Обманчивые надежды
Самое удивительное в судьбе любой певицы то, что за пение она должна поступиться всем - а потом это все исчезает в одно мгновение.
Лиза делла Каза
После пятого представления Каллас "физически и психически превратилась в развалину", вспоминала Арианна Стасинопулос. Из-за чувства неуверенности в себе, страха перед провалом и слабости она все реже появлялась на сцене, так что те немногие спектакли, на которые она все же отваживалась, превращались в грандиозные события и тем самым только усиливали ее внутреннее напряжение. В 1964 году она принимала таблетки и делала инъекции, лишь бы выйти, именно выйти на парижскую сцену в роли Медеи. После миланских постановок оперы Доницетти "Полиевкт" она исполняла всего только три партии: Медеи, Нормы и Тоски.
Но тем грандиознее становились ее планы. Сандер Горлински - после расторжения брака ее доверенное лицо - вел переговоры с "Ла Скала" об исполнении ею главной партии в опер Беллини "Беатриче ди Тенда" и с далласской "Сивик Опера постановке на ее сцене "Орфея" Глюка. К ней проявило интере Оперное общество из Монте-Карло. Онассис не оставлял мысли о ее съемках в кино, после того как один из гостей на '' Кристине", Карл Формен, предложил ей сняться в боевике "Пушки из Навароне" (с Грегори Пеком). Теперь ей предложили сыграть героиню в фильме по сценарию Ханса Хабе "Примадонна''. По утверждению Арианны Стасинопулос, если бы кинозвезда Каллас принадлежала к миру Онассиса, это вполне отвечало бы его стремлениям. Однако "некогда завороженный и восхищенный ее искусством", он начал теперь дискредитировать и публично компрометировать ее.
В начале 1961 года певица снимала в Париже квартиру на авеню Фош, 44. Французская столица, так тепло принимавшая ее, стала ее второй родиной. Работа способствовала ее вживанию в Париж. Запись "Нормы" 1960 года возникла тогда под покровительством Вальтера Легге. С 1961 года ее компаньоном стал Мишель Глотц из "Патэ Маркони". Позднее он стал также продюсером концертной деятельности Герберта фон Караяна. В период между 28 марта и 5 апреля он готовил выпуск первой французской пластинки Каллас с ариями из "Кармен", "Орфея иЭвридики", "Альцесты", "Самсона и Далилы", "Ромео и Джульетты ", "Миньоны", "Сида" и "Луизы". Дирижером был Жорж Претр, с которым позднее она выступала на гастролях и записывала на пластинки свои последние оперы "Кармен" и "Тоску". Роджер Деттмер, ее давний почитатель, тепло отозвался о пластинке, сказав, что здесь впервые "со времен Кальве" возвестила о себе "величайшая Кармен", "совершенная Далила" и певица, которая очеловечила Глюка, однако это, быть может, слишком восторженный гимн в честь "возрожденной королевы".
Но публике почти не доводилось лицезреть возрожденную вновь королеву. Ее ангажементы были привязаны исключительно к маршрутам ее путешествий. Так, 30 мая 1961 года, исполнив в Лондоне в Сент-Джеймском дворце в сопровождении сэра Малькольма Сарджента за роялем четыре арии, она тотчас отправилась в круиз на "Кристине". Стасинопулос пишет, что после месячного путешествия монакская княгиня с удивлением заметила: "Вы даже ни разу не позанимались", — на что Каллас возразила: "А мне этого не надо, я спокойно могу не петь целый месяц".
6 и 13 августа ей предстояло спеть две "Медеи" Керубини, а представления из пяти, запланированных на 1961 год. Четыре последних репетиции она работала как одержимая. Гостями на первом выступлении были греческий премьер-министр, члены его кабинета, Антонио Гирингелли из "Ла Скала", где ей в очередной Раз предстояло выйти на сцену в декабре этого года, Дэвид Уэбстер из лондонского "Ковент Гарден" и Валли Токанини. Свидетелем ее триумфа в Эпидавре, где она, по утверждению Труди Гот из "Опера Ньюс", явила себя в лучшей по сравнению со всеми предыдущими выступлениями этого годя форме, не был только один человек - Онассис. По его словам неотложные дела требовали его поездки в Александрию. То, что его мужское честолюбие не могло более выносить ее триумфов и принимать поздравлений по поводу ее успешных выступлений, — чем Арианна Стасинопулос и объясняет его отсутствие - можно считать в конечном итоге главной причиной разрыва их отношений.
Тем временем Менегини, в стремлении "обелить себя", решил в судебном порядке аннулировать их развод. Но больнее, чем его упреки - эти вспышки уязвленного самолюбия, - ее задело высказывание Лукино Висконти: "Я преклоняюсь перед Каллас, но не верю, что она опять будет петь, такое случается теперь лишь раз в году. Она лучше, нежели кто-либо другой, знает, что в позапрошлом году еще была великой, и она так же хорошо знает, что это великое уходит. Как женшина она по-прежнему молода, но как певица уже далеко не молода. Однако, как известно, с возрастом голос меняется. К тому же она в плену разных личных обстоятельств. Это тлетворно влияет на нее".
Она решила записать в Лондоне новую пластинку с ариями Россини, Беллини и Доницетти. И только одна ария "Sorgete, e in me dover" из "Пирата" Винченцо Беллини - в сопровождении филармонического оркестра и хора под управлением Антонио Тонини — более или менее удалась; она была выпущена в 1974 году, спустя одиннадцать лет, вместе с записями произведений Верди и впервые доказала, что есть неопубликованные записи Каллас. Как сообщал Вальтер Легге, на эти сеансы вообще-то была назначена студийная запись "Травиаты" Верди-После отказа Каллас, вызванного исключительно лабильным состоянием ее голоса, компания "Electric and Musical Industries из стремления чем-то занять заказанный оркестр и предложил этот вариант, который сослужил не лучшую службу всем участникам. После записи пластинки, которая началась 15 ноября она уехала в Милан, чтобы подготовиться к "Медее". Это не новая постановка, а возобновление далласского спекта Алексиса Минотиса.
Минотис считался одним из выдающихся новаторов греческого театра, в особенности классической трагедии. Вместе со своей женой, Катиной Паксину, он поставил "Царя Эдипа", "Электру" и "Агамемнона", при этом он попытался воспроизвести на сцене выразительность античного театра, но в первую очередь - жесты и позы. Однажды во время репетиций в Далласе режиссер увидел, как Медея - Мария Каллас, взывая к богам и заклиная их, била об пол руками. Точно такой же жест он обнаружил на древних скульптурных изображениях и теперь обсуждал его вместе со своей женой. Он спросил Каллас, откуда она взяла такой жест, и она ответила, что сочла его для данной ситуации наиболее убедительным и верным. Она, конечно же, не могла его видеть ни в детстве в Греции, ни в Нью-Йорке. Отсюда Минотис сделал вывод, что у нее "в крови" манера передачи классического драматизма. Иначе говоря, у нее был инстинкт жестикуляционного прообраза, мифической позы.
В трех декабрьских представлениях 1961 года - и еще двух 23 мая и 3 июня 1962 года — артистическая яркость и вокальное мастерство певицы вызвали уважение и восхищение критиков и коллег. В "Корьере делла Сера" Франко Аббьяти сообщал, что писать о Каллас — все равно, что пытаться пройти босиком по горящим углям, потому что ее образ стал с одной стороны объектом фетишистского восхищения, а с другой стороны объектом ненависти и презрения. "Для нас, - продолжает Аббьяти, - ее Медея - единственная в своем роде благодаря насыщенности характера". Однако от Аббьяти не укрылось, что вокальное мастерство певицы снизилось. То же самое можно прочесть в публикации Труди Гот в "Опера Ньюс" ("ее голос временами слабеет и тремолирует") и у Клаудио Сартори в "Опере" ("юной одержимости, почти необузданной страсти, какой Мария Каллас прежде наделяла свою Медею... с годами немного поубавилось").
