В Екатеринбурге Вечер грустен и без песен вышел как обряд: Светел, нем и свят – как крест на рясе. Я бельмом в глазу ночного фонаря Поторчу и двинусь восвояси. По памяти, повдоль неонных знаков — Под пестрой их водой мой путь так одинаков — На те же улицы гребу, на те же переулки. Я в Екатеринбу… В Екатеринбу… В Екатеринбурге. Увязался, не отгонишь, пес-мотив простой, Громыхает цепь стихотворений. Первая же встречная мне девочка, постой, Грех не наломать тебе сирени! Года мои – в горсти изломанные ветки. Сирень, меня прости, я только что из клетки. Кричи, закусывай губу, ведь я приписан в урки! Ах, в Екатеринбу… В Екатеринбу… В Екатеринбурге. И погост, и дом казенный, и церковный звон — Вот они, бок о бок неизменно. Вечный Плен с Трезвоном Вечным сменит Вечный Сон — Прав Есенин: все мы в мире тленны. Пока же мы не тлен, и наша жизнь не ретро, Мы – ветры перемен, пусть корчатся от ветра У пьедесталов на горбу державные придурки. Ах, в Екатеринбу… В Екатеринбу… В Екатеринбурге. В солнечном порту В солнечном порту, где все глаза раскосы, Где седлает солнце мачты словно кол, Где, дурной травой шпигуя папиросы, Подмигнет тельняшечник мне, пропит и гол. В солнечном порту изогнута лекалом Год назад, и два, и нынче точно так, Дама на углу стоит, как и стояла, — Вспыхивает-гаснет «Мальборо» – маяк. Весел я, но мне не ощупать порт, Здесь не я один хочу ее обнять. Выберусь и – прочь. Закачаюсь, горд — На сто пальм березу мне не променять. Хриплы голоса. Гудки из моря хриплы. Льет на плечи бронзу солнечный черпак. Небо хочет птиц, но к глазам прилипли Бронзовые чайки, севшие в кабак. Якорь тяжко спит. Меня не ждут на трапе. Поднял паруса я бы всей душой. Белый и смешной в азиатской шляпе, Брошусь на песок теплый, но чужой. 1994 год Весы Мир – весы. Мы все на них положены. Нет покоя чашам ни на миг. Каждому есть противоположное, Если равновесие на них. Кренятся весы, и умолкают бравые, С левой чаши – глянь – прыгают на правую. Кренятся весы, и иссякают смелые, С правой чаши – глянь – прыгают на левую. Скачет мир – вселенская экспрессия, Под весами – Вечный Океан. Входят континенты в равновесие — Разновес больших и малых стран. Кренятся весы. Поштучно и оравами С левой чаши – глянь – прыгают на правую. Кренятся весы, сам черт с Пречистой Девою С правой чаши – глянь – прыгают на левую. Вверх и вниз кидает, дурью мает их, Дарит то падение, то взлет. Что – весы? Такой же в сути маятник — Если остановится – умрет. Кренятся весы. Гонимые потравами, С левой чаши – глянь – прыгают на правую. Кренятся весы. А я-то что же делаю? Правой чашей сыт. И сыт по горло левою. 1986 год Влюбился, девушка, в тебя
Плыл по ветру теплый вечер И за горизонтом гас. Ты попалась мне навстречу В первый раз. Твоя улыбка певчей птицей Растаяла в ночи, И замелькали встречных лица: Ищи ее, ищи. Помнил я, за ней шагая, Все черты ее лица, Но вела меня другая Улица. И полетело время свистом, Как камень из пращи, Аэропорт гудел и пристань: – Ищи ее, ищи!.. Город в суете извечной Вряд ли встречу принесет. Кто я ей? Обычный встречный, Вот и все. Меняет мир свои одежды, Но в огоньке свечи Живет всегда тепло надежды. Ищи ее, ищи. Я влюбился, девушка, в тебя. 2008 год Во дворе Во дворе, где радиола на конце иглы держала Нить мотива и луны лимонный диск, Пробивал гитарой-соло какофонию квартала Такт за тактом ливерпульский гитарист. А потом игла чихала, открывалась дверь балкона, Дом полночный пестрой шторой делал вдох… В послезвучье возникала темноглазая икона, И отскакивали пальцы от ладов. И шептал полночный идол в огорошенное небо То ли имя, то ли рифму, то ли бред. И казалось мне, обронит: «Милый мой, сейчас я выйду, Мне родительское слово не запрет». Мирно спал киоск с газетой, где объявлен был крамолой Этот парень, что с пластинки хрипло пел. Но парили над запретом эта девочка и соло, И над ними – звезды, белые, как мел. …………………………………. А вчера на углу, там где очередь кольцом, Мы столкнулись с ней к лицу лицом. – Я узнал вас по ногам и духам. Не узнали и подумали вы: хам! Вот ведь время лица как подправило — Ни на ощупь не узнать, ни на глаз. И разговор у нас по правилам: Хвастайтесь, я радуюсь за вас! …Толстый, глупый и довольный, вот он, Как павлин, как майский мотылек, Щурится со свадебного фото — Ваш уже законный кошелек. А фото мне не нравится, но я совсем не злюсь За то, что на картин очке не я вас приласкал. Но в складках платья вашего спит дорогая грусть. И в кольцах изумрудных – зеленая тоска. А вчера на углу без запиночки и в лоб Оценили вы мне свой гардероб. И что на скрипочках у вас детвора — То ли дело! – А что я вам пел – мура. Вот ведь слово – как назло застряло в горле — Не пропеть, не выговорить враз. И разговор у нас по форме: Хвастайтесь, я радуюсь за вас! …Звоном, хрустом и шуршаньем полный Снимочек – не взять, не упрекнуть: Катят вас брильянтовые волны Золотому берегу на грудь. А остальное мелочи. И я гляжу вдогон — Всего тебе хорошего, пей сладко и до дна. А все-таки та девочка выходит на балкон, И в платье ее грошевом спит медная струна. 1990 год |
