«Боже, ― обессилено подумал он. ― Надеюсь, пистолет взорвался у нее в руке, и теперь она умирает».

Она, казалось, вытаскивала, что-то из своего глаза. Что бы это ни было, она вдавила его в камень, и он услышал ее всхлип: «Приди, будь ты проклят ― прозри, как некогда он был зрячим».

На камне начали образовываться большие наплывы. Они вспучивались вверх, словно его вершина была мокрым пологом, рассматриваемым вверх ногами. Внутри выпуклостей начали проступать углы, а затем Кроуфорд различил шары с углублениями похожими на глазные впадины.

Байрон попытался идти сквозь загустевший воздух, затем изрыгнул проклятье и просто поплыл. Двигаться так было неудобно, и вначале он беспомощно трепыхался на месте, но, немного приноровившись, все же доплыл по-лягушачьи до того места, где стоял Кроуфорд.

― Кто это? ― спросил Байрон, взбивая воздух сбоку от Кроуфорда. ― И что, черт возьми, за дьявольские штуки вырастают вокруг нее?

Выпуклости лопались, высвобождая извивающиеся отростки рук и гримасничающие головы, которые мерзко блестели в пламенеющем свете… но они все срастались вместе, образуя отвратительное многоножчатое чудовище вместо отдельных фигур, и добрая их половина, похоже, была частично замурована в камне.

― Какая разница? ― ответил Кроуфорд, отталкиваясь от земли, и расставил руки, собираясь поплыть тоже. ― Давай выбираться отсюда. Он начал пробиваться через воздух, направляясь к месту, где они взобрались наверх.

Отвоевав несколько ярдов, он оглянулся на Байрона. ― Этот эффект замедления времени скорее всего кончается на краю ― не вздумай заплывать дальше.

― Его, ― завопила Джозефина позади Байрона. ― Вы должны схватить его!

Кроуфорд обернулся назад. Джозефина пыталась броситься вслед за ним, но далеко не убежала и теперь молотила руками в нескольких дюймах над землей. В этот миг сплавленные вместе существа схватили ее и начали неуклюже тащить вниз, словно хотели вдавить ее в камень и превратить в одного из них. Быть может, они были немощными призраками людей, что погибли на этой вершине?

«А может им просто по душе ее общество», ― безжалостно подумал он, поворачиваясь назад.

Затем, к его ужасу, существа заговорили, ― и он, против своей воли, обернулся снова. ― Думала, что можешь бросить свою мать, ты, шлюха? ― прокаркала одна из оскальпированных голов, и ее голос сбивающим с толку образом не совпадал с движениями рта, в то время как несколько птичьих рук ощупывали лицо Джозефины. ― После того как убила меня! Какая мать не возненавидит дочь, что убила ее, пока она пыталась подарить ей жизнь?

― Мне пришлось выйти замуж за это ужасное жалкое ничтожество, ― завизжала другая голова, ― так как это был единственный способ сбежать от тебя! А затем он убил меня в брачную ночь! Все из-за тебя ― это ты убила меня!

Несколько суставчатых конечностей влажно обвились вокруг ее лодыжек, и ближайшая голова добавила свой лающий голос к общему бормотанью: ― Я была заперта в твоей голове, пока ты претворялась то Джулией, то механизмом, и гнила там заживо! Ты уничтожила меня, собственную личность, и я ненавижу тебя за это!

Джозефина рухнула на колени, сломленная этими нескладными нападками. Она запрокинула лицо к зарешеченному красному небу и безнадежно завыла … и на краткий миг она напомнила Кроуфорду о ком-то, о ком-то кого он любил ― нет, не о Джулии ― о его брате, которого поглотили яростные волны поблизости от Рэйм Хэд[179].

Сложившись перочинным ножом, он судорожно рванулся назад, чувствуя, как от напряжения рвется рубаха. Неподатливый воздух с шумом выбил дыхание из груди. Переведя дух, он замолотил руками в обратном направлении.

In the wind there is a voice

Shall forbid thee to rejoice;

And to thee shall Night deny

All the quiet of her sky;

And the day shall have a sun,

Which shall make thee wish it done.

— Lord Byron, Manfred

Голос по ветру летел

Скорбь отныне твой удел;

Ночь лишит тебя прохлады,

И спокойствия отрады;

Но едва из темноты

Встанет солнце над землей,

Будешь ночи жаждать ты.

— Лорд Байрон, Манфред

В лицо ему ударили оглушающие порывы ветра. Они отбрасывали его назад, отвертывая губы, в обнажающем зубы зверином оскале ― и он возблагодарил бога, что очки все еще были на нем ― но между порывами воздух был тих, словно стоячая вода, и сквозь собственное натужное дыхание он услышал, что пара голов принялась теперь за него. ― Пьянствовал в баре, пока я трахалась с другим мужиком. Не прервался, даже когда я сгорала живьем! ― окликнула его одна из голов.

Затем заговорила другая, но в этот миг снова налетел ветер, толкая его назад, и он так и не узнал, кто это был. Может быть его брат? Или снова Джулия, но в этот раз сшитая на заказ под завладевшее им отчаяние?

Когда дующий в лицо ветер внезапно утих, он вытянул вперед руку и сумел схватить запястье Джозефины. Затем он широко расставил ноги, словно якорь цепляясь за густой воздух, и изо всех сил потащил, пока не почувствовал, что легкие горят, словно в них впиваются мотки колючей проволоки, но ничего не произошло. Несколько призрачных конечностей срослись вместе в своего рода эктоплазменный трос. За тем из стебля проросла голова, яростно кривляясь и подмигивая ― Ты все еще должен мне мою смерть, ― прошипела она. ― Я достал тебе паспорт, и ты обещал!

Кроуфорд дернул снова, и, хотя усилие всхлипом вырвалось из его груди, он услышал треск разрываемых конечностей. ― Бей их, ― выдохнул он Джозефине.

Джозефина взглянула на него, и в ее уцелевшем глазу мелькнуло на миг понимание; а затем она начала исступленно пинать бормочущие головы, посылая челюстные кости и пальцы медленно разлетаться через багряный свет. Она никак не могла остановиться, и пинала их, даже когда освободилась, так что Кроуфорду пришлось несколько раз дернуть ее за руку, чтобы привлечь ее внимание.

― Прекрати, черт тебя подери, ― крикнул он, ― Поплыли отсюда!

Но ее очки разбились, и она ничего не видела вокруг, за исключением кратких мгновений, когда воцарялась тишина, так что ему пришлось тащить ее за собой. Несколько раз они опускались вниз, и Кроуфорду приходилось отталкиваться от земли, а затем он снова тащил их туда, где остался стоять Байрон. Из ее пустой глазницы сочилась кровь, оставляя в кильватере[180] шлейф крошечных кровяных сфер, которые устремлялись к земле, словно оседающие в масле капли уксуса.

Воздух начал редеть, а небо светлело, снова становясь из оранжевого привычно голубым. Перед ними снова начала вырастать полупрозрачная фигура Джулии, и Кроуфорду пришло в голову, что так и должно было быть. Очевидно, и Фантом и сфинкс существовали лишь при определенной скорости течения времени, при которой они становились видимыми. Они проявлялись или исчезали, когда наблюдатель приближался или удалялся от определенной точки временного спектра.

Это как смотреть в телескоп, подумал он ― расположенные вблизи предметы расплываются неясными очертаниями, становясь невидимыми, когда ты отводишь фокус все дальше, а затем возникают вновь, по мере того как масштаб возвращается к привычному. И этот призрак живет лишь чуть-чуть в стороне от привычного хода вещей… в отличие от сфинкса, который был едва различим, несмотря на то, что время замедлилось настолько, что свет стал темно-красным, и мне едва хватало сил вдохнуть воздух в легкие.

Глаза призрака пылали ненавистью. Он стоял между ними и спуском с вершины ― им пришлось бы пройти сквозь него, чтобы спуститься.

Сдерживаемое из последних сил отвращение к самому себе выросло стократ, но теперь он знал, что это было не его отвращение, и пытался его побороть.