Я не против того, чтобы меня кто-то хватал и тащил, но я люблю, чтобы при этом меня немножко поддразнивали и чтобы можно было слегка помечтать и пофантазировать. Мне не нравится, когда меня запугивают, лгут мне или орут на меня, а, похоже, на некоторых из этих картинок как раз так и происходит. Мрак, окружающий секс, вполне допустим, но за ним должна скрываться какая-то тайна. Это не должен быть мрак ада, ночных кошмаров или смерти.

Такое мне не по душе. Я люблю более светлое. Люблю, чтобы было не совсем, а только почти плохо. Не играть с плохим, а лишь заигрывать. Чтобы оно не заполняло тебя.

Завтра надо идти покупать рождественские подарки. Господи, понятия не имею, что кому купить. Наверное, для меня самой, это плохо – желать на Рождество кокс… целую гору белого пушистого «снежка», засыпающего меня с ног до головы.

Остальное потом.

Дорогой Дневник!

Помнишь ли ты тот вечер, когда Лео, Бобби и я ездили в Лоу-Таун за коксом? Помнишь? Я украла кило кокса, и тут началось светопреставление, и нам пришлось срочно смываться, потому что все кругом начали палить из своих пушек? Мне только что снился про это сон.

Я ведь никогда толком не думала, что Бобби, скорей всего, убил того парня, в которого стрелял. Он же правда стрелял в него, и я это видела – и мне было все равно! Я думаю, что говорила себе тогда: это все какой-то сон. Но я же знаю, что сама себя обманываю, от начала и до конца.

Тогда я позвонила Бобби домой и поговорила с ним об этом деле пару минут. Вначале он держался нормально. Мы старались говорить шепотом, все время перебивая друг друга, чтобы нас никто не подслушал… И тут он начал плакать. Так мне показалось, хотя полностью я не была уверена. Наверное, он так же лгал сам себе, как и я. Ни он, ни я, по-видимому, не отдавали себе отчета в том, что мы натворили.

Я разговаривала по телефону из своей комнаты, и все то время, пока Бобби на другом конце провода молчал, не сводила глаз со спинки кровати, где под набалдашником хранились мои запасы. Да, я завязла в коксе по горло, но остановиться уже не могу. Кроме занятий с Джонни Хорном и поисков все новых сексуальных развлечений, кокс – единственное, что меня все это время поддерживало… Хотелось бы мне знать, не означает ли тот сон, что мне суждено попасть в ад? Я и Бобби Бриггс в аду рядом друг с дружкой сидим и нюхаем кокс вместе с дьяволом. Знаю, что это не смешно. Конечно же, не смешно.

В том сне я видела, как парень, в которого стрелял Бобби, вдруг поднялся, хотя пуля вошла ему прямо в грудь, и говорит: «Смерть дала мне ровно одну минуту, чтобы предсказать вам ваше будущее».

Потом он произнес: «Ты, с пушкой… берегись. Те, кто умирает, как я, запоминают лицо своего убийцы, и смерти оно тоже становится известно. Тогда смерть начинает охотиться за ним. Забирает твоих друзей или кого-нибудь из родителей. Забирает то, что ты позволил ей взять. Ведь убийство – это все равно что поздороваться за руку со смертью и сказать ей: „Что мое – то твое“».

Во сне Бобби поглядел на меня, а потом снова на парня, которого он застрелил. Парень перехватил его взгляд и сказал: «Присматривай получше за своей подружкой. Кое-кто здесь уже держит для нее место».

И я проснулась.

Я рассказала Бобби о своем сне, а он ответил, что ему надо идти. Не сказал куда, а просто, что пора кончать этот разговор, потому что ему некогда.

На Рождество я купила Бобби в подарок пару ботинок. Я знаю, такие ему должны понравиться. Довольно дорогие, но я скопила порядочную сумму – ты не поверишь, но это только за счет занятий с Джонни. Подспудно я все время чувствовала, что тратить эти деньги на кокаин – грех. Впрочем, все последнее время мне и не надо было этого делать, потому что Жак и Лео постоянно снабжали меня им, и я не вылезала из кайфа и секса. Мне даже не приходится теперь им больше звонить. Это обычно делает Жак. А если к телефону подходит мама или папа, он говорит им, что это по поводу работы, которой я интересовалась. Всякий раз, когда мама передает мне, что мне звонит… «какой-то джентльмен относительно твоего заявления», я уже знаю, что мне предстоит бурная ночь.

Настоящая работа мне действительно нужна. Такое место, куда нужно ходить при параде и чтобы всегда можно было быть немного под кайфом, красивой и получать приличные деньги.

Дневник, надеюсь, тот мой сон был просто кошмарным воспоминанием, и если парень из Лоу-Тауна мертв, то он же не обязательно в аду, а где-нибудь в более приятном месте. По крайней мере, не мучится от боли. Потому что, боюсь, если это не так, то смерть на самом деле придержит для меня местечко. Возможно, она сделает это с помощью БОБА. Не хочется об этом думать.

Сейчас приму душ и пару раз нюхну. Надо еще закончить мой подарок к Рождеству для Донны. Я тебе про него рассказывала? Нет, наверно. Просмотрела записи и вижу, что нет. Так вот, мне хотелось сделать что-нибудь хорошее для нее, как водится между настоящими друзьями. Подарить такое, чтобы она перестала думать, что в моей жизни одни лишь неприятности. Вот чем я сейчас занята.

Я позвонила доктору Хэйворду, поговорила о том о сем и попросила его незаметно взять джинсовую куртку Донны, когда ее не будет дома. Как только ее куртка очутилась у меня, я тут же пошла в магазин художественных изделий и накупила там все, что подходило по расцветке и узору, – бусы, цветные заплатки и люрекс. Словом, то, что ей так нравится. Все последние вечера я только тем и занята, что нашиваю свои покупки на ее куртку, стараясь, чтобы украшения выглядели как можно аккуратнее. Донна сама хотела сделать это и мечтала целую вечность. Надеюсь, мой подарок придется ей по душе. Мне так хочется, чтобы она перестала беспокоиться на мой счет. Чем больше беспокоишься, тем больше беды можно накликать.

Увидимся позже, Дневник.

Дорогой Дневник!

Сейчас уже 4:20 утра. Я только что закончила вышивать куртку Донны. Заснуть теперь уже все равно не смогу. Сижу и думаю о походе к Лео или Жаку, чтобы разжиться травой. Может, еще Жак даст мне валиума, как в прошлый раз, пару недель назад. Классная штука. Пожалуй, надо бы позвонить перед выходом. А то что-то не хочется зазря таскаться по лесу.

Вернусь через минуту. Л.

Вот я и вернулась. Хорошо, что позвонила, а не пошла просто так. Дорога все-таки не ближняя. Рассказывала я тебе про то, как однажды заблудилась? До чего же я тогда перепугалась – одна в темном лесу! Я села и принялась плакать, пока небо не посветлело и можно было хоть немного ориентироваться, чтобы отыскать путь до дому. Меня, правда, предложили подвезти, но я отказалась. Дело в том, что папа мог припоздниться на работе и вернуться как раз в то время, когда я подъехала бы к дому с Лео или Жаком. Он ведь любит свою маленькую дочку такой, какой она когда-то была… и, может быть, еще когда-нибудь будет… Нет уж.

В общем, на этот раз я поговорила сначала с Лео, и он сказал, что скучает. Шелли вернулась с похорон тети: с наследством, которое, по его мнению, она должна была бы получить, ничего не вышло. Впрочем, через неделю-другую ей снова придется туда поехать, потому что тетя оставила ей кучу всякого барахла.

Лео спросил, послала ли я уже в журнал одну из своих фантазий. Я сказала, что обдумываю эту идею, но мне нужно сперва немного прийти в себя. Он рассмеялся и ответил, что у Жака есть кое-что мне сказать.

Жак взял трубку, и я извинилась, что звоню в такую поздноту. Он заверил меня, что он бы рассердился, если бы я не позвонила, и назвал меня своей «маленькой глупышкой». Я улыбнулась, но промолчала.

Он, по его словам, знает от Лео, зачем я звоню, но все уже предусмотрел. В том лифчике, в котором я была у них прошлым вечером, в белом кружевном, он спрятал один из своих рождественских подарков для меня.