Приехать мне надо и пожалуй необходимо. Я предупрежу тебя. Возможно это будет декабрь — конец твоей работы… Сны бывают у тебя? У меня часто…

Да, о своей жизни… Как всегда бывают и огорчения…

Ты же должна понять, что почти все тебе предоставлено (в рамках возможного). Поэтому рвани — и сыграешь. Должна сыграть.

11/XI – 42 г.

И все же, дорогая Галочка, обнимаю и целую. Вот как начинается письмо. В числе моих огорчений и твое молчание. Правда. Целиковская объяснила — почта далеко и большая занятость. Может быть, и так. Ну, милая, потом после конца работы над фильмом будем объясняться. Правда?

Опишу жизнь семейства. В Куйбышевском муз[ыкальном] училище учится Женя. Шура в пр[остой] школе. Мефодий Федорович — бухгалтером в коневодстве. Настя готовит. Меня кормили отдельно. Семья ………. так же отдельно. Ну, Нина Васильевна, как всегда и хороша и была один раз совсем неприемлема — заподозрила, что ее не посылают в закрытый распределитель, боясь, вернее, усомнились в ее или она в их честности. Ну, слезы и т.п.

14/XI,

15/XI

Ты, конечно, не станешь перевоспитывать Нину Васильевну, не следует. Будет лишнее огорчение. Не надо.

Получил сегодня телеграмму от Хильковича – руководителя оперы в Алма-Ате. Сообщает, что вопрос с питанием улажен. С комнатой тоже. Спрашивает условия и когда приеду. Дней через 5-6 будет ясно куда мне ехать и когда. Сообщу, когда будет вопрос ясен.

Сижу в номере. По несколько дней не выхожу. Холодно. Я в сером осеннем пальто. Машину организовывать не удобно. Ходить по улице — не хожу. Пою концерты. Сегодня — в клубе. Луша не приходит несколько дней — больна. Хотя себе за обедом в ЦДРК, видимо, ходит. Ну, ничего. Хлопочу о керамической печке для нее. Тебе это не годится — нужно дрова или уголь. Другой торт хочу передать Анечке и Тусеньке. Представляю как они с удовольствием будут есть яблоки и торт.

Твои письма носят зрелый тон письма, но незрелой женщины.

А все же как вы там живете?

Фотографиями детей в Куйбышеве, теми, что со мной, поделюсь. Жаль, что нет хорошей бумаги.

Приветствую твою сожительницу. Место ее свободно или занято?.. Ну, дорогая артистка, давайте прощаться.

Посылаю твои фотографии. Мне нравится. Такую тебя часто в этом халате помню. Посылаю свою впервые. Правда?

Обнимаю, как всегда.

Твой Иван

15/XI — 42

Москва

30/IV – 46 г.

Ну, вот видите как необходимо Ваше присутствие. Надо решать петь ли сегодня “Онегина”. Вчера попробовал опять концерт. Огорчен, что надо было накануне спектакля петь в сыром клубе. К тому же уговоры Вальтера.

Ну, скорее поправляйтесь.

На 2 V пропуск выписывайте. Только это приезжала докторша. Как всегда уговаривает.

Анечка не советует петь. И докторша. К тому же голос не совсем хорошо звучит… И главное, что сегодня может быть ответственный спектакль. А рисковать… Хоть в искусстве всегда риск должен быть.

Целую.

Твой Иван

Не огорчайтесь, милая! Ведь от Вас еще требуется утихомиривающая поддержка. Беседую сейчас с представителем Харьковской оперы. А твоя консультация необходима. Но главное, моя длиннолицая, — приезжай до дому.

Твой Иван

25/V – 46 г.

28/VIII – 51 г.

Крым

Поздравляю!

Самое умное, что Вы содеяли — 31 августа и 22 апреля*

Шлю добрые поклоны.

Иван

# * 31 августа и 22 апреля — даты рождения дочерей Анны и Анастасии

Первые дни всегда грустно в Мисхоре, т.к. в этом уголке много милого, по воспоминаниям, но столько же и странного огорчительного.

Сейчас идет дождь маленький, незначительный. Вспоминается еще, что связано с Мисхором.

Приехал, как будто бы по традиции. А мысли дома. Проблемы и творческие стремления не остыли, что, видимо, не нужно в дни отдыха.

Детей, Вас приветствую.

17/VIII – 51 г.

Ваш Иван

ПОСЛЕСЛОВИЕ

КЛАССИК МИРОВОГО ВОКАЛЬНОГО ИСКУССТВА

Рожденные в года глухие... Справедлива ли знаменитая фраза применительно к Ивану Семеновичу Козловскому? И да, и нет. Нет, поскольку и родился замечательный певец почти двумя десятилетиями позднее (у поэта, как помните, речь идет о поре Александра III), и на творческой карьере его дата рождения на первый взгляд отрицательно не отразилась. В самом деле: буквально после нескольких театральных и концертных сезонов вступление в труппу прославленного Большого театра СССР. И не просто зачисление в труппу солистов, но сразу же занятие первого положения, всенародная слава, упрочивающаяся из года в год, из десятилетия в десятилетие. Живой легендой Козловский стал уже к концу 20-х годов, таковой был и является по сей день. Немного в истории мирового вокала, мирового оперного искусства найдешь подобных случаев.

И все же слова Блока вновь и вновь всплывают в сознании. Почему же возникает потребность соотнести их с жизненным путем Козловского? Впрочем, не только Козловского. Для двух-трех поколений наших оперных певцов, пора творческого расцвета которых пришлась на годы господства командно-административной системы, это была в определенных аспектах именно глухая пора. Система породила жесточайшую изоляцию от внешнего мира. Зарубежные гастроли советских певцов с начала 30-х годов сводились к минимуму (но в тех редких случаях, когда они бывали, каким становились ярчайшим международным событием!); в равной мере это относилось к нашему знакомству с современной той поре мировой вокальной школой.

Русская вокальная школа несла тогда в себе гигантский творческий потенциал и была на недосягаемо высоком уровне. Обычно мы, говоря о ее корифеях первой трети XX века, привычно произносим имена триады великих — Неждановой, Собинова, Шаляпина. Но ведь рядом с ними, вместе с ними в одних спектаклях творили еще не менее пятнадцати-двадцати замечательных мастеров. И трудно даже предположить, как сложились бы судьбы мирового bel canto, если бы мастера эти волею вождей нашего тоталитарного государства тех лет не оказались в творческой изоляции. Не забудем, что помимо отсутствия ничем не заменимого живого знакомства с ними, действовал еще один отрицательный фактор — техническая отсталость отечественной звукозаписи (хотя в начале века она занимала одну из самых передовых позиций в мире). Сравните хотя бы записи Шаляпина 20—30-х годов с таковыми же советских певцов: насколько последние менее технически совершенны! И, видимо, все усилия по реставрации их не дадут желаемых результатов. Да и самих записей этих до боли мало. Подлинная трагедия для мирового вокального искусства...

Среди певцов, попавших в данную, повторим, тяжелейшую ситуацию, один из первых — Иван Семенович Козловский. Его несравненный голос, его артистическое обаяние должны были бы стать достоянием мира музыки всех стран и континентов. Но жестокая историческая судьба распорядилась иначе… Каждая встреча с Козловским в спектакле или в концерте неизгладимо врезалась в память. В чем существо этого редкого феномена?

Трудно сказать. Видимо, в той неповторимой концентрированности Поэзии в ее наиболее совершенных и глубинных проявлениях, что отличает творческие индивидуальности подобного масштаба. В данном случае Поэзия музыки. В оперных и концертных образах Козловского она получила ярчайшее воплощение.

Владимир Ленский. Юношески-восторженный, влюбленный не столько в Ольгу Ларину, сколько вообще в жизнь, убежденный в торжестве Добра, Красоты. Он наивен, чист этот мальчик-юноша, и потому таким неожиданным оказывается для него кокетство Ольги с Онегиным, потому оно и воспринимается им как измена. При этом Ленский Козловского полон огромной внутренней силы. Он не падает духом в драматической кульминации ссоры с другом на балу у Лариных и не становится истерично-взвинченным в этот момент, как большинство других теноров. Достоинством, благородством, уверенностью в правде светлых и чистых чувств полны его фразы. Предсмертная же ария овеяна не горечью и страхом (ведь Ленский отнюдь не уверен в том, что дуэль кончится именно его гибелью!), а опять-таки любовью к жизни. Невольно вспоминается пушкинское “Печаль моя светла, печаль моя полна тобою...” Да ведь и музыка Чайковского здесь очерчивает образ вовсе не провидца трагической развязки, что наступит минутою позже, но юноши в осьмнадцать лет, верящего в счастье. Отсюда, кстати, и особый драматизм резко контрастного финала пятой картины. Как часто контрастность эта, с такой силой данная в музыке, снижается заранее заданной эмоциональной обреченностью, звучащей здесь у иных певцов.