В переводах Алексея Костричкина Мысль-лиса Я представляю полуночный лес: Есть еще что-то живое За одиночеством этих часов, И чистым листом, по которому движутся пальцы. За окном я не вижу звезд: Что-то все ближе и ближе Из глубины кромешной Входит в мое одиночество: Холод, нежный, как черный снег, Лисий нос касается стебля, листа; Два глаза следят за движением, раз, два, еще и еще. За собой оставляя следы на снегу, Огибая деревья, тихонько хромая, Тень проскользнула в дупло Чтобы, чуть-чуть осмелев, Свет преломить, глаз Расширяется всей глубиной изумрудной, Блестя, концентрируясь, Словно явился по важному делу, Пока неожиданный, резкий и острый запах лисы Не просочится в черные дыры в моей голове. Окно все еще без звезд; часы все еще идут, Страница готова. Ястреб на ветке Я высоко на дереве, глаза мои закрыты. Бездействую, но нет и тени сна Ни в клюве загнутом, ни в крючковатых лапах: Я предвкушаю новое убийство и ощущаю совершенный запах. Как хороши высокие деревья! Плавучесть воздуха и солнечные блики — Все к выгоде моей; Лицо Земли Откроется для моего обзора. Я когти впил в древесную кору. Понадобились силы всей Природы Чтоб перья сотворить и эти лапы: Теперь Природу я держу в когтях. Взлетаю ввысь и медленно кружу — Я убиваю там, где я хочу, ведь это все мое. Нет никаких излишеств в этом теле: Моя манера — головы срывать. Распределение смертей! Свою дорогу Прокладываю я среди костей. Я не ищу весомых аргументов, Чтоб в мире обозначить это право. И солнце за моей спиной. Все так же, как тогда, когда я начал. Мой глаз не отмечает изменений. Я думаю оставить все как есть. Ворон черней, чем когда-либо Когда Бог, отвернувшись от человека, Обратился лицом к небу, А человек, отвернувшись от Бога, Обратился лицом к Еве, Казалось, что мир развалился на части. Но Ворон, Ворон, Ворон, вцепившись когтями, Соединил небо и землю. Тогда человек заплакал, но голосом Бога, И Бог истекал, но человеческой кровью. Земля и небо скрипели в месте стыковки, И началась гангрена, и вонь Стояла ужасная. Не мог человек быть человеком, и Богом Бог. Кричит: «Это моя работа!» Летит знаменем черным и славит себя самого. Теология Ворона
Ворон понял, что Бог его любит — Иначе он был бы мертв. И это было доказано. Ворон был изумлен, услышав стук своего сердца. И он осознал, что именно Бог назвал его Вороном — Существование было ему открыто. Но кто Любит камни, и кто назвал их камнями? Похоже, они существуют тоже. И кто назвал странное это молчание, Что наступает, как только крик затихнет? И кто любит круглые пули, Что отлетают от сухощавых вороньих тел? Кто издает тишину преобладания? Ворон понял, что есть два Бога, Один гораздо больше другого, Он любит его врагов И вечно во всеоружии. Ворон и Море Он хотел игнорировать море, Но оно было больше чем смерть и больше чем жизнь. Он хотел разговаривать с морем, Но мозг его скрылся, и тот отшатнулся, как от огня. Он пытался понравиться морю, Но оно прогнало его прочь, как мертвецы прогоняют нас прочь. Он хотел ненавидеть море, Но ощутил себя кроликом, брошенным вниз с утеса. Он просто хотел быть в одном мире с морем, Но легкие Ворона были не так глубоки. И кровь закипела его, Словно капля воды на горячей печи. Он повернулся спиной, чтобы уйти от моря, Будто распятый, не смея пошевелиться. Трагедия с яблоком А на седьмой день Змей отдыхал, Но Бог к нему поднялся: «Я изобрел отличную игру», — сказал он. Змей выпучил глаза от изумленья Господней выходкой. Но Бог сказал: «Ты видишь яблоко? Я выжму сок прозренья!» И Змей, глотнув его, Скрутился в знак вопроса. Адам, хлебнув, сказал: «О, будь мне Богом!» А Ева, выпив, обнажила ляжки И убежала с косоглазым Змеем, И отдалась ему. А Бог все рассказал Адаму, Который в пьяном угаре хотел удавиться. А Змей пытался все объяснить, кричал: «Не надо!», Но у него язык заплетался. А Ева кричала: «Насилуют!» И била его по голове. Теперь, стоит ему появиться, Она кричит: «Он здесь, на помощь!» Адам бьет его стулом, Бог говорит: «Я доволен!» |
