Жизнь в колонии шла быстрым темпом, но спокойно, без происшествий. Алексей Северов охотно принял предложение Лигова взяться за подготовку для Нижегородской ярмарки выставки, посвященной китоловству. Кроме экспонатов, о которых ему сказал Лигов, Алексей решил выставить свои рисунки и несколько картин, написанных маслом, с эпизодами охоты, пейзажами Шантарского моря и берегов. Часами он просиживал за холстом, натянутым на рамы.

Лиза не отходила от мужа. Услышав о его отъезде, она загрустила, просилась ехать вместе. Но друзья, посоветовавшись, решили, что Алексей выедет один, а Лигов к открытию ярмарки привезет с собой в Россию обеих женщин и ребят.

— Буду встречать и маленького Лигова, без него не являйтесь, — шутливо предупреждал Алексей.

Мария в начале зимы ждала ребенка. Летом она еще раз намеревалась побывать во Владивостоке, посмотреть, как заканчивается строительство дома и убрать его, чтобы она с Олегом и Лиза с детьми провели зиму на берегу бухты Золотой Рог.

Лигов мечтал побывать в Норвегии, где строились лучшие китобойные суда. Он давно хотел выбрать или заказать себе там два, а то и три корабля.

Много планов на будущее строили Олег Николаевич и его друзья. Но ни одному из них не было суждено осуществиться. Грозные тучи собирались над маленькой колонией на берегу бухты Счастливой Надежды. Страшная угроза нависла над каждым из китобоев, хотя пока никто о ней не догадывался. Иностранные корабли не показывались; осмотреть острова в Шантарском море и пойти дальше — в Охотское — у Лигова не было времени. К тому же конфискация «Ирокеза» русским клипером была, по мнению; Лигова, хорошим предупреждением Дайльтону.

Договорившись с Рязанцевым, что «Иртыш» время от времени будет навещать бухту Счастливой Надежды и крейсировать в Охотском море, Олег Николаевич с головой ушел в промысловые дела, на время забыв о Дайльтоне.

И это было большой ошибкой капитана Лигова.

…Двое суток в море бушевал шторм. Шхуны не выходили на охоту. Они отстаивались на якорях. Прорывавшиеся в бухту волны хотя и теряли свою ярость, но сильно мотали суда. Часть печей пришлось погасить: не было жира для перетопки. Люди отсиживались, в жилье, проклиная непогоду. Было холодно. Море успокаивалось медленно, неохотно, набегая на берег седыми, серыми волнами. Таким же серым был и густой туман. Изредка моросил дождь, а ветер не переставая дул, шумел на все голоса, срывал с гребней волн брызги, клочья пены.

Только на четвертые сутки Олег Николаевич разрешил начать охоту. Первой в море вышла шхуна «Аляска».

Несмотря на то, что Белов приказал поднять только треть парусов, судно шло легко, разрезая воду, взлетая носом на встречных волнах.

Туман клубился над морем низко, плотной массой. Видимость была неважная. Константин Николаевич часто окликал бочкаря, не видит ли он китов. Тот отвечал отрицательно. Видно, во время шторма животные ушли в более спокойные воды. Белов решил пойти несколько севернее.

«Аляска» плыла среди тумана. Серо-седоватыми космами он тянулся вдоль бортов, клочьями цеплялся за воду. Часто из воды выглядывали нерпы. Они плыли почти рядом со шхуной. Головы, похожие на собачьи, были обращены к судну, и казалось, что круглые глаза животных полны любопытства. То одно, то другое животное прятало голову в воду, и тогда были видны лишь круглые темные спины. «К дождю», — недовольно отметил Белов и решил пройти еще полчаса, левым галсом[8], а потом повернуть назад.

— По носу корабль! — донеслось из «вороньего гнезда». «Лигов не может быть здесь, — подумал Белов. — Неужели иностранцы? А может, это китобои Дайльтона?»

И без подзорной трубы он заметил за пеленой тумана силуэт корабля. Тот прошел перед носом «Аляски» и словно растаял. Белов отметил хороший ход судна. Константин Николаевич отдал команду штурвальному спускаться[9].

Едва «Аляска» стала поворачиваться, как неизвестный корабль совершенно неожиданно оказался у нее за кормой, и, прежде чем кто-то из матросов успел об этом закричать, судно обошло шхуну с левого борта.

— «Орегон», — прочитал Белов название судна.

На палубе «Орегона» сновало много матросов. Их лица были обращены в сторону шхуны. На капитанском мостике стояли трое. Один из них взмахнул рукой — и в тот же миг у борта «Орегона» возникло белесое облачко порохового дыма. Пушечный выстрел ударил в уши.

«Аляска» вздрогнула, кто-то на палубе упал. Над шхуной засвистели пули. Белов в первую секунду растерялся. Все это показалось ему плохим, кошмарным сном. Но и «Орегон», и выстрелы — все это было явью. Нападавший корабль уже обогнал «Аляску» и снова исчез в тумане.

На шхуне стоял крик. Один из матросов лежал на палубе неподвижно. Около его головы образовалась лужа крови. Другой матрос сидел, прислонившись к мачте, и прижимал к груди руки. Лицо его покрылось бледностью. Он судорожно хватал воздух широко открытым ртом, но никак не мог вздохнуть. В уголке рта показалась струйка крови.

«Пираты!.. Нас могут утопить…» — промелькнуло в голове Белова. Он приказал боцману поднять часть парусов. Белов хотел, чтобы шхуна шла на бакштаг[10], но его команду не успели выполнить.

Раздался новый пушечный выстрел. «Орегон», описав полукруг, зашел с кормы и прямым выстрелом вывел из строя рулевое управление «Аляски».

Шхуна стала рыскать[11]. Белов подбежал к штурвалу, схватился за его ручки, но тут же отпустил их. Все было бесполезно: «Аляска» стала беспомощной.

— В трюме вода! Большая пробоина! — крикнул Белову подбежавший боцман.

— Вельботы на воду! — скомандовал Белов. — Оставить шхуну! Уходить в туман, держаться к берегу!

Константин Николаевич не терял присутствия духа и отдавал команды громко, решительно и твердо. Это действовало на моряков успокаивающе. Они бросились выполнять его команды.

— Раненых первыми спустить в вельботы! Взять воды! — продолжал распоряжаться Белов.

Большая часть команды была уже в вельботах, когда, точно черный призрак, стал все отчетливее проступать из туманной белесой мглы силуэт «Орегона». Белов не обращал на него внимания, глядя, как идет посадка людей. Вельботы отходили от судна и под дружными ударами весел исчезали в тумане. Проводив второй вельбот взглядом, Белов почувствовал, как палуба под его ногами стала быстро оседать. Она сильно накренилась на левый борт. Уже трудно было держаться на ногах.

На «Орегоне», очевидно, не заметили, что моряки покидают шхуну, и дали третий выстрел из пушки. Вздрогнула, качнулась фок-мачта, с тугим звуком лопались ванты, штаги… К ним присоединился сухой, звонко-пронзительный треск ломаемого дерева — мачта рухнула на палубу.

На «Орегоне» послышался восторженный крик. Но его уже не слышал Константин Николаевич. Он лежал на палубе, широко раскинув руки. Обломок рангоута ударил его по плечу, и Белов потерял сознание от страшной боли…

Джо Мэйл, помогавший спускать в вельботы раненых, кинулся к капитану. Боцман в это время уже спускался по штормтрапу в вельбот и не знал, что произошло с капитаном, как не знали и остальные моряки.

«Орегон» подходил к шхуне медленно. На нем были убраны почти все паруса. Пираты собирались высадиться на «Аляску», расправиться с уцелевшими моряками и ограбить шхуну, но она быстро погружалась в воду.

— Константин Николаевич! Капитан! — кричал из вельбота боцман.

Перепуганные моряки присоединились к боцману, но кричали негромко, остерегаясь, что пираты их услышат. Джо Мэйл поднял Белова, как ребенка» на руки и шагнул к борту. Заметили его с «Орегона» или нет, но несколько пуль просвистело над головой негра. Он не обращал на них внимания и, держась одной рукой за трос шторм-трапа, а другой — прижимая к себе Белова, спустился в вельбот.

Моряки уступили ему место. Капитан был положен на дно. Джо несколько раз брызнул на него забортной водой, но Белов не приходил в сознание. Он был в глубоком обмороке.