— Ты спятил, Боб! — перебил я. — Это моё стихотворение. Ты — крезанутый! Если ты воображаешь, что ты из полиции, так возьми на экспертизу все мои ружья, сними отпечатки пальцев, обыщи дом… я не знаю, что ещё — только делай что-нибудь нормальное, а не маши у меня под носом фальшивой книжонкой, которую ты сам изготовил… я не представляю, с какой целью. Если тебе хочется доказать, что я украл стихи этого Тома, то делаешь ты это… как-то кверх ногами. Кто у кого украл? Ты соображаешь?

— Я всё соображаю. Успокойся. Я сказал: у меня нет другого выхода. Сейчас скажу… Я в общем-то с самого начала знал, что придётся… Не страшно: всё равно ты забудешь. А если сейчас всё выключится — ну что ж, значит, мне не повезло.

— Чего ты бормочешь? Ты совсем, что ли, съехал с рельс? Что ещё там выключится?

— Фильм, Фрэд. Мы с тобой находимся в компьютерном фильме, интерактивном.

— Чего-чего? — Тут уж я не мог не рассмеяться, глядя на этого бедолагу, — так он побледнел и трясся. Даже всё зло у меня прошло. «Нет, он точно чокнулся», — решил я. — Чего-чего? Скажи-ка ещё раз, Боб, где мы, по-твоему, находимся? В интер-где? — Я чего-то не понял.

Всё-таки он собрался с духом и твёрдо посмотрел мне в глаза.

— Эта реальность, — сказал он, — вот эта, вокруг нас с тобой, — не настоящая. Она создана компьютером, мощной электронной системой, которая всё это моделирует: лес, дом, снег, охоту…

— Ха! ты так думаешь?

— Не думаю, а знаю. Я знаю, что сейчас сижу в специальном кресле игровой камеры и на голове у меня надет шлем с проводами, через которые подводится ко мне всё то, что я вижу, слышу, осязаю — и так далее.

— Так-так… Ну и ну! Занятную ты мне поведал историю. В этом что-то есть, честное слово… а, Боб? Давай-ка ещё по стаканчику… Ты не напрягайся… Ты вот что мне скажи: а я, стало быть, тоже где-то сижу в таком шлеме?

— Нет. Ты здесь, в этом мире. Ты — герой фильма. И твою роль исполняет Том Принс.

— Ага. Ещё интересней… Только что-то у тебя здесь не гладко. Ты сказал, что он умер. А я, однако, живой. Как это может быть?

— Почему не гладко? Если б он играл в театре, тогда конечно: умер — и героя нет. А тут фильм. Не понимаешь? Сыграл — и записал в электронную память. Теперь компьютер воспроизводит.

— Хм… Как это — воспроизводит? Как это он так сыграл?

— Вот так же сидел в шлеме с проводами, и всё записывалось: что он чувствовал, думал, говорил, как вёл себя в разных ситуациях.

Я попытался сосредоточиться. Отхлебнул немного из стакана… Ну и головоломка!.. Хотя совершенно идиотская… Вот именно: из-за того, что идиотская, в ней так трудно найти концы какие-нибудь. Как тут быть?.. Наконец до меня кое-что дошло.

Я кивнул на стенку:

— Видишь ты этого кабана, Боб? Прошлой осенью он сделал одному парню харакири — в один момент, мы не успели глазом моргнуть. Он кончился почти на месте, не успели дотащить его до машины… Хотел бы я посмотреть, как этого парня вынимают из твоей кабины со шлемом на голове и с выпущенными кишками — ха-ха!

— Этого не было, — сказал Боб, ничуть не смутившись.

— Тра-та-та. Как это — не было, когда было.

— Эта сцена тоже была сыграна. Том был великий артист. И он создал тебя… Это гениальное творение. Он создал тебя со всеми твоими воспоминаниями. Ему пришлось сыграть множество сцен — и не только где ты с гостями, но и все долгие дни, когда один сидишь в доме, когда ходишь по лесу с собаками. Хотя этого никто увидеть не может, но это есть в тебе… Наверное, ты был его любимым героем, он сам мечтал о такой уединённой жизни в лесу. У него была маленькая ферма в захолустье, там он сочинял стихи, но ему нечасто удавалось туда приезжать — слишком был занят. Так что в тебя он вложил свою мечту. Его стихи, наверное, должны быть похожи на Роберта Фроста. Тебе не кажется?

— Нет, — отрубил я. — Не знаю никакого Фроста. Не читал.

Боб огорчённо поднял брови и замолк на минуту, крутя пустой стакан у себя перед носом.

Потом начал опять.

— Конечно, — сказал он, — твоя жизнь однообразна: она состоит из циклов, почти одинаковых. Впечатления повторяются, воспоминания наслаиваются и просвечивают одно сквозь другое. Поэтому твою жизнь сыграть было проще, чем жизнь, допустим, бизнесмена в большом городе. Там, наверное, никакой самый сильный компьютер бы всего не запомнил… И всё-таки в этой простой реальности Том создал настоящего, живого, бесконечно разнообразного человека — тебя. Вот почему это один из самых дорогих фильмов. Триста долларов стоит сюда попасть, Фрэд…Мало того, он дал тебе способность сочинять стихи: снабдил тебя своими стихами. Это уж вовсе излишество, поскольку от гостей в принципе скрыто… Но потому я к тебе и приехал: это единственная теперь возможность узнать, что было в его пропавшем архиве. И может быть, тогда я найду убийцу по каким-то зацепкам… Помоги мне, Фрэд… Я понимаю, ты сейчас не в своей тарелке. Ещё бы! Если б мне кто-нибудь сказал…Ты не спеши. Поразмысли. Ведь я ничего не требую, только прошу. Хочешь — задавай мне любые вопросы. Может быть, когда ты привыкнешь немного, ты всё-таки согласишься прочесть стихи…

Я удивлялся: он буквально бил на жалость, а я не люблю этого, не привык к таким разговорам. Мне было тошно. Я встал не спеша и прошёлся взад-вперёд по комнате… Да, крепкий парень этот Боб, ничего не скажешь. Где-то я слышал, что у настоящих сумасшедших бывает железная логика — не подкопаешься… Всё же как-то ненатурально: стихи связывать с убийством? строить на них расследование? — Глупость. Надуманно. Как будто нет других методов!.. Или он не псих, а просто всё придумал, чтобы вытянуть из меня? Но зачем? Если напечатать под своим именем — так никто же сейчас за стихи не даст ни цента! — это смешно! Может, он заключил пари с кем-нибудь?.. Ладно, что ж делать, попробую его расспросить о том о сём — авось проговорится.

— Хорошо, — сказал я, усаживаясь снова в кресло. — Плесни-ка мне, а то и впрямь в голове помутилось от твоей болтовни. Плохо соображаю… Ты мне вот чего объясни: вот я живу сейчас, тебя вижу, мы разговариваем, я что-то думаю. Как же это может быть сыграно? Ты приехал сюда как гость… ну, пусть как зритель, участник — я не знаю… Но Том ведь не играл с тобой конкретно. А сейчас его и в живых нет, говоришь. Так что же сейчас-то происходит?

— Сейчас твои реакции синтезируются на основе образа, наигранного Томом, — сказал он уныло, словно бы с какой-то обречённостью. — Весь твой опыт записан в электронной памяти. Компьютер берёт его и синтезирует твоё поведение, как это бывает у нормального человека. А как иначе? Любой человек в каждое мгновение жизни есть пересечение окружающей его реальности и внутреннего накопленного опыта — больше ничего.

— Вот как? Здорово получается. Только глупо всё это, Боб, когда есть живые люди. Зачем делать такие фильмы? Кто станет тратить триста баксов на какую-то муру, если можно снять настоящий дом на день и хорошо оттянуться. Да и поохотиться отлично можно за эти деньги.

— Почему — муру? Разве ты плохо живёшь? Поместье с тысячью акров леса!.. Ты учти: далеко не у всякого есть возможность попасть на правах гостя в такое поместье… И потом, я же объяснил: приезжают именно к тебе: с тобой пообщаться, с творением великого мастера.

— Ага. Вот почему, оказывается, женщины ко мне в кровать прибегают!

Но он уклонился от этой темы, продолжая бубнить своё:

— Это уникальный фильм. Таких больше нет. Другие фильмы совсем примитивные!..

— Какие?

— Ну, допустим, инструктор учит кататься на горных лыжах или летать на дельтаплане… или там серфинг… ещё что-нибудь… Приезжаешь, к примеру, на океанское побережье, и тебя катает на яхте моряк… Но он же как тень. Он действует чуть-чуть только сложней автомата. На него никто и не обращает особо внимания.

— Ладно, всё это очень интересно, я ничего такого не знал. Нужно будет мне тоже попутешествовать в таких фильмах. Тогда, может, я пойму, о чём ты толкуешь.

— Действительно хочется? — Боб взглянул внимательно.