножевидные пластинки, наконечники стрел. Массивные, грубообитые каменные молоты.

Знакомлюсь с работающими в комнате сотрудниками партии; один из них оказывается археологом, недавним выпускником кафедры археологии Ташкентского университета. Непосвященному многое может объяснить официальное название партии, несколько длинноватое, но вполне понятное: «Партия карты древней горной деятельности». Вот оказывается почему на стеллажах вместе с образцами руд и минералов лежат обломки древней посуды и кремневые орудия.

Уже несколько лет работают С. В. Лопатин и его товарищи на равнинах Кызылкумов, в горах Чаткала и Курамы. Тысячи километров разведывательных маршрутов, сотни нанесенных на карту пунктов, где древний человек добывал руды, различные самоцветы, поделочный камень. Геологи встретили и настоящие рудники колоссальных масштабов, с шахтами и штольнями, системой водоотлива и вентиляции, с горами отвалов пустой породы, и небольшие корытообразные почти совершенно заплывшие ямки. В них добывали железные и медные руды, золото и бирюзу, тальковый камень и кремень. Всего, что добывалось в древности — от неолита до позднего средневековья на территории Узбекистана, пожалуй, и не перечислишь.

Могут спросить: при чем здесь геологи? Разве изучение памятников древней деятельности человека, определение их возраста по археологическим находкам — их дело? Может быть, правы скептики из Главгеологии (есть и такие!) в своем ироническом отношении к «горшкам и черепкам». Однако достаточно поговорить с С. В. Лопатиным, очень опытным геологом и энтузиастом своего дела, и становится понятным, почему не только археологи, но и геологи занимаются изучением древних горных выработок. Ясно становится, что им просто необходимо заниматься этим.

В течение трех лет С. В. Лопатин обследовал известные по древним и средневековым источникам, описаниям путешественников, отчетам геологов и географов древние разработки полезных ископаемых в Кызылкумах. Выяснился интереснейший факт: население Кызылкумов и прилегающих районов еще с древнейших времен отлично знало о скрытых в недрах земли богатствах.

Современные геологи-поисковики вооружены совершенными приборами и методами разведки полезных ископаемых. А у древних на вооружении было лишь отличное знание окружающей их природы. Многое из того, чего им не хватало для жизни, они научились брать в богатейших недрах Кызылкумов.

Геологи уже давно пытаются использовать в своих поисках наряду с современными методами и знания древних. В этом им помогают археологи. По этому же пути идут сейчас С. В. Лопатин и его товарищ. Результаты их работы говорят сами за себя: они уже обнаружили пригодные для промышленных разведок месторождения бирюзы, талькового камня, обсидиана, некоторых металлических руд, в том числе и очень ценных. Но исследователи ставят перед собой более широкие задачи: выработать методику, разработать систему поисковых признаков для обнаружения месторождений и определения их характера по следам древних выработок.

Без археологии здесь обойтись нельзя. И геологи ищут и находят в древних забоях и на осыпях отвалов древнюю керамику, каменные орудия рудокопов, все, что еще сохранилось от тех далеких времен. Оказывается, в оценке месторождений большое значение имеет датировка связанных с ними выработок — карьеров, траншей, штолен. Ведь горнодобывающая техника — различные приемы и орудия — все время совершенствовалась. Самых древних рудокопов по «технической оснащенности» трудно сравнивать с более поздними. Первые вырабатывали обычно лишь небольшие поверхностные участки месторождения с наиболее богатым содержанием металла или минерала, оставляя более бедные с их точки зрения, но очень перспективные с точки зрения современной практики участки. Вторые отрабатывали участки разной ценности и на больших площадях. Объем отвалов вынутой ими породы достигает иногда нескольких сотен тысяч кубометров. Археологические находки помогают определять время разработок, отдельные их этапы.

Древнейшие из известных в Кызылкумах горных выработок относятся к кельтеминарскому времени, то есть к III тысячелетию до н. э. Мы уже говорили о Бурлы 3 — месте, где добывался кремень и горная кожа. Недавно стало известно, что кельтеминарцы добывали и широко использовали для изготовления украшений и бирюзу — красивый голубой камень, издавна являющийся на Востоке одним из любимых самоцветов. Найдены остатки мастерских, в которых археологи собрали вместе с обломками бирюзы, бракованными и недоделанными бусинами десятки крайне миниатюрных, сделанных из кремня сверл. С их помощью неолитические мастера делали в бусинах отверстия для нанизывания.

По-видимому, в конце III или на рубеже III и II тысячелетий до н. э. произошло первое знакомство их с металлом — медью. А для II тысячелетия до н. э. — периода тазабагъябцев и суярганцев — следы медных плавок отмечены уже во многих пунктах Кызылкумов. Возможно, в это время начали добывать и золото.

Мы оставили тазабагъябцев и суярганцев на рубеже II и I тысячелетий до н. э. Близкое соседство их привело к смешению культур и закончилось постепенным растворением пришельцев с севера — тазабагъябцев — в среде населения южного происхождения. В IX–VIII вв. до н. э. позднесуярганская культура получила свое дальнейшее развитие в культуре амирабадской.

Амирабадское время — один из наиболее интересных периодов в истории Хорезма. Амирабадская культура — последняя культура эпохи первобытнообщинного строя. На протяжении этих двух веков мы видим на территории Хорезма последние неукрепленные поселения первобытных земледельцев и скотоводов. На смену им встают прорезанные бойницами высокие стены поселений и городов классового рабовладельческого общества.

Раньше мы уже упоминали об амирабадской культуре. Первые памятники ее были открыты экспедицией еще до войны. Сейчас на территории древней дельты археологи насчитывают уже около десятка амирабадских поселений и в их числе такой замечательный памятник древней культуры, как Якке-Парсан 2. Это уже настоящий поселок из более чем двадцати больших домов-полуземлянок с верхней частью из дерева, камыша и глины. Жилая площадь каждого из этих домов составляла 90–110 кв. м.