Чтобы не потревожить их, я ушел из сада.
Через несколько дней, зайдя к Шелемехе, я встретил там Барабаша и, оставшись с ним наедине, начал расспрашивать его о болезни Лиды.
Доктор подробно рассказал, что такое диабет, какие бывают формы диабета и чем он опасен.
У самого Барабаша был в последнее время болезненный вид, он сильно похудел, его порывистые движения выдавали скрытую тревогу.
Нужно сказать, что я до сих пор еще не знал как следует молодого врача. Иногда он казался мне очень хорошим, умным и симпатичным человеком, а иногда вызывал какое-то раздражение.
Я не знал, известно ли Барабашу о взаимоотношениях Лиды и Макаренко, но был уверен, что Барабаш чувствует разницу в отношении девушки к нему и к инженеру.
Вторым делом, сугубо занимавшим мои мысли, было таинственное исчезновение Тараса Чутя.
Пророчество Черняка не оправдалось: мальчик на следующее утро не появился. Телеграфные ответы, полученные железнодорожной милицией, свидетельствовали, что Тараса Чутя нигде не нашли. Не было его и в Староднепровске.
Мы узнали, что Тарас Чуть — воспитанник детского дома. Родители его несколько лет назад умерли от какой-то эпидемии. Мальчик учился в восьмом классе. Он отличался способностями и дисциплинированностью, мечтал поступить на географический факультет и стать путешественником-исследователем. О его проекте никто не знал, пока он не получил приглашение из редакции «Звезды». Только тогда он рассказал о своих замыслах. В детском доме не возражали против поездки, тем более что если бы он не попал сразу в редакцию, то заехал бы к родственникам матери, живущим совсем недалеко от вокзала.
Специальное следствие показало, что почти весь день, проведенный в поезде, мальчик лежал на полке и читал книгу. Проводник припомнил, что новый пассажир раза два просил у него чаю и, кажется, ходил обедать в вагон-ресторан. Удалось также установить, что перед вечером мальчик играл в шахматы с высоким пассажиром, севшим в поезд днем. Высокий пассажир сошел с поезда, не доезжая столицы. Был ли еще тогда Тарас на своей полке, проводник не помнил.
Аркадий Михайлович ездил в Староднепровск, но ничего там выяснить не смог. Возможно, что следователь Томазян, которому было поручено дело Тараса Чутя, знал больше, чем мы, но ничего не говорил, а только спрашивал.
Прошло две недели.
Аркадий Михайлович очень нервничал, обвиняя себя в том, что из-за него Тарас исчез неведомо куда.
Я как-то зашел к старику, чтобы немного успокоить его. Профессор встретил меня очень радостно, провел в свой маленький кабинет, посадил в кресло, а сам, возбужденно шагая из утла в угол, начал рассказывать, что он предпринимает для того, чтобы разыскать Тараса.
— Я хотел еще поместить в газету объявление, но следователь не позволяет. Просит немного подождать. Не понимаю. Ему все чудится какое-то преступление. А какое, скажите на милость, здесь может быть преступление? Кому этот мальчонка нужен? Денег у него не было, костюмчик и обувь дешевенькие, чемодан оставил в вагоне, калоши тоже…
Профессор остановился, задумчиво посмотрел на книжные полки, которыми были заставлены стены кабинета, и снова начал:
— Я думал, случилось какое-нибудь несчастье в дороге. Но ведь все несчастные случаи на железной дороге регистрирует железнодорожная милиция. Были в тот день два несчастных случая, но оба — со взрослыми разинями. О мальчике же ничего не известно.
Прошло несколько минут. Вдруг тишину нарушил звонок телефона. Аркадий Михайлович снял трубку и сказал:
— Ага-а!
То, что я услышал дальше, заставило меня насторожиться.
— Да, это его квартира, — сказал профессор. — Ну? Да, да, это я сам. Да, профессор Довгалюк. Слушаю вас… Откуда? Ага.
Наступила длинная пауза. Профессор внимательно слушал и вдруг взволнованно крикнул:
— Как его зовут?
Сразу же лицо его выразило крайнее разочарование.
— Нет, я такого не знаю.
Снова последовала долгая пауза.
— Кто со мною говорит? Как? Корсакова? Хорошо. Сколько к вам езды? Хорошо. Постараюсь сейчас выехать.
Когда он положил трубку, я спросил:
— Что-нибудь о Тарасе?
— Нет, — покачал головой профессор. — О каком-то Адриане Маковском. Не имею о нем ни малейшего представления.
— А что случилось, Аркадий Михайлович?
— Вы же слышали.
— Нет, это вы слышали, а не я.
— Да, да… Говорили из Демидовской хирургической больницы. У них уже две недели лежит тяжело раненный юноша Адриан Маковский. И никто в больнице не знает, есть ли у него тут какие-нибудь родные или знакомые. Сегодня он пришел в сознание и назвал, видите ли, профессора Аркадия Михайловича Довгалюка, то есть меня. А потом опять потерял сознание. Придется…
— Аркадий Михайлович, можно с вами?
— Пожалуйста. Только едем сейчас же.
10. ПАЛАТА № 32
Пока профессор собирался, я задумался над фамилией неизвестного больного: она показалась мне удивительно знакомой. Адриан Маковский… Не читал ли я о нем что-то совсем недавно? Я напряг память и вспомнил, что видел это имя в одном из последних номеров вечерней газеты. Но где оно там фигурировало?
— Аркадий Михайлович, есть у вас «Вечерка» за последние числа?
— Нет. А что?
Я объяснил. Но газеты не было, и мы решили не задерживаться.
Демидовская больница находилась очень далеко, и добраться до нее было трудно. Решили ехать автобусом, так как по телефону профессору сказали, что автобусная остановка возле самой больницы.
Спустя полчаса мы подъехали к расположенному посреди небольшого леска красному трехэтажному зданию. Через калитку в железных воротах мы прошли, никого не встретив. Только у подъезда, в вестибюле, мы увидели наконец швейцара и нескольких посетителей. Швейцар не обратил на нас никакого внимания, если не считать бдительного взгляда, брошенного на нашу обувь, Очевидно, его больше всего интересовала чистота ног посетителей. Убедившись, что тут все в порядке, он не спеша возобновил разговор с какой-то старушкой.
Не успели мы осмотреться, как в вестибюль вошла сестра. Аркадий Михайлович подошел к ней и спросил:
— Скажите, пожалуйста, где можно видеть доктора Корсакову?
Пристально взглянув на него, сестра в свою очередь спросила:
— Вы профессор Довгалюк?
— Да. Меня просили сюда приехать.
— Мы с нетерпением ждем вас. Сейчас я попрошу сюда доктора.
Один из посетителей, юноша, сидевший в углу, внимательно прислушивался к разговору. Едва сестра скрылась за дверью, он подошел к Аркадию Михайловичу.
— Я тоже жду вас, профессор, — сказал он.
Довгалюк удивленно посмотрел на него.
— Моя фамилия Маковский, — сказал юноша. — Адриан Маковский.
— Прошу прощения, — Аркадий Михайлович оглядел юношу с головы до ног, — прошу прощения, но вы, как я вижу, совершенно здоровы!
— Я? Разумеется, я здоров. Меня сюда вызвали.
— И вас вызвали?
— Главный врач вызвал меня по делу о моем паспорте.
Тут память моя совершенно прояснилась. Я вспомнил, что читал в газете объявления об утерянных документах и среди них было одно с фамилией «Маковский».
— Я потерял паспорт, — объяснял тем временем юноша, — а может быть, у меня его украли. Я дал об этом объявление. Позавчера оно было напечатано в газете, а сегодня мне позвонили, позвали сюда и сказали, чтобы я ждал вас. Вы знаете, где мой паспорт?
Аркадий Михайлович посмотрел на меня поверх очков, потом повернулся к юноше, беспомощно развел руками и сказал:
— Голубчик мой, впервые слышу и о вас и о вашем паспорте. Может быть, нам объяснят, в чем дело, те, которые нас сюда вызвали?
Вернулась сестра.
— Снимите, пожалуйста, пальто и наденьте халат, — предложила она профессору. — Пойдем в палату. Доктор ждет вас возле больного.
— Со мной этот товарищ, — Аркадий Михайлович указал на меня.
— Товарищ тоже наденет халат.
Выдав нам халаты, сестра повела нас на второй этаж. В конце длинного коридора она отворила дверь в тридцать вторую палату.