— На другой стороне болот, — закончил Вазгер за старика. — У протоки.

— Верно, — удивился егерь. — Да ты и вправду здешний, раз ведаешь о таком. Ошибся внучек-то, ошибся, спутал, видать, тебя с кем-то.

— Внук? — спросил Вазгер.

— Да, — словно спохватившись, добавил егерь. — Я же с внуком живу. С внуком да еще… Ну, ты понимаешь, с Элией. Так вот, Маб как тебя увидел, так и твердит: это, мол, он меня от рогача спас, точно он. Да только что мальцу со страху-то не померещится. Натерпелся, вот и видит теперь в каждом встречном спасителя.

— Рогач? — пробормотал Вазгер. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло у него в голове. Громадная птица с хищно раскрытым клювом, несущая в когтях мальчишку… Горячая кровь на лице и руках, ставший неимоверно скользким боевой нож, стиснутый в кулаке… Вазгер крепко зажмурился — так все это было реально и в то же время призрачно.

— Рогач, — вновь тихо произнес Вазгер. — Рогач… Он утащил мальчишку.

Егерь нахмурился и настороженно взглянул наемнику прямо в глаза. Похоже, с возрастом слух старика не притупился, и он расслышал каждое слово, сказанное Вазгером.

— Так это и вправду был ты? Казалось, наемник не расслышал вопроса, но, тем не менее, минуту спустя неуверенно произнес:

— Наверное. Не знаю… Не могу вспомнить. — От того, какую шутку сыграла с ним память, Вазгеру было гораздо горше, чем от осознания своей телесной слабости. Если телу еще можно было вернуть прежнюю силу и подвижность, в чем наемник не сомневался, то с памятью шутить не годилось.

— Ничего-ничего, — поспешил успокоить Вазгера егерь. — Еще припомнишь, нет в этом ничего страшного. Лучше скажи, за что тебя казнить-то удумали? Ты на разбойника-то вроде и не похож… Хотя тебя и собирались повесить.

— Откуда ты знаешь, что меня хотели повесить? — чуть прищурился наемник, бросив косой взгляд на Гайдериса.

— А то не видно было, — усмехнулся старик, но не слишком весело, проведя при этом рукой по шее наемника. — Сейчас-то следов не осталось почти, а когда Маб тебя нашел, тебе такой рубец горло расчиркал — жутко вспомнить. Веревка-то сама порвалась?

Вазгер закрыл глаза, с болью в душе вспоминая свой последний день, проведенный в стенах Мэсфальда, всю боль и унижение, которому подвергся тогда. Но даже сейчас все это казалось наемнику донельзя нелепым, будто происшедшим не с ним.

— Сама, — ответил наконец Вазгер. — Почему ты спас меня, старик? Почему не оставил умирать там, где нашел?

— Да за кого ты меня принимаешь?! — моментально вспыхнул Гайдерис, едва не вскочив на ноги. — Неужели ты думаешь, что я оставлю человека зверям? Я живу здесь давно, и ты не первый, кого мне приходится спасать, вырывая чуть ли не из лап самого Райгара. И еще никто и никогда не укорял меня за это, ты — единственный.

Слова егеря смутили Вазгера. Ему до сих пор не верилось, что он остался жив после всего, что произошло. Это казалось самой большой нелепостью. Все указывало на то, что изгнание должно было закончиться смертью. И Вазгер уже тогда успел свыкнуться с этой мыслью. Боялся, но все-таки ждал благословенного избавления от тягот.

Потом наемник вновь вспомнил о столь неожиданной встрече с Зарианом, и душу в очередной раз ожег огонь ненависти. Подробности встречи стерлись так же, как и все остальное, но это было единственное, что наемник помнил лучше всего. Складывалось впечатление, будто в каземате произошло нечто, что разбило память Вазгера, превратив ее в огромную бессмысленную мозаику.

— Будь проклят Зариан! — прошептал наемник, закрывая глаза.

* * *

Встать с постели Вазгер попытался только через день после того, как понял, что окончательно пришел в себя. Он знал, что не стоит слишком залеживаться, но в то же время не следует и спешить. Вазгер и так потерял слишком много времени, пролеживая бока в егерском домике. Элиэнту Вазгер видел еще дважды, хотя в доме она проводила почти все время: Вечная слушалась старика беспрекословно и не подходила к наемнику, однако тому казалось, что ночью он слышал дыхание у двери отведенной ему комнаты. Вазгер старался не обращать на это внимания: мало ли что могло почудиться в нестойкой ночной тиши.

А вот чаще других наемник видел Маба — старикова внука. Впервые увидев его, наемник напрягся, пытаясь припомнить его. Какое-то смутное воспоминание шевельнулось глубоко в мозгу, — возможно, Вазгер на самом деле спас мальчишку из когтей Острокрыла. Мабу было лет десять, не больше, но по тому, как он думал и рассуждал, ему можно было дать и пятнадцать.

Перво-наперво Маб рассказал Вазгеру о происшедшем в деревне, едва только наемник заикнулся об этом. С каждым новым словом наемнику казалось, что он вспоминает что-то отлично ему известное. Рассказ старикова внука пробудил лишь небольшую часть воспоминаний, большего мальчишка просто не знал, но Вазгера радовало и это: выходит, не все потеряно, и забытое еще можно вспомнить.

Натянув старую старикову рубаху, наемник вышел на крыльцо и глубоко вздохнул, втягивая в легкие морозный воздух. Егерь до сих пор не вернулся из леса, хотя ушел проверять капканы еще до света. Маб отправился вместе с Гайдерисом, а Элиэнта исчезла пару часов назад — Вазгер и не заметил, куда она подевалась. С каждым днем эта девушка интересовала его все больше и больше, наемник даже проникся к ней некоторой симпатией. И все же знание того, что Элия Вечная, продолжало смущать его. Вазгер настороженно относился ко всем рожденным на Изнанке, но Элиэнта вызывала у него противоречивые чувства. Егерь старался устроить так, чтобы девушка не приближалась к наемнику, и старику это вполне удавалось, однако у Вазгера сложилось впечатление, что Элия немного не в себе. Она казалась — да и была — слишком уж беспечной и веселой.

Сейчас же Вазгер старался выкинуть все из головы и заняться собой. Он и так потерял слишком много времени. По словам егеря, выходило, что с того момента, как он с внуком нашел наемника, распятого и наполовину утонувшего в ручье, прошло уже целых два месяца. Это был долгий срок, учитывая то, что происходило на землях Мэсфальда. Вазгер еще не пытался расспросить Гайдериса о том, какова ситуация, сложившаяся в результате войны. Егерь также ничего не говорил, но по обрывкам фраз, которые иногда доносились до Вазгера, можно было понять, что ничего хуже для Мэсфальда быть уже не может. Наемник твердо решил выведать у старика все, что тому известно о войне, как только Гайдерис вернется домой.

Нагнувшись, Вазгер зачерпнул пригоршню снега и медленно растер по лицу. Пальцы прошлись ото лба до подбородка, не упустив ни малейшей детали столь знакомого, но одновременно ставшего чужим лица. Наемник до сих пор ни разу не взглянул на свое отражение, старательно обходя единственное тусклое зеркало в доме егеря. Вазгер не хотел видеть, во что превратила его судьба. Не хотел видеть, но постоянно чувствовал, стоило ему лишь случайно или намеренно коснуться лица.

Наемник скрипнул зубами и, решительно стиснув в ладонях эфес воображаемого меча, сделал резкий замах и удар. Без настоящего оружия проделывать подобное было и просто, и невероятно сложно одновременно. Отвыкшие от подобных упражнений мышцы запротестовали, но наемник с легкостью подавил в себе желание плюнуть на все и продолжил выполнение заученных однажды и на всю жизнь движений. Вазгер разминался до тех пор, пока спина не стала мокрой от пота, и рубашка не прилипла к телу. Смахнув небрежным движением указательного пальца капельки пота с бровей, наемник на некоторое время замер, взглядом шаря по сторонам. Для следующей части упражнений требовался меч или же что-то, что могло заменить его. Ничего похожего на глаза Вазгеру не попалось, зато он заприметил сарайчик, пристроенный к домику. Замка на дверях не было, а потому Вазгер не задумываясь вошел. Единственное окошко, узкое и длинное, находилось под самым потолком, и света, проникающего через него, было едва ли достаточно, чтобы разогнать мрак. Пол был присыпан тонким слоем сена, тихо хрустящего под ногами. В дальнем углу аккуратно сложен инструмент: Вазгер с трудом разглядел несколько топоров, лопату и косу.