Дополнения 375 Ликует в полной лепоте, Дала мне красок пестроту, Которыми я не забыл Рисунок слабый оттенить Твоих холмов и долов злачных, Твоих зеленых вертоградов, Твоих ключей сереброструйных, Где очи бдительны твои В спокойны иногда часы Находят зрелище Помоны, А драгоценные досуги Златой сретают года труд. Яви рисунку нежный взор И усмехнися, - друг природы! Явишь, - коралловы холмы, Салгирские брега тенисты, Благоуханные дубравы, И величавые раины, И сено-лиственные ильмы, И помавающие сосны С такой же живостию будут В оттенках неких сей картины Цвести, - дышать, - и возвышаться, А резвые ключи гремучи Такою же стопою будут -Скакать в шумящей песни мере, Как в самом подлиннике пышном, Неподражаемом, - чудесном. Хвались тогда своею долей, Моя счастливая камена, Что в благодетельной деснице Твоей возможной кисти плод Толико будет оживлен, Толико будет награжден!
376 Дополнения (ПЕСНЬ ПЕРВАЯ) эпиграф Ille terrarum mihi praeter omnes Angulus ridet. Horat(ius) Все земли красоту являют, Но той усмешкой не пленяют, Как злачный сей предел. Гораций перед 1 Пускай Гельвеция блаженна1 Пленяет дщерей Меонийских Вершинами хребтов Альпийских, Покрытых вечной сединой, Или зелеными брегами Своих излучистых протоков И сребро-зеркальной равниной Пучинородного Лемана\ - Пускай Сатурнова земля, Где Тибр и Эридан клубятся, Возможны краски истощить Для тонкой Аддисона кисти! Пусть на брегах туманных Темзы Воображенье Экензайда Фессалъскую долину ищет, Обитель мирну сил лесных, Где втайне нимфы с древним Паном На сено-лиственных брегах В часы златые ликовали! - Я в Херсонисе многохолмном Под благодатным небосклоном, Где и тогда, как Водолей В других пределах обретает Окованный свой льдом сосуд, Ср.: Херсонида, К единственному другу природы, ст. 1-113.
Дополнения 311 Нередко веет дух весны, Нередко ландыш изникает, Уединясь в млечных долинах, Или на стланцовых вершинах Найду Гельвецию с хребтами, Найду Сатурнову страну, Темпийские луга найду. Доселе ни едина муза Не строила здесь звонкой арфы; Быть может, - ни един проток, Ни ключ кипящий не струит Гремящей песни краснопевца И не бежит в небесной мере, Какую чувствуем в стихах. - Ах! - может быть, давно иссякли Иные реки не воспеты. - Ключи их мертвы, - онемели; А лоно тоще, - неключимо; Но божеским искусством музы Иссякшие журчали б вечно; - Быть может, - ни одна гора, Ни холм чела не возвышает, Ни лес, венчающий их злаком, Ни благолепный вертоград Своих древес не воздымает, Которы были бы воспеты Устами пылких песнословов. Живущий горный дух в скалах Еще не повторяет гласа Девяточисленных сестер, Прекрасных дщерей Мнемозины. Блаженна будет муза та, Котора испытает силы, Чтобы с успехом возвеличить В живых очах племен грядущих
378 Дополнения Сии бессмертные протоки, Сии утесы и поля, Сии ключи, сии моря! Они бессмертны; - иль давно Мы очевидно созерцали, Как несравненная в царях, Великая ЕКАТЕРИНА, Подобно просвещенной Ольге, Подобно внуку мудрой Ольги, Стопой священной их почтила И светом взоров озарила? - Бессмертны, - коль бессмертный ПАВЕЛ На столь прекрасные картины Холмы и тучные долины Воззрит еще живейшим оком. Сладкопоющая камена\ - Вдохни мне Аддисона силу! Дай насыщенно вображенье Чувствительного Экензайда И Томсона, - жреца природы, Дорический напев и строй! А ежели они изъяли Тебя из готфских тех сетей, Что своенравна рифма ставя, Тебя столь часто нудит падать; Дерзну ль сии расторгнуть узы, Что здесь доныне носишь ты? - Дерзну ли лучший путь открыть Тебе в дыхании свободном И гладки проложить стези, Дабы удобнее протечь С тобою поле новых зрелищ, С тобою поприще красот? - Сладкопоющая камена\ - Восстань! - изыди из оков!
Дополнения 379 вм.1-73 Как ясно там заря алеет? - Какие розы пламенеют Средь сих пустынь, - средь сих пучин Между шумящих тростников, На коих спят, с небес ниспадши, Седые нощи облака? - Но чада естества не все Из моря вышли смутных грез; Еще не все они встречают Пришествие царя светил. - Недремлющие соловьи И бдительны бессмертны музы В тени Лицеев многоцветных Одни возносят ранни песни: - Одни толпящись караваны Среди излучистых дорог Влекут со скрыпом плод торговли; Верблюды, вознося главу, Небыстрым, - но широким шагом Пути дневные сокращают; За ними сильные тельцы Ступают медленно, - но твердо И движут горы на колесах Под буковым своим ярмом. - Заря белее, - блеск алее; - Огнистее горят тенисты, Владыку ждущи, облака. - Бегут пред ним и утопают Средь бездны света бледны звезды. Выходит на конях эфирных Среди колес румяных день; - Час утра бьет; - колеса быстро Крутятся на туманных осях. Се! - златопламенно чело Подъемлется из-за холма, -
380 Дополнения Чело великого Царя! Се! в полной лепоте исходит, Одеян в огненну порфиру, Жених из брачного чертога! - Из-под янтарного венца Вздымаясь к верхним облачкам, Рисуются живой картиной В объеме пробужденна взора - Вокруг алмазной колесницы, Сопровождаемой куреньем, Бегут восточны ветерки. - Златые полосы скользят Между зубцов Кавказских гор И, протягая нити света Сквозь здешни тихи перелески, Сгоняют спящи тени прочь С тополевых листов сребристых; А тамо, где уединенны Пустынных храмин стены дремлют, Дым ранний, серым вьясь столбом И кровы мшисты покрывая, Крутит его в туманну твердь Иль стелется в сырой долине. - Все восстает теперь из тьмы. - Лишь нежна токмо роскошь спит; Страшась простуд от ранних рос, Отвсюду заключает ложе Статьи от умиленных песней Сопутствуют и провождают. - «О солнце! - Магомета брат! Горяще в куполах Медины\ Когда серебряный полмесяц Прешедшей ночи освещал
Дополнения 381 Благоуханны кипарисы, Не сетовали кипарисы, Как в неких жалостных странах Они слезятся над гробами; Но осребренные лучами Веселый шум распространяли, Что персть святую осеняют, Почиющу в небесном мире. - Лик Божий! - озари теперь Великого пророка гроб И те священные поля, Где под бесценными стопами Во дни младенчества его Иссопы, розы и тюльпаны Ежеминутно возрастали! - Там были мы, там зрели небо. - О братья! все мы получили, Мы получили благодать. - О путь! - о путь наш! сокращайся! С каким восторгом несказанным Высокогруды наши жены И чернов л асы наши сыны, И чернооки наши дщери, Измаила прекрасны чада, Из врат, столь долго заключенных, С простертой встретят нас рукой И излиют на наши чела Благоуханный сок алоя? - О путь! - о путь наш! сокращайся!» Ходил в священный Меккский храм, Вдруг сей младый Мурза, восстав, Остановляет мысль его И, персты к персям приложа, Почтенье воздает ему.
382 Дополнения ем. 239-240 «уже давно я дал обет1 Тебе поведать в некий час, Где было утро дней моих И как висящу надо мной Я встречу смертну нощь мою? - А ты, - я знаю, - лучше хощешь Теперь уведать жизнь мою». «Шериф почтенный! - рек Мурза, - Пусть смертна мысль других тревожит Среди очарований жизни! - А мне - она не так страшна. Тобой, - тобой я научен Из мыслей не терять ее. - Но ты с тех пор, как вел меня От сйх пределов в Меккский храм, Досель отсрочивал поведать Историю своих дней мирных». «Тебе известно, - отвечал Шериф с глубоким воздыханьем, - Что я в Натолии любезной Начальное приял дыханье. - Там свежу юности слезу Среди пелен я испустил. - Вот! - где моих дней утро было! Светильник благости Аллы В сем утре так сиял на мне, Как нынешний востока луч. Достигши точки полудневной, Как под отеческим призором Искусствам бранным научался, В меридиане дней моих 1 Ср.: Херсонида, песнь /V, ст. 609-840.
Дополнения 383 Избрал себе я Марса богом Во славу веры и Пророка; Но ныне пламень сей погас. - Всему есть собственное время. - Свет опытов открыл мне взор. - Я посвятил себя Алле. - Великий Муфтий, - райский вождь, По мудрости - избрал меня Наставником брегов Эвксинских. - Я стар; - лишась давно супруги, Пишась любви залогов верных, Оставлен лучшими друзьями, Что должен делать я иное? - Я поспешал в сии места, Которы праотцы премудры Стопами древле освящали; Спешил повергнуть там печали, Какими страждет грудь моя; Потом - отсель отыти с миром; - Но вдруг пророка тень во сне В едину нощь вещала мне: - Шериф\ твой праотец услышал Твою усердную мольбу; Еще светило отступило Назад на двадесят степеней, Еще Алла к твоей дней мере Приумножает двадцать лет. - Гряди! - и обозри всех верных На стропотных брегах Эвксина И средь Таврических вершин! Тут, в изумленьи воспрянув, Я пред Аллой поверг чело. - Тогда мне осьмьдесять лет было; Но с приобщением других, Познав в стопах я новы силы,
