Москвичи безразличны к труженикам из Азии. Узбек с лопатой за окошком в подъезде, за швейной машинкой в палатке, с мастерком на стройке, бессловесный и безропотный – привычное явление мегаполиса. А что там у него за душей? Какие кипят страсти? На кого он пашет за копейки, никого не интересует.

Забыли москвичи, а молодежь и не знает, как во время ВОВ те же узбеки давали кров их предкам, спасавшимся в эвакуации. Делились последней миской риса.

Боюсь, что я растормошила осиное гнездо. Узбеки – мигранты – это кормушка для коррумпированных чинов, хорошо налаженная система сверх доходов.

Утром звонок. Участковый Игорь Валерьевич. Просит пояснить, что случилось по краже телефона. Кто у кого телефон украл? Отчитаться – то ему перед начальством надо. Происшествие на его территории.

Ясен перец! Если бы я просто в дежурку заявление сдала, а входящий номер не спросила, то мое заявление могли бы швырнуть в урну. А тут все зафиксировано.

Леша взволнован.

– Вот вляпались! Что теперь будет? Вы-то журналистка, за себя постоите. А меня, уж точно, с моей липовой регистрацией депортируют назад на Украину.

– Не бойся! Держись всегда уверенно. Это участковый теперь должен нас бояться, а не мы его.

От участкового я вышла с чувством удовлетворенности. Капитан милиции был сдержан, где-то даже скромен и очень напоминал жучка, вверх тормашками. Или зайчика с пристегнутыми к затылку ушами. Это, как себе нафантазировать.

Я вывалила на его голову свое видение проблемы. Репортаж из подъезда, в свете всеобщей московской проблемы. Завуалированное рабство в Москве, бесправное положение узбеков, проблемы коррупции властных структур.

Игорь Валерьевич беспомощно развел руками.

– Москвичи не хотят работать на этих местах, дворниками, дежурными…

– Естественно, на москвичах бабки не просто сделать. Это не забитые и бесправные узбеки!

Участковый, – видно, мордочка в пушку, – даже предложил, если я захочу, уберет консьержек из подъезда.

На прощание капитан попросил сказать Надире, что бы та явилась к нему.

В чулане сидели обе узбечки. Замира, раба обыкновенная. И Надира, уродливое порождение коррумпированной системы.

Я поздоровалась. Замира подобострастно закивала.

– Надира, тебя Игорь Валерьевич просил срочно зайти к нему. Он тебе за отличную службу даст медаль.

Надира вытаращила глаза.

– Вы уже расхотели помогать узбекам после случая с телефоном? – любопытничает Леша, уплетая московские пирожные, которые Ленка принесла с ресторана. Зачем вам это нужно? Давайте лучше сходим на горку в «Дюссельдорфский» парк.

– Нет! Напротив. Я еще более убедилась в том, что надо открыть организацию «Москва без рабов!»

Рабство – мерзкое явление. Человеческий облик теряет не только раб, но и поработитель.

Пошли на каток.

Когда мы втроем, я, Ленка и Леха, вернулись домой, то увидели кое-какие изменения. В ванной, на полках, где обычно стояли туалетные принадлежности девушек – соседок, теперь была абсолютная пустота. А у двери девчонок ковырялся столяр, вставляя новый замок.

Этот пассажир отличается от других. Он в костюме золотого цвета, с галстуком и портфелем. Все остальные пассажиры автобуса в куртках, шапках, одеты по – осеннему.

Золотой все время нервно смотрит вперед, на трассу, выглядывая из-за спинки кресла. Потом брезгливо перешагивает через тюки и баулы. Подходит к водителям автобуса и спрашивает: «До Берислава далеко?»

Водители раздраженно велят ему сесть на место и не мешать.

За окнами автобуса звездная ночь. Пассажиры спят. Автобус несется с большой скоростью по ночной трассе.

Золотой пассажир вновь подходит к водителям: «До Берислава далеко? Мы не проедем?»

Водилы зло указывают ему на свое место. И, если он еще раз встанет, его высадят.

Пассажиры храпят и посапывают.

И только я, прикрыв глаза бейсболкой, дремлю в полглаза. На коленях у меня корзина с шестью страусиными яйцами.

Золотой в очередной раз подходит к водителям со словами: «До Берислава далеко?» Визжат тормоза. Слышен шум борьбы. Хлопок двери. И автобус набирает скорость. Пассажиры мирно спят.

Открываю глаза. Золотого нигде нет. Рядом, на переднем кресле, лежит его портфель.

Вскакиваю с места. Кричу водителям: «вы с ума сошли! Выбросили человека из автобуса! Немедленно остановитесь и вернитесь за пассажиром!»

Водитель зло цедит, что если я не замолчу, то последую туда же!

За окном мелькает указатель населенного пункта Змеевка.

Начинаю набирать по телефону милицию. На счету ноль. По закону подлости.

Девушка-блондинка, с соседнего кресла, перепугано смотрит на меня. Предлагаю ей быть свидетелем. Она еще больше пугается и отворачивается к окну.

Через 20 минут появляется Берислав. Водители идут в автовокзал.

С тяжелым портфелем Золотого я направляюсь следом.

Кроме диспетчера, толстой тетки, пьяного сторожа в резиновых сапогах и наших водителей на вокзале никого из власти нет.

Загаженные мухами часы на стене показывают 2 часа ночи. Кладу портфель на стол диспетчера и прошу вызвать милицию.

– А я причем здесь? – говорит диспетчер.

Набираю сама 02.

Водитель жмет на рычаг телефона. Опять набираю 02. Водитель вырывает трубку и говорит милиционеру: «Не слушайте ее. Вызов ложный».

Диспетчер, толстая тетка, начинает выгонять меня из вокзала. Велит Пете, сторожу выдворить пассажирку за двери автостанции.

Начинаю объяснять ситуации. С Золотым, с его портфелем. Пьяный сторож вытесняет меня за двери. Следом за мной летит портфель Золотого и падает в грязь.

– Может, там документы, деньги? Вызовите милицию. Может, там бомба!

И я вешаю портфель на ручку двери автовокзала.

Портфель с бешеной скоростью летит в кусты.

И тут я вижу, что наш автобус, обдав меня черной копотью, срывается с места. А вместе с ним и моя корзина с яйцами, не родившихся южноафриканских страусов. Яйца я купила за деньги моей тетки из Херсона, для разведения страусиной фермы.

В кармане у меня билет до Херсона. Сама я в каком-то Бериславе.

Где-то в районе Змеевки, на безлюдной трассе, среди хищников, беспомощный пассажир.

На дворе глухая ночь. На вокзале беспредел.

Спрашиваю у таксиста, как дойти до милиции. Спотыкаюсь о что-то тяжелое. Это портфель Золотого. Как вещьдок того, что я не сплю.

Сонный дежурный милиции долго не может понять, чего требует гражданка. Потом вызывает оперативника.

Тот проверяет мой паспорт и спрашивает, кем мне приходится потерпевший. Отвечаю уверенно, достойно.

– Никем. Мы не знакомы! Просто пассажир. Мент гримасничает. Не может понять, зачем же я тогда за него хлопочу. Может, мужчина мне понравился?

Сверлю мента колючим взглядом. Объясняю ему, если он не видит здесь преступления, то я его вижу четко. И уверена, что утром это увидит и прокурор Берислава.

Мент дает лист бумаги, писать объяснительную. Заполнять графы с адресом, пропиской, местом работы.

Я сопротивляюсь.

– Какая работа! Человек на трассе!

Ночью. На холоде! Среди волков. Среди разбойников! Тут оперативность нужна! Срочно надо ехать за ним.

Надо сообщить ГАИ, что бы задержали автобус. Там водители, преступившие закон. Там мои яйца страусов!

– Каких еще страусов? Мент смотрит подозрительно, словно психиатр.

Беру себя в руки. Держусь уверенно. Здесь дрогнуть нельзя.

– А вот и его портфель! Пассажира! Может, там документы, деньги.

Мент берет портфель и уносит в другой кабинет.

Я объясняю ему, что я свидетель и портфель надо открывать при мне. Мент нехотя вываливает содержимое портфеля на стол. Бумаги, документы, пачка денег, скрепленная зажимом, всякая мелочь.

Мент смотрит в паспорт, читает: Петренко Леонид Степанович, 1980 года рождения.

Я требую срочно ехать на трассу. Мент предлагает оплатить бензин. Я угрожаю прокурором. Мент нехотя вызывает машину.