– Говорю тебе, Пик, в этот раз ты влип не по-детски! Шесть небоскребов! Тебя съедят с маслицем и сплюнут не без удовольствия. Рольф обзвонил всех своих хоть сколько-нибудь влиятельных знакомых, но я не думаю, что знакомства нам помогут. Он сумел добиться отсрочки предъявления обвинений, потом постарался отсрочить процедуру еще…

(Я частенько видал маму на нервах, но чтобы такое! Она бегала по комнате, как разъяренный леопард по клетке.)

– …Мы надеялись, что пресса про тебя забудет и переключится на что-то другое, но после вчерашнего все эти надежды можно просто спустить в унитаз. И окружной прокурор – а Рольф с ним в школу ходил, – и судья зарезали эту идею на корню…

– Момент, – сказал я. – «После вчерашнего». Ты о чем?

Мама замерла и посмотрела на меня. Рот раскрыт, глаза распахнуты.

– Ты ничего не знаешь?

Я покачал головой.

– Какой-то мальчишка полез на Утюг[2]. Упал. Разбился насмерть.

Я уставился на маму.

– И при чем тут…

– При чем тут ты?! – заорала мама. – Потому что он из-за тебя полез на Утюг, Пик! У него вся комната оказалась заклеена статьями про тебя. В рюкзаке у него нашли баллон с синей краской. Он ни разу в жизни ни на что не лазал, поэтому-то и сорвался с каких-то 25 метров. Но этого хватило, чтобы он погиб, – и в результате ты, дружок, запросто можешь провести следующие три года за решеткой.

– Чего-о-о?

Я вскочил на ноги.

– Нет, вы на него только посмотрите! – мама горько рассмеялась. – Ты попал в водоворот, Пик, и так до сих пор этого и не понял.

«Водоворот» – слово из нашей прежней жизни, на западе. Сто лет от мамы его не слышал.

– Какие еще три года?

– И три месяца, – сказала она. – То есть аккурат до того дня, когда тебе исполнится восемнадцать.

Теперь из угла в угол принялся ходить я. Я ничего такого не сделал – просто залез на Вулворт-билдинг. Я никому не хвастался, не постил фотки в интернете. Это была моя тайна. Мой способ… Ну, впрочем, я не очень понимал, за каким чертом я все это проделал. Так или иначе, мне было жаль несчастного парнишку, но я тут был решительно ни при чем.

– Ты связалась с папой? – спросил я.

Я имел в виду настоящего папу, не Рольфа. Мама только горько усмехнулась.

– Он в Непале. С мной говорил какой-то шерп, двух слов по-английски связать не мог. Я просила его передать твоему отцу, что я звонила. Даже не знаю, какого рожна я пыталась его найти. От отчаяния, наверное.

Мама глубоко вздохнула.

– Вот что, мне пора. Нас с Рольфом ждут адвокаты.

– Адвокаты?

Я думал, меня будет защищать Рольф.

– Да, адвокаты. Две штуки. Рольф не может защищать тебя. Он твой отчим, тут конфликт интересов[3].

– Ты думаешь…

Как только мама заметила, что я на самом деле жутко перепуган, она сразу и резко переменилась. Бледные голубые глаза налились слезами.

– Я надеюсь, Пик, – тихо сказала она. – Но не вижу повода для оптимизма. Городские власти хотят тебя примерно наказать, чтобы другим неповадно было.

Отвернулась, вытерла слезы, отдала мне сумку с вещами.

– Тут костюм. Будь добр, завтра его надень. Я договорилась, сегодня к тебе зайдет парикмахер, пострижет тебя.

Я сел – не сел, плюхнулся – на стул.

– Не дрейфь, – сказала она через силу, стараясь, чтобы звучало повеселее. – Не думаю, что он сильно тебя изуродует. Понимаешь, надо, чтобы ты выглядел…

– Да черт с ней, с моей прической! Я не хочу за решетку на три года! Я тут уже едва с ума не сошел. Я же не могу…

И тут до меня наконец дошло все сразу. Все склеилось: подъем на Вулворт, арест, парнишка, сорвавшийся с Утюга… Я зарыдал.

Мама крепко обняла меня.

Я УМЕЮ ЗАВЯЗЫВАТЬ УЗЕЛ БАХМАНА, булинь, австрийский проводник, восьмерку, грейпвайн и еще полдюжины разных узлов, при этом одной рукой и в темноте, – но завязывать галстук я не умею совершенно. В тех немногих случаях, когда я был обязан носить галстук, мне его завязывал Рольф. В этот раз мне пришлось звать на помощь охранника, который сопровождал меня в суд.

В зале суда нас ждали два обвинителя (мужчина и женщина). Они сидели за столом слева от судейского кресла, перебирали бумаги и даже не стали смотреть на человека, чью жизнь им предстояло вскоре попытаться сломать.

За таким же столом справа сидели мои адвокаты, тоже мужчина и женщина, и тоже перебирали бумаги. Когда охранник передал меня им, они встали, улыбнулись, представились, пожали мне руку…

Я даже не расслышал, как их зовут. Мое внимание привлекло совершенно другое – пять человек, сидевших за их спинами. Рольф – опрятно одет, выглядит профессионально, с идеально завязанным галстуком. Рядом с ним Патрисия и Паула – глаза на мокром месте, но рады меня видеть, одеты в свои любимые платья (одинаковые, разумеется). Помахали мне и захихикали, когда я одними губами произнес: «Раз горох, два горох». (Поймите правильно, я совершенно не собирался шутить – не до шуток, – но решил, что близнецов надо повеселить. Им было нелегко в последние несколько дней.)

Рядом с ними сидела мама – вид обеспокоенный, но куда расслабленнее, чем вчера в изоляторе. Может быть, причиной этому был мужчина, сидевший рядом с ней. (Хотя вряд ли, подумал я.)

Звали этого человека Джошуа Вуд. По мнению некоторых, он лучший альпинист на планете. И по совместительству мой отец.

Я не видел его семь лет кряду. В костюме он выглядел ничуть не естественнее, чем я сам. Сбрил свою легендарную бороду. (И сделал это разве что не вчера, судя по состоянию его лица.) Кожа, которую еще недавно скрывала борода, выглядела много белее остального лица, загорелого, обветренного. Вообще-то он красавчик, несмотря на потрескавшиеся губы и облезающий нос. Выглядит, как будто его только что откопали из-под лавины.

Глаза у него такие же голубые, как у мамы. Папа кивнул и улыбнулся. Я же был настолько ошарашен его появлением, что забыл кивнуть и улыбнуться в ответ.

– Всем встать, – провозгласил судебный распорядитель, напугав меня и одновременно приведя в чувство.

Один из моих адвокатов – женщина – улыбнулась до ушей и резко развернула меня лицом к судейскому креслу. Я думал, она скажет: «В галстуке ты выглядишь отлично…»

На деле же она сказала вот что:

– Не сметь открывать рта, пока я не скажу. Говорить только по команде. Изображать глубокое раскаяние.

Ясно: главный из двух адвокатов – она. Кажется, ее зовут Трейси.

Вошел судья – суровый на вид мужчина, седой, коротко стриженный. Сел в кресло и заставил нас постоять несколько секунд, затем кивнул судебному распорядителю.

– Всем сесть, – немного дрожащим голосом объявил судебный распорядитель.

Мама была права: судья явно намеревался съесть меня с маслицем и сплюнуть не без удовольствия. Он надел очки, полистал какие-то бумаги и принялся оглашать обвинения.

– Противозаконное проникновение на объект, находящийся в частной собственности, вандализм, создание угрозы безопасности…

И так далее, и тому подобное. Казалось, он никогда не закончит.

Дойдя до последнего обвинения в списке, судья сдвинул очки на кончик носа и поверх оправы посмотрел прямо на меня.

– Признаете ли вы себя виновным, молодой человек?

Трейси ткнула меня в бок – мол, вставай, – и шепнула мне на ухо «правильный» ответ. Я не ожидал услышать то, что услышал, и удивленно посмотрел на нее. Трейси с той же неизменной пластиковой улыбкой повторила свои слова.

Я сделал глубокий вдох.

– Нет, не признаю, – сказал я.

– Ка-а-а-акая неожиданность! Стесняюсь даже спросить, по каким именно пунктам. Неужто по всем? – словно не веря своим ушам, немного усмехнувшись, поинтересовался судья.

– Именно так, ваша честь, – ответила Трейси, ни на миг не меняясь в лице.

– Шутить изволите, коллега? У обвинения тут целая видеозапись, как сей юноша лезет на Вулворт-билдинг. При снятии его с парапета присутствовали двадцать три полицейских офицера, они все дали показания. Ваш клиент сам подписал протокол допроса, где ясно изложены все факты.