Загримированный сотрудник мирно поселился в особняке на улице Садоводческого товарищества и принялся методично изучать материалы, которые могли выступать в качестве объекта сделки — той самой «связки бумаг». Все материалы, казавшиеся ему соответствующими такому описанию, он аккуратно складывал в служебный чемодан, где держал так же бланки и эскиз грима, который время от времени приходилось подправлять. Да — в этот самый, с клетчатой подкладкой.
И тут начались проблемы — от поисков его постоянно отвлекали — истеричный товарищ Баев колотил в двери дома руками и ногами, даже палил из пистолета, требуя вернуть ему семейные реликвии, о существовании которых сотрудник впервые услышал из уст самого товарища Баева! Именно на этом единственном основании в дальнейшем коллега, так легко, словно походя, сообщает своему бородатому гостю, что документы, подтверждающие законность происхождения Александра Дмитриевича действительно существуют…
Затем Ульхт — Ковальчик, многие годы хорошо знавший настоящего профессора фон Штерна, решил нанести учителю визит с целью восстановить историческую справедливость, да и узнать о результатах его давнего путешествия. Путешествие действительно имело место — у Ковальчика есть серьезный аргумент — фотография экспедиции, сделанная в 1912 году! Зачем? Должно быть, бывший передовой ученый, а затем процветающий владелец казино очень мечтал вернуть себе медальной и карту — в конце концов, именно он был их автором! Ковальчик, сразу же заподозрив неладное в личности «профессора», развернул за бедолагой настоящую слежку, как в классических английских детективах. Крался по улицам. Подглядывал в окна, даже устаивал засады, вроде той, свидетелем которой стал Прошкин на кладбище.
В довершение нотариус Мазур, заглянул в гости и стал приставать с разговорами о славном дореволюционном прошлом. Конечно же, этот добросовестный государственный служащий, при жизни мнимого фон Штерна близко с ним сошедшийся, без труда распознал подделку и грозился сообщить о своих подозрениях куда следует. Что бы сохранить секретность, издерганному сотруднику пришлось даже предъявить гражданину нотариусу служебное удостоверение и потребовать содействия.
Можно только догадываться, что пережил этот невезучий сотрудник, когда Мазур привел к нему на постой некоего бородатого гражданина, представившегося как Борменталь — служащий НКВД! В подтверждение своей профессиональной компетентности Борменталь № 1, предоставил ему фотоснимок запечатлевший Мазура в форме корнета, возможно, какие-то допотопные и не слишком значимые письма. Разумеется, снимок 1912 года — это компрометирующий документ только в глазах такого невротического типа как Мазур. Сотрудник стал уточнять личность постояльца — и успокоился, узнав, что гражданин по фамилии Борменталь включен в состав группы по превентивной контрпропаганде сформированной на базе Н-ского Управления ГБ НКВД. А успокоился он совершенно преждевременно! Это хороший урок для нас всех — никогда нельзя утрачивать бдительность и тем более пренебрегать помощью местных товарищей! — назидательно подчеркнул Корнев.
Потому что местные товарищи посодействовали бы ему своевременно додуматься до вполне очевидной истины — бородатый гражданин как раз и есть второй участник противозаконной сделки!
Из-за такого амбициозного подхода истина эта стала очевидной для сотрудника слишком поздно. Только когда циничный постоялец скрылся, похитив его чемодан с отобранными «связками бумаг», ценными фотографиями, а заодно — и служебными документами, оставив ему в качестве прощального подарка полутруп любопытного Ульхта, слишком успешно исполнявшего роль сыщика-любителя. Убедившись в том, что ничего представляющего коммерческий интерес среди сложенных в чемодан документов нет, что бы не тратить время на уничтожение такого существенного объема бумаги, бородатый персонаж отдал чемодан на хранение нервному Мазуру — охарактеризовав его как «архив» и сославшись, конечно, на волю самого исчезнувшего профессора фон Штерна.
Что было делать в таких обстоятельствах несчастному сотруднику, еще и не профессионалу? Он практически завалил секретную операцию, потерял кучу бланков строгой отчетности да еще и мог в любой момент стать подозреваемым в убийстве и случайно утопшего фон Штерна, и едва дышавшего Ульхта. Он принимает решение. Расстаться с образом фон Штерна. Смыть грим, облачиться в почти подходящую по размеру одежду Ульхта, завернуть его обнаженное тело в одеяло, тайно — через лаз, протащить в здание НКВД и запереть в камере, обнаруженным в доме фон Штерна ключом, что бы таким образом, косвенно привлечь к расследованию местные силы. В отличии от полного Генриха — который вряд ли мог бы пролезть через лаз, исполнитель роли фон Штерна был человеком сухощавым и проделал все эти манипуляции без труда…
— А кто нарисовал на теле Ульхта руны? — заинтересованно спросил Прошкин. Луна уже взошла так высоко, что могла только спускаться, но о том, что бы пойти переодеться и наконец-то поспать коллеги даже не помышляли.
Корнев презрительно махнул кистью:
— Какое это имеет сейчас значение? Важно другое… Вот мы с тобой — ночь не спим, переживаем, что делать с этими бланками, а представь каково тем, кому за них отчитываться! — у Прошкина от такой мысли мгновенно похолодели пальцы на ногах. А Владимир Митрофанович продолжал, — Конечно, организаторы этой операции проявили то, с чем партия нас призывает всемерно бороться — а именно местничество. Так ведь и ты случается с Сквирским собачишься…
Прошкин со Сквирским — начальником УГБ НКВД Красносельского района, не собачился. Просто гражданин Валежко, успешно разоблаченный как вредитель, проживал в Красносельском районе, подведомственном капитану Сквирскому, а вредил по месту работы — у Прошкина, в Калининском районе. И конечно, Николай Павлович с полным основанием вписал успешное расследование дела о вредительстве гражданина Валежко в свой статистический отчет по району… Теперь злопамятный товарищ Сквирский, не успевший отчитаться раньше Прошкина, жалуется на несправедливость судьбы и плетет интриги… Об этих истинных обстоятельствах он тут же в излишне эмоциональной манере напомнил Владимиру Митрофановичу. Корнев успокаивающе поднял ладонь:
— Я ведь Николай просто для наглядного примера! Что бы понятно было — всем мы, не смотря на мелкие нюансы, одно общее дело делаем! — уверенно вывел идеологическое основание для последующего смелого плана действий Владимир Митрофанович и продолжал, — Надо бы этому специалисту как-то деликатно вернуть бланки — имущество-то казенное! Как думаешь, Прошкин, — обрадуется он такому развитию событий? Ну, и заодно, выясним дополнительные существенные обстоятельства недавних происшествий…
Прошкин был всецело согласен с руководителем — если худощавый исполнитель роли фон Штерна до сих пор не застрелился из табельного оружия или, за неимением такового, не вскрыл себе вены, он, конечно, будет счастлив, получить утерянные бланки, и товарищу Корневу обязан, что называется по гроб жизни. Да только как отыскать этого будущего счастливца?
— Через отдел кадров — как же еще? — довольно улыбнулся Корнев, — Фотография его у нас имеется. Да и товарищ Круглов, я почему-то думаю, посодействовать в поисках не откажет!
Прошкин тоже заулыбался — ну и головастый же у него начальник — куда тому английскому Шерлоку Холмсу! Теперь в том, что через пару месяцев Владимир Митрофанович, по возвращении из успешной командировки в Среднюю Азию, займет новую высокую должность, можно было не сомневаться! Даже Прошкин уже догадался — сотрудник, запечатленный на фотографии — один из собеседников Корнева во время экстренного совещания в кабинете товарища Круглова — тот самый загадочный щеголеватый типчик с раздвоенным подбородком, специалист из пятого управления, Густав Иванович. Вот оказывается, почему «дипломат», сославшись на важные международные дела, отказался «навестить» выздоравливающего товарища Баева. Он опасался, что наблюдательный Саша мог распознать в нем подставного дедушку.
