— А, лейтенант Арчер, — повторил он. — Конечно. Не пройдёте ли сюда, пожалуйста?

Он взял курс через море накрытых льняными скатертями столов, заполнявших уютно освещённую столовую, а Абигайль и Хелен поплыли следом, словно пара лодочек. Они добрались до низкой арки на противоположном конце большой залы и спустились за ним по двум низким ступенькам в совсем другой (хотя и не менее дорогой) обеденный зал. Пол здесь был покрыт искусно изношенным кирпичом, стены — тоже кирпичные — выглядели намеренно грубыми и неотделанными, а потолок поддерживали тяжёлые деревянные балки.

Ну, они казались деревянными балками, подумала Хелен, хотя они, наверное, не так впечатляют кого-то, кто, подобно Абигайль, вырос в (тщательно отреставрированной) средневековой куче камней больше чем шестисотлетней давности. Где действительно были массивные, потемневшие о времени балки, ворота, рассчитанные выдерживать удары тарана, окна, переделанные из бойниц, и камины размером со шлюпочный отсек эсминца.

За одним из тёмных деревянных столов сидели двое людей. Один из них — курносый зеленоглазый офицер в форме лейтенанта Королевского Флота Мантикоры — помахал рукой, заметив их. Его спутница — поразительно привлекательная блондинка — повернула голову при этом взмахе и улыбнулась, когда тоже заметила новоприбывших.

— Спасибо, — вежливо сказала метрдотелю Абигайль, и он, пробормотав что-то в ответ, повернулся и двинулся прочь. У менее выдающейся особы это выглядело бы как облегчённая поспешность.

— Знаешь, — сказал Абигайль, когда они с Хелен подошли к столу, — тебе должно быть по-настоящему стыдно за то, как ты намеренно оскорбляешь чувства этого бедняги, Гвен.

Лично Хелен, учитывая полное притворства представление Абигайль для того же самого метрдотеля, всё это очень напоминало старую пословицу про соринку и бревно, но она благородна воздержалась от оглашения этого факта.

— Я? — Лицо лейтенанта Жерве Винтона Эрвина Невилла Арчера выражало полнейшую невинность. — Как только вы могли предположить подобное, мисс Оуэнс?

— Потому что знаю тебя?

— Разве моя вина, что никто во всём этом ресторане не потрудился изучить благородные родословные его посетителей? — спросил Жерве. — Если ты собираешься кого-то обвинять, вини её.

Он указал через стол на блондинку, которая тут же шлёпнула его по руке.

— Тыкать пальцем невежливо, — сказала она с рокочущим акцентом. — Даже мы, грубые низкородные дрезденцы это знаем!

— Может и так, но разве я не прав? — парировал он.

— Этого я не говорила, — ответила Хельга Болтиц, личный помощник министра обороны Генри Крицманна, и улыбнулась прибывшим. — Привет, Абигайль. И тебе тоже, Хелен.

— Привет, Хельга, — сказала в ответ Абигайль, а Хелен кивнула, присоединяясь к приветствию, и уселась рядом с Хельгой. Абигайль расположилась в оставшемся кресле напротив Хелен и обернулась, когда появился их официант.

Тот принял их заказ на напитка, раздал меню и испарился, а Абигайль наклонила голову к Жерве, открывая изысканный томик двухсантиметровой толщины.

— Может Хельга и подбила тебя на это, но я её не виню, — сказала она. — Это должно быть самый чопорный ресторан, в каком я обедала, и поверь, папа водил меня в действительно чопорные места. Не говоря о том, как они лебезят перед землевладельцем или его семьёй. Но это ты получаешь извращённое наслаждение, думая о том, как эти люди поведут себя, когда узнают правду.

— Какую ещё правду? — ещё более невинно спросил Жерве. — Ты имеешь в виду тот факт, что я скольки-то-юродный кузен королевы? Или что сестра Хелен — королева Факела? Или что твой собственный скромный отец — землевладелец Оуэнс?

— Именно это она и имеет в виду, глупый, — пояснила ему Хельга с весёлым блеском в глазах и перегнулась через стол, чтобы отвесить ему лёгкий подзатыльник. — И как бы я не предвкушала момент, когда они это обнаружат, не думай, что я не помню, как ты сделал то же самое со мной!

— Я тебя ничем не вводил в заблуждение, — сказал он, светясь добродетелью.

— О, правда? Если бы я не заглянула в "Пэров Кларка", ты бы мне никогда не сказал, разве не так?

— Ну, я думаю я бы как-то с этим разобрался в конце концов, — сказал он, и его голос стал гораздо мягче прежнего. Он улыбнулся ей, а она улыбнулась ему в ответ, похлопала его руку, лежавшую на столе, и снова откинулась в кресле.

— Если бы восемь месяцев назад кто-то сказал Хельге Болтиц, что она будет чувствовать себя удобно в обществе человека, привыкшего к богатству и привилегиям, или что он ей даже понравится, она бы расхохоталась. Сама мысль о том, что кто-то с бесплодного, отсталого, нищего Дрездена, этой голодной дыры, может иметь что-то общей с кем-то с таких заоблачных высот, была бы нелепа. И, если честно, это по-прежнему оставалось правдой в отношении большинства доморощенных олигархов Сектора Талботта. Больше того, она была абсолютно уверена, что ещё встретит мантикорцев, именно таких заносчивых и надменных, какими она их всегда представляла.

Но Жерве Арчер бросил вызов её предубеждениям — вежливо, но твёрдо, — и при этом убедил её, что из данного правила есть по меньшей мере несколько исключений. Что и объясняло, как она оказалась за столом в компании людей с такими широкими связями в свете.

— Лично я, — сказала Хелен, — сожалею только о том, что меня скорее всего не будет здесь, когда они это обнаружат.

В свои двадцать один она была младшей в их четвёрке и по возрасту и по рангу. А ещё она больше всех разделяла, насколько это было возможно для не-дрезденки, отношение Хельги к аристократам и олигархам. Не удивительно, ведь она родилась на Грифоне, и вырастил её грифонский горец, который к тому же встречался с самой отъявленной бунтовщицей и анархисткой, какая только становилась мантикорским пэром, с тех пор как Хелен исполнилось тринадцать лет.

— Если ты правда хочешь увидеть их реакцию, я думаю, ты можешь сама сказать им сегодня, — заметила Абигайль.

— О, ни за что! — усмехнулась Хелен. — Может я и хочу на это посмотреть, но чем дольше они будут разбираться, тем сильнее разозлятся, когда наконец разберутся!

Абигайль покачала головой. За последние девять или десять лет она провела на Мантикоре больше времени, чем дома а Грейсоне, но несмотря на явное озорное удовольствие, которое она получала, водя за нос метрдотеля, порой ей всё же казалось странным отношение своих мантикорских друзей к аристократии. К отметил Жерве, её отце был землевладельцем, и самые сокровенные мечты самыз прожжённых членов мантикорской Ассоциации Консерваторов были бледной тенью реальной власти землевладельцев в пределах их владений. Термин "абсолютный монарх" не совсем описывал эту власть, но вот "верховный самодержец", вероятно, был ближе к сути.

Благодаря опыту собственного детства, у неё осталось очень мало иллюзий о причудах и недостатках людей "голубых кровей". Но в тоже время она была дочерью суровой и неумолимой планеты и общества с богатыми традициями, в котором сдержанность и правила поведения лежали в самой основе императива выживания. Непочтительное, почти насмешливое отношение столь многих мантикорцев к собственной аристократии всё ещё тревожило её. В этом отношении, Хельга даже ближе к ней, чем к Хелен, подумала она. Враждебность, противоборство, даже ненависть — эти чувства она могла понять, когда тот, кто был с рождения облечён властью, злоупотреблял ею, вместо того, чтобы следовать своему долгу. С другой стороны, то самоуничижительное веселье, которое демонстрировали люди вроде Гвена Арчера, плохо укладывалось у неё в голове, хотя ей и приходилось наблюдать точно такое же поведение у десятков других мантикорцев не менее высокого происхождения, чем он.

"Похоже, можно забрать девчонку с Грейсона, но нельзя забрать Грейсон из девчонки", — подумала Абигайль. Эта мысль не в первый раз приходила ей на ум. И не последний, кисло отметила она.

Она начала было говорить что-то ещё, но замолчала, когда принесли их напитки, и официант принял заказы. Он снова исчез, а она глотнула чаю со льдом (его ей было нелегко найти в мантикорских ресторанах) и опустила стакан.