Помнишь, когда этот парус был новым и ярким, Ты говорил — Пенелопа ждала Одиссея, Я привезу тебе кучу заморских подарков, Будут соседки судачить от злости косея, Будут подружки шептаться — подумаешь, штучка! Так нарядилась, как будто ни вкуса, ни меры! Жди, Пенелопа. А то, что заначил с получки, Спрятано в томе великого старца Гомера… Помнишь, когда этот парус был ярким и новым, Я отвечала — с дарами сплошные заботы. Лучше рыбачить, под вечер являться с уловом, Глосиков жарить и «Шабское» пить по субботам… Помнишь, когда этот Понт назывался Эвксинским, Ждать Пенелопа могла двадцать лет не старея… …Старый Гомер, припорошенный пылью российской, В доме пустом опоздавшего ждет Одиссея… ВЕЧЕР ОТДЫХА ДЛЯ ТЕХ, КОМУ ЗА ТРИДЦАТЬ На тёмные пророчества, волшбу и колдовство слетались одиночество, Кружили, руки выпростав, морщиня жалко лбы, надеясь что-то выпросить у скаредной судьбы. Сплеталась нить непрочная печального родства, и мёрзло одиночество в объятиях вдовства… Вам, Арамис, всё сказано не мной, и ваших снов не я золотошвейка… Я — лишь узор. Затейливая змейка средь фауны и флоры остальной. Второй октавы пятая струна, соль на ладони, легкий бег олений… Мой завиток, украсив письмена, ни слова в них, и буквы не изменит… И всё-таки, здравствуй! Когда сквозь молчанье Вселенной, сквозь меру и разум, сквозь каменный лом Вавилона, сквозь холод пустого томящего, ждущего лона пробьётся ползвука, я встану на оба колена и просто заплачу, как плакать давно разучилась — бессильно, бесстыдно, как ливень — дробясь и мелея, как тот звездочёт, что дождался кометы Галлея, и умер от счастья… И всё-таки… Всё-таки, здравствуй! МАРИЯ Велели покориться — что ж, пожалуй… Иосиф стар, а я хочу детей… Спаси нас Бог от низменных страстей, От наводненья, мора и пожаров… Но даже без корысти — лучше Бог, Чем случай ненадежный и хмельной… Иосиф стар… Не век же быть одной, Копя бесплодья горькую поклажу. Да будет Сын — не Божий — только мой! Пусть он докажет! БОГ Зачем любовью к женщине земной Осквернено великое рожденье?.. Пятак свиной, Исчадье, Наважденье Тому виной… Мария! Ангел мой! Твой старый Бог совсем сошел с ума И мелет чушь — прости великодушно… Покорная, а смотришь непослушно… Податлива, а всё же не сама… Пойду в кабак. Нарежусь, заскулю на каменном плече у вышибалы… Мария! Я люблю, А ты не знала, Как я люблю… Я в бесконечном имени твоем Целую каждый звук и пью отдельно, Измятою простынкою постельной У ног твоих обласкан и смирен, И Божьей волей ночь всё длю и длю — В бесплотном теле плоти места мало… Мария! Я люблю, А ты не знала, Как я люблю… МАРИЯ Такая нежность, будто вниз лицом Я в ландыши упала или мяту, И так тепло, счастливо и невнятно В его руках, заплетенных венцом… Не за грехи — за стынь и маяту Копеечных постылых ежедневий Рожденные не в радости, но в гневе, Зачатые, как кошки, на свету, Мы падаем друг в друга… И без снов Кружится ночь над солнечным сплетеньем, — И легкий сплав един и совершенен Без слов. БОГ Бог родился — упругий, золотой, Дав мне Отца единственное званье, И крошечной властительной пятой Уже попрал мое существованье, И молоко из лопнувших сосков К нему спешит… Мария! Дай скорее, — Пусть не кричит… Ну, хочешь, я побреюсь, сменю на джинсы тогу — и готов Рысить за молоком за два квартала, Стирать пелёнки, день и ночь не спать… Затих… уснул… Усни и ты… устала… Мария… Мать. МАРИЯ Стёрты губы. В глазах убежавшая ночь Задержалась, к вискам проведя полукружья… За стеною архангелы пробуют ружья… Безмятежны в кроватках сынишки и дочь… И любимые руки — знакомый озноб, И вода пересохшим губам, как причастье, И влажнеют ладони от вечного счастья, Опускаясь крылами на Божеский лоб… Что архангелы — пусть гомонят за стеной: — Бог лишился ума! Бог рожает мышей! Я Иисусами всех назову малышей, Он Мариями девочек — всех до одной! Пусть готовят распятье — великий искус — В сумасшедших домах и теперь не новей! Эй, архангелы, гляньте, который Иисус Из моих сыновей? Не ищите, — колышется тень от сетей, Назначайте Христа из ближайшей родни — Мы уходим. Любимый, закутай детей. Мы идём не одни. БОГ И МАРИЯ Мы знали брань, площадное гнильё, Но Смерть уже не давит страшным грузом — Мы вечные — в Мариях и Иисусах, В любви и бесконечности её! |
