– В самом деле! – воскликнул Рорп, – Очень странно! Вот та девушка, которая приносила брошюры, – он прищурившись посмотрел на подпись, – Друсилла. Вот как ее имя.

Глауен снял со стены афишу.

– Я хочу, чтобы вы оставили свою подпись на фотографии. А затем на свободном месте напишите: «Моя подпись отмечает человека, который распространял брошюры о туре „Высшее наслаждение“. Затем снова распишитесь.

– Хм. Это повлечет за собой судебное разбирательство, или угрожающие письма, или физическую расправу?

– Ничего подобного. Неприятности будут, если вы откажитесь сотрудничать с полицией.

Арно вздрогнул.

– Больше ни слова.

Он подписал все, как ему было сказано.

– Скорее всего, вы об этом больше ничего никогда не услышите, – сказал Глауен, – Но пока, никому не говорите о нашем разговоре. Особенно в том случае, если эта молодая девушка покажется здесь снова.

– Как скажите, сэр.

Глауен и Кеди отправились через всю площадь к отелю, когда огромный бледный диск Зонка был уже низко на западе. У лучей Зонка, странное свойство, думал Глауен, бледные и мягкие, но какие-то текучие, как будто у них есть способность огибать углы и проникать в щели. Кеди не проявлял никакого желания разговаривать, он шел и смотрел по сторонам, Глауен заметил на его лице суровые складки.

– Наконец-то Огмо Энтерпрайсис обрел имя, – заметил Глауен.

Кеди только что-то нечленораздельно проворчал.

– Полагаю, это не удивительно, – продолжил Глауен, – У меня давно было чувство, что цепочка потянется в эту сторону.

– Конечно, – равнодушно согласился Кеди, – Я думал ты знал об этом с самого начала.

– А ты знал?

– Дело сделано и с ним покончено, – пожал плечами Кеди, – Я скажу так: оставь все это в покое.

– Так не делается, – возразил Глауен, – Это еще одна из причин, почему я не хочу встречаться и болтать с труппой. Они ничего не должны знать про наше расследование.

– Я не вижу в этом никакой разницы.

– Не можешь же ты быть таким недогадливым. Если Друсилла узнает, что нам известно о ее связи с преступлениями, она просто исчезнет, и мы никогда не узнаем, что она могла бы рассказать о своих соучастниках. Не забывай, что она вышла замуж за Арлеса.

Кеди презрительно фыркнул.

– Ты уже и Арлеса подозреваешь?

– Подозрения могут подождать, пока мы не вернемся на станцию Араминта.

Через несколько шагов Кеди попробовал забросить удочку с другой стороны.

– Мы вполне можем навестить труппу, но при этом держать язык за зубами.

Глауен вздохнул.

– Если ты считаешь, что я неправильно веду расследование, то напиши рапорт Бодвину Вуку. А до этого ты находишься под моим командованием, а мои команды совершенно ясны. Если ты не подчинишься, то я в один миг вышвырну тебя из Бюро В.

– У тебя нет на это права.

– Попробуй и увидишь сам. Ты не настолько глуп, чтобы не понимать значение официальных приказов.

– Я не люблю официальные приказы.

– Очень плохо.

– Не так уж и плохо. Я всегда делал то, что захочу, есть на это приказ или нет.

Далее оба пошли молча. Когда они вошли в фойе Ламбервоя, Глауен сделал соблазнительное предложение:

– Давай спустимся в бар и попробуем оценить достоинства местного пива.

– Это официальный приказ? – саркастически спросил Кеди.

– Вовсе нет, – ответил Глауен, – Я бы хотел услышать твою оценку состояния нашего расследования.

– А почему бы и нет? – согласился Кеди, – Разговоры у нас пока бесплатны.

Они спустились в бар, сели в мягкие кожаные кресла около камина и им подали отличное пиво в высоких стеклянных бокалах.

– Ну так как? – спросил Глауен, – Кто виновен, а кто безгрешен? У тебя есть на этот счет какое-нибудь мнение?

– Для начала меня удивляет зачем ты хочешь съездить в Поганскую точку? Ты же уже выяснил, кто распространял брошюры.

– Пока все идет хорошо, – согласился Глауен, – но у меня такое чувство, что мы видим только вершину айсберга. Например, Сибила носила татуировку на лбу.

– Ну и что? Я слышал о женщинах, у которых на задницах были вытатуированы молнии.

– И все равно. Эти женщины с татуировкой на лбу загадочны.

– А их таких несколько?

– Да. Одна такая женщина делала очень странные предложения Чилку. Там произошло что-то такое, что ни он, ни я так до конца и не поняли. В этом может быть замешан и Намур, и я хочу выяснить где, как, когда и почему.

– Ба! – проворчал Кеди, – Народ в Поганской точке уж точно Намура не знает.

– Возможно и нет. Я только могу догадываться о том, что они знают, а я хочу все точно выяснить. И завтра для этого будет великолепная возможность.

– Мы бы могли найти этому времени более достойное применение, – пробурчал Кеди.

– Какое?

– Конечно же, посетив Диамонт и труппу.

– Я уже тебе три раза объяснял, что я не хочу, чтобы ты встречался с труппой – сказал Глауен сдерживая гнев, – . И причины этого ты знаешь. Не помнишь?

– Я прекрасно все помню, но все это не убедительно.

– В таком случае на кой черт я трачу силы, чтобы что-то тебе объяснить? А теперь в четвертый и последний раз, я отдаю тебе определенный, ясный и вполне понятный приказ: Не общаться с труппой! Не подходить к ним и близко! На разговаривать, не слушать, не подавать сигналы, не посылать сообщения ни членам труппы, ни их представителям. Не посещать никакие их представления. Короче говоря, не иметь никаких контактов с труппой! Я ничего не забыл? Если и забыл, то включи это в мои приказы самостоятельно. Более ясно объяснить невозможно. Я правильно все сказал?

– Что? А, да, конечно. Я выпью еще этого чудесного пива.

– Завтра я выезжаю в Поганскую точку. Ты должен сидеть в своей комнате, или в фойе, но убедись, что дежурный клерк знает, где тебя искать. Если я не вернусь к завтрашнему вечер, свяжись с ИПКЦ. Ты меня слышишь?

Кеди улыбнулся. Странная улыбка, подумал Глауен, полная яда и знания.

– Я слышал, что ты сказал. Я все понял всеми уровнями моего сознания.

– Тогда мне больше нечего сказать. Я сейчас схожу в книжный киоск и купля какие-нибудь книжки, чтобы побольше узнать о зубенитах. Или иди со мной, или сиди здесь, или иди в свою комнату и ложись спать.

– Я пойду с тобой, – ответил Кеди.

Глауен подошел к туристическому салону «Чужие танцы и искусство» довольно рано и обнаружил, что омнибус уже не только подан но и почти полностью укомплектован, бледные большеглазые лица выглядывали из всех окон. Разумеется, омнибус ничем не напоминал красавчика с рекламного плаката.. Глауен поздравил себя с тем, что предусмотрительно зарезервировал для себя место, поскольку автобус был не то что полностью загружен, а перегружен. Юноша украдкой поглядывал на пассажиров, не желая показаться невоспитанным. Все были одеты в блузы с капюшоном, мешковатые штаны, длинные черные чулки, и длинные остроносые туфли. Капюшоны были отброшены и обнажали щетину жестких темных волос. Лица были большие, круглые и белые, с большими влажными глазами и длинными носами «уточкой». Глауен решил, что для него теперь нет тайны в том, почему зубениты не смешиваются с двумя другими расами на Тассадеро.

Водитель к такой нерешительности явно не привык, он протянул руку и коротко сказал:

– Ваш билет, пожалуйста. Если хотите ехать, то таково правило. Не хотите, выходите из автобуса.

– У меня зарезервировано место первого класса. Вот мой билет, покажите мне мое место.

Водитель с любопытством взглянул на билет.

– Все правильно. Билет действителен.

– И где отделение первого класса?

– Весь автобус первого класса. Вы зарезервировали себе право сидеть, где вам захочется.

– Я что-то не понимаю! В билете обозначено для меня место. Сейчас на этом месте кто-то сидит.

Водитель вопросительно посмотрел на Глауена.

– «Резервирование» одно для всех, а не только для вас! В степи нет элиты или низов, тут все равны!