– Ну, уговорили. За 500 долларов я согласен.

– Благотворительница! Мать Тереза! – Набросилась я мысленно на Лесю. – Сорит еще незаработанными деньгами! Мужик выбросил их как мусор. А она ему деньги!

Но, Игорю я скорчила милую улыбку.

– Спасибо. Они этого не стоят. Пусть висят в подъезде. – И, схватив Лесю за руку, я решительно иду к лифту.

– 300! Остановил нас Игорь.

– 100! И в нашей галерее вы навсегда останетесь первым меценатом.

– Ну, тогда пусть висят себе в подъезде.

– Хорошо. Сначала мы отнесем их к эксперту, а потом решим…

В присутствии Игоря мы сняли со стены картины и отправились к Славику Фальшаку, держащему дома картинную галерею из фальшивых шедевров.

Славик равнодушно взглянул на наши раритеты.

– По 50 долларов, может, и дадут за них. Не больше! Такого дерьма на блошином рынке можно нарыть немерено! Могу взять по 20 долларов за штуку.

– Спасибо. Мы хотим дороже.

Негативный прогноз Славика не остудил моего энтузиазма. Наоборот!

Как любой холомызер, Славик брал антикварные картины за копейки и продавал в десять раз дороже. Не брезговал он и подделками. Фальшивок на стенах его квартиры было 90 процентов.

Мной двигала уверенность, кураж, озорство. Я не сомневалась, что я продам эти картины. Картины – это товар. А на любой товар всегда найдется покупатель.

На Андреевском спуске, достопримечательности города Киева, было уже мало людей. Народ вяло рассасывался. Вечерело. Продавцы сворачивали свои витрины. Современные картины, ковры, народные поделки…

Я взяла обе картины в руки и громко начала рекламировать.

– Шишкин! Айвазовский! Кому Шишкин! Кому Айвазовский! Продаются шедевры!

– А, может, не надо такое говорить? Давай просто тихонько постоим, – начала комплексовать Леся.

– Если мы будем тихонько стоять, нас тихонько будут и обходить. Реклама – двигатель торговли!

– Может, что-то скромнее придумать? Зачем такие имена? – засомневалась моя партнерша по бизнесу. Зачем так лихо? Ты, прям, как пирожки продаешь!

– Ты лучше мне помогай! Игорю 300 долларов отдавать кто будет?

Подружка, стесняясь и смущаясь, следовала за мной.

– Шишкин! Айвазовский! Кому Шишкин?

Мы источали положительные эмоции. Позитивную ауру. Собирающийся по домам торговый люд понимающе улыбался.

Вдруг у нас за спиной выросли две мужские фигуры.

– Девочки! Покажите ваших Шишкина и Айвазовского!

– Пожалуйста! Только, вы же понимаете..!

Двое мужчин были вполне интеллигентной внешности. Один из них, высокий, круглый, под два метра, оказался гостем из Америки. Коги.

Второй, мелкий, наш, переводчик. Степан.

Американец взял в руки картины. Осторожно перевернул их. Вид сзади внушал доверие. Мы впопыхах даже не сняли серую паутину, в которой запуталась высохшая украинская муха. Как знак аутентичности наших раритетов!

Цокотуха была обворожительна и антикварна.

Коги даже причмокнул, глядя в упор на этот энтомологический гербарий. Наверное, именно эта высохшая муха добила американца в принятии правильного решения.

Ясно, что картины были написаны давно. Они совершенно не были похожи на те полотна современной живописи, которые выставляли здесь, на Андреевском спуске. Меня даже ласково обняла за глотку жаба. Не ясно еще, что за ценности мы продаем. А вдруг это находки гениев масла и холста! До сих пор ведь всплывают неизвестные шедевры великих мастеров живописи.

Мужчины коротко обменивались друг с другом репликами. Понятными были лишь отдельные слова.

– Кто автор картин? – серьезно спросил переводчик.

– Честное слово, не знаем. Пылились у бабки на стене, – сказали мы сущую правду.

– Сколько им лет? По внешнему виду, не новодел.

– Разумеется! Может, они ровесники Шишкина! Может это сенсация! Нужна экспертиза! Иногда, вы же знаете, находят и Шагала и Пикассо…! А вчера по новостям передавали, что нашли Огюста Ренуара.

Услышав эти слова, Коги занервничал.

– Сколько вы хотите за обе картины?

Наглости моей был предел. Разумный.

– Да, всего-то 2000 долларов! Если оптом заберете.

Мужчины посовещались. Степа решительно сказал.

– 500 долларов можем дать. За все.

– Это грабеж средь бела дня! За Шишкина и Айвазовского!.. 1500!

Переводчик тихо что-то сказал американцу.

– 600.

– 1300.

Американец вытащил 800 долларов и протянул нам. 1200 долларов мы ему простили. Из чувства гостеприимности. Чтобы очень плохо не думал о нашей стране.

Переводчик Степа попросил мой телефон.

Когда покупатели скрылись из виду, мы начали прыгать и верещать, как ненормальные.

– Ну, мы, Машка, с тобой даем! Кому рассказать, не поверят! Я и не предполагала, что мы такое с тобой провернем!

– Ха! Мы? Мы пахали…! Ну, да ладно!

Игорю мы отстегнули 200 баксов. Большего он не стоил.

А остальные деньги разделили пополам. Леся вовремя заплатила хозяйке за квартиру.

Эта история не давала мне покоя. Что мы продали? Какова истинная ценность этих картин? А вдруг это Шишкин или Айвазовский на самом деле? Шанс найти шедевр всегда есть. Один к миллиону! Но, есть.

Я набрала номер Степана.

Он сообщил, что наши картины благополучно добрались до Америки и теперь украшают дом Коги в Калифорнии. Американец перевез их вполне официально.

Киевская контора по вывозу за границу ценностей дала ему справку, что эти полотна никакой ценности для Украины не представляют. Летом Коги вновь прилетит в Киев. Он спрашивает, есть ли у нас еще подобные картины.

– Ура, Леша! У меня с утра гениальная идея! Кажется, я знаю, чем буду в Москве заниматься!

– Да? – выдалбливание из вазочки окаменевших остатков сахара прекратилось.

– Все-таки няней решили заделаться? – недоверчиво уставился на меня Леха, обычный киевский мальчишка и друг моей Ленки.

– Какая из меня няня? Детишечек сопливых я не люблю!

И чего я раньше не сообразила! Месяц уже в Москве и торможу! Так низко себя продавать! Няней! С тремя высшими! Только не в прислуги!

Домработницей на Рублевке ты меня представляешь? Глазки в пол. Кроткая, покорная, с чепцом на голове и с пылесосом в руках. Мы не рабы. Рабы не мы!

– Да, вы туда еще и не попадете. Там нужен опыт работы в семьях. Рекомендации. Знать надо вип-гардероб. А за картинами антикварными вы умеете ухаживать?

– Ха! Я знаю, как их продавать!

– Так на какие подвиги вы готовы на этот раз? – иронично спрашивает Леха.

– Я открою здесь правозащитную организацию.

Леха округлил глаза.

– Назову ее «Москва без рабов!» Цель? Защита прав человека. Защита мигрантов из Узбекистана, Украины и других республик бывшего СССР. Ну, чем я не правозащитник, реформатор! А?

Леша поперхнулся и громко закашлял.

Я похлопала его по спине.

– Смотри! В Москве есть проблема. Рабство. Завуалированное.

Леша уставился на меня, как на сумасшедшую.

– Рабство отменили, а рабы остались.

Нас каждый день, в 6 утра, будят дворники-узбеки. Скребут метлами по асфальту, гремят железом тележки, бьют об нее бутылки. Я звонила в ЖЕК, диспетчеру. Нарушаете, мол, наши права на отдых. Шуметь нельзя с 23-х до 8 утра! Согласно «Закону о шуме». Диспетчер соглашается. А утром все по новой, ты же слышишь!

Узбек с лопатой в 6 утра вместо будильника. И это в Москве! Столице России! Обалдеть!

Подхожу вчера к дворникам. Их трое. Две женщины и один мужчина. Все из Азии. Спрашиваю, почему дворники рано начинают работу? Выясняю, что они вынуждены рано вставать. Иначе не успеют заработать себе денег. Ведь половину работы по уборке дворов они делают бесплатно.

– Как бесплатно? – Леха недоверчиво кривит гримасу. Значит, кто-то забирает их деньги?

– Ясен перец! Кто-то забирает! И я догадываюсь, кто! ЖЕК, скорее всего!

Я предложила им в прокуратуру жалобу написать. Узбеки потупились.