512 ВЛ. Коровин нее, считает он, дать им разные «имена». Их тесная связь подчеркнута и в стихотворном посвящении Александру I: Живейшим солнцем озаренна Страна Престола ТВОЕГО, Благоцветуща, - оживленна Влияньем неба своего; Прекрасна в ужасах Таврида, Где чада славились Атрида, Где предок ТВОЙ увидел свет, Должна ли в сей дышать картине, Как в лоне естества цветет? - МОНАРХ! - и слабый образ ныне И дивный подлинник его Ждут токмо взора ТВОЕГО. «Херсониде» автор предпослал «Предварительные мысли», где несколько подробней, чем в посвящении «Тавриды», изложил свои взгляды на стихосложение и отдал дань только что - с выходом книги А.С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) - возникшей полемике о языке. Сетования о забвении «точного национального вкуса», указания на «богатство древней нашей словесности», «старобытные песни», «народные повести» и поговорки, ссылка на англичан, негодующих, когда «иностранные слова празднуют у них в чужом покрое», и тому подобные суждения имели место и в «Тавриде». В «Херсониде» к списку порицаемых Бобровым заимствований (барельеф, мораль, натура, рельеф) добавились типичные галлицизмы из щегольского жаргона (азард, ангажировать, девиз, пикировать, фрапиро- ватъ, фронтиспис), а все рассуждение о языке заключено моралью в духе Шишкова: «Можно сказать, что мы в сем отношении, так сказать, ленясь протвердить отечественные зады, пленяемся более складками чужих азбук или чужими уроками. Забывать вовсе коренный, матерний славенский язык с неким горделивым небрежением есть то же, как своенравно подвергаться участи блудного сына или бесчувственности осляго жребяти. Неблагодарность к родителю всегда гибельна». Менее чем через год, в полемическом «Проис-
«Рассвет полночи»: история издания... 513 шествии в царстве теней» (1805), Бобров яснее обозначит свою позицию по этому вопросу20. Сам текст поэмы в новой редакции претерпел весьма существенные изменения. VII песнь «Тавриды» автор разбил на две (до и после смерти шерифа Омара), т.о. в «Херсониде» стало восемь песней. Начало I песни (ок. 70 стихов) Бобров переписал в основном рифмованными стихами и вынес в особый, открывающий «Херсониду» раздел «К единственному другу природы». Прежнее «Вступление», сходным образом переписанное, помещено в конце данного раздела. Зарифмованными в «Херсониде» оказались также патетический гимн Творцу во II песни и заключительный «Имн Царю царствующих». В результете написанная белым стихом поэма во второй редакции получила обрамление из рифмованных вступления и заключения. Существенно, что, переделывая белые стихи в рифмованные, Бобров почти не касался их смысла и лексического состава, - случай вовсе не тривиальный в русской поэзии (можно вспомнить, пожалуй, лишь опыты В.К. Тредиаков- ского в «Аргениде», хотя он экспериментировал преимущественно с разными метрами). Вот, например, отрывок из заключительного гимна в двух редакциях: «Имн» «Имн Царю царствующих» Се! - Херсонис благословенный! - Се Херсонис благословенной! Что древле был он? - что теперь? - Что ныне он? - что древле был? Ничто - как малый мир в вселенной. Он некий малый мир в вселенной, Твой живоносный дух парил Над коим некогда парил Над полуостровом сим юным, - Твой дух, сей вождь небесных сил, Когда он древле в черном чреве Когда он, яко плод зачатой, Кипящей бездны созревал; Во мраке первобытных дней Тогда пернатая Любовь Зрел в бездне черных вод чреватой; На крыльях нежных голубиных Когда Любовь - всех жизнь вещей - Летала над пленой его, На крыльях голубя летала И теплотворной тенью их Над нежною его пленой Его в пучине согревала... И в тихом чреве согревала Животворящей теплотой... 20 См.: ПЦТ. С. 331-567. См. также в предыдущей статье наст. изд. 17. Бобров Семен, т. 2
514 В Л. Коровин Рассказ шерифа Омара о своем прошлом, находящийся в I песни «Тавриды», в «Херсониде» перенесен в IV песнь, где он предваряет описание «древностей Таврического полуострова». К данному описанию прибавился фрагмент о пребывании юного шерифа в мрачном ордене дервишей, обольщенных мнимою святостью своего начальника (песнь IV, ст. 649-672). Надо полагать, это намек на отношения Боброва с московскими «мартинистами» в университетские годы. В «Тавриде» имеются сетования автора о разлуке с возлюбленной Зареной. В «Херсониде» она переименована в Сашену (в соответствие с именем жены Боброва - Александра) и поминается чаще. В частности, воспоминанием о Сашене завершаются II, III, V, VI и VIII песни «Херсониды». Многие фрагменты поэмы (общим объемом ок. 1,5 тыс. стихов) сочинены специально для «Херсониды», так что в «Тавриде» им не находится соответствия. Это целый ряд «живописных» отрывков (отчасти это заимствования из книги П.-С. Палласа, имевшиеся и в «Тавриде», но в меньшем количестве): новые описания крымских гор и долин (песнь II, ст. 489-759; Ш, ст. 495-652), виноградников на Альме и Каче (III, ст. 125-221), рассказ о грязевом извержении на Тамани (IV, ст. 1159-1180), о крымских землетрясениях (IV, 1212-1250) и др. «Исчисление» растений, птиц, рыб, насекомых в «Херсониде» также более подробно, чем в «Тавриде». Помимо дополнительных лирических, «живописных», мифологических и сюжетных вставок, появились в «Херсониде» и фрагменты актуально-политического характера (например, инвектива против «темного Запада», производящего «изуверов», - песнь VII, ст. 461^69). В этом отношении особенно значима переработка изложения мифа об Ифигении и Оресте. В «Тавриде» оно схематично, но довольно точно воспроизводило известный сюжет: Орест и Пил ад прибывают в Тавриду, их захватывают тавры, чтобы принести в жертву; Орест и жрица Ифигения узнают друг в друге брата и сестру и, обманув царя тавров Фоанта,
«Рассвет полночи»: история издания... 515 похищают идол Артемиды и бегут на корабле. Весь рассказ занимал 104 стиха21. В «Херсониде» изложение мифа обрастает разными подробностями и занимает уже 474 стиха (песнь V, ст. 98-572). Здесь Ифигения повествует о своей судьбе, о первом совершенном ею жертвоприношении; Орест рассказывает о своей страсти к Гермионе и убийстве Пирра, о гибели отца и своем отмщении и долго препирается с Пиладом за право умереть первым. Все это еще не выходит за рамки мифа и отчасти повторяет трагедию Еврипида «Ифигения в Тавриде», которую Бобров в примечаниях называет в числе своих источников. Но им полностью вымышлена одна важная деталь. В «Херсониде» Орест и Ифигения замышляют убийство «ужасного Фоанта», считая его главным виновником кровавых обычаев тавров. В беседе Ореста, Пилада и Ифигении обосновывается допустимость тираноубийства, которое они затем и осуществляют. Это событие в поэме изложено кратко, но с явным намеком на обстоятельства убийства Павла I: Орест и Пилад, ополчася, Покрыты тайным мраком нощи, Вступают в царские чертоги. - Фоант во сне - уснул сном вечным. (песнь V, ст. 548-551) Ни в одном из известных изложений этой истории ничего подобного нет: там Фоант только обманут и безуспешно пытается преследовать беглецов. Нет этого и в «Тавриде», изданной в 1798 г. Очевидно, что весь этот эпизод вымышлен Бобровым, чтобы напомнить о цареубийстве марта 1801 г. Как видно, «Херсонида» отличается от «Тавриды» и по количеству песней, и по объему и композиции, и по характеру политических и автобиографических аллюзий, т.е. по сути является новым произведением, а не просто второй редакцией. Сам автор, однако, рассматривал ее именно как 21 См.: Таврида. С. 122-126. 17*
516 В Л. Коровин вторую, улучшенную редакцию и подумывал о дальнейшей работе над текстом поэмы. Так, в его «Происшествии в царстве теней» Ломоносов, высказав ряд замечаний о «Херсони- де», говорит: «...Я думаю, что не худо самому писателю после каких-нибудь чужих суждений всегда пересмотреть и исправить свое произведение»22. «Херсонида» не просто механически присоединяется к первым трем частям РП. Уже в первых строках «Предварительных мыслей» к поэме Бобров указывает на ее связь с заглавной метафорой и основной идеей собрания: «Вот некоторое изображение Херсониса - в лучший, летний день! - и туда луч рассвета полночи недавно проникнул и воззвал его из мрачности». Т.е. благодаря вхождению в состав России Крымский полуостров получил возможность пользоваться плодами просвещения и славой, достигнутыми ею в истекшем столетии. В другом месте он применяет заглавную метафору РП к состоянию искусства стихосложения в России: «Римляне разумели великую тонкость в стихотворческой музыке; напротив того мы, так слабо судя о сем искусстве, находим в своих руках токмо недостроенную их лиру, или арфу. Как ни стараемся показаться бойкими умами, даже в не принадлежащих нам статьях, но всегда в глазах мастеров видны будут, так сказать, недоросли не только римского пера, но и своего. - Рассвет полночи в сем случае доселе еще остается некоторым сумрачным рассветом. - Шаг ума - не есть еще шаг Исполина, шаг Аполлона, или шаг Солнца, пока не возвысится полдень над главами». Эти слова помогают понять неясное высказывание из «Предуведомления» в первой части («Новое наименование книги сей не может относиться к произведениям пера, составляющим оную...») и проливают дополнительный свет на смысл названия, объединяющего три тома разножанровой лирики и «лирико-эпическое песнотворение». Назвав собрание своих сочинений «Рассветом полночи», автор не только 22 ПЦТ. С. 482.
