Пылало солнце, над горами рея, Стремглав летели солнечные дни, И, чтобы рос я, маленький, быстрее, Меня тянули за уши они.

Вновь мальчиком себя сегодня вижу И сердцем вспоминаю отчий дом. Есть в сакле столб, что подпирает крышу, Ножом пометки сделаны на нем.

Их на столбе том сделано немало: Так велся роста моего дневник. Ведь каждая пометка означала То место, до которого, бывало, Я в данный день дотягивал язык.

Чтоб радостью глаза мои лучились. Меня будили утром соловьи. В моих тетрадях первых сохранились Огромные каракули мои.

Я помню школу, где меня учили; Вокруг нее всегда цвели цветы. Отсюда вдаль все чаще уносили Меня ширококрылые мечты.

И в пионерском лагере нагорном, Где на линейке строился отряд. Я был горнистом и певучим горном На зорьке ранней поднимал ребят.

А на груди друзей моих веселых Горел крылатый пламень кумача. И называли сменой комсомола Нас, пионеров, внуков Ильича.

Мне дорог был Кавказа быт суровый, Родной аул в теснине древних гор, Но, как орленок из гнезда родного, Я всей душою рвался на простор.

Я слышал шум соленого прибоя, Далекие мне снились города. Прощай, мой дом! Прощай, гнездо родное! Прощай, аул отцовский – мой Цада!

3

Был вечер. Месяц плыл из-за вершины, Обдав сияньем горные края, Когда, закинув за спину хурджины, В дорогу вышел из аула я.

Я жил, как путник, под небесным кровом, От горного селения вдали. Жил в прикаспийском городе портовом, Там, где стоят на рейде корабли.

Там руки положила мне на плечи Любовь моя – впервые, наяву. Ее, как в тот неповторимый вечер, Я до сих пор мечтой своей зову.

Душою всей запомнить я старался Напев чунгура, сказку чабана. Читая книги, плакал и смеялся, Нередко ночи проводя без сна.

С открытым сердцем день встречал я каждый. Все новое влекло мои глаза, И начал сам стихи писать однажды Я – средний сын Гамзата Цадаса.

Пусть те стихи друзья мои забыли, Но я их помню вес до одного, – Они в те годы, несомненно, были Свидетелями роста моего.

Мне стала сила новая знакома В мои семнадцать юношеских лет, Когда из рук секретаря райкома Я комсомольский получил билет.

Мне кланялись заснеженные ели На синих сопках в северных краях, И Волга, как ребенка в колыбели, Меня качала на своих волнах.

Меня несли под облаками птицы, Сверкающие, будто серебро. Я руки жал солдатам на границе, Читал стихи строителям метро.

И проходя по рощам и долинам, Отечество, в краю твоем любом Я был не гостем для тебя, а сыном, Хозяином, как в песне пел о том.

И понял я, что так же, как в сраженье, Есть в мирном мире линия огня. Быть впереди на главном направленье Всегда учила партия меня!

4

Я в жизни путешествовал немало, Но где б я ни был, знай, что никогда Моя любовь тебе не изменяла, Гнездо орлов – родной аул Цада.

Похожая на шумного ребенка, Подпрыгивая звонко по камням, Стремительная светлая речонка Тебя поныне делит пополам.

Она поет серебряной водою, И, за скалою повернув в лесу, Летит ущельем, став уже седою, И попадает в бурную Койсу.

Обнявшись с ней, в стремлении едином Всклокоченные волны торопя, Несется вниз на лопасти турбины, А после – морю отдает себя.

Глазами восхищенными подолгу На гордый Каспий я смотрел не раз: В нем речка из аула, встретив Волгу, Навеки с ней судьбой своей слилась.

И волжские прославленные воды Ее могучей сделали. И вот Она качает в море пароходы И рыбаков на промысел зовет.

Друзья мои с Куры, Амура, Сожи, Живем мы с вами в легендарный век. И разве судьбы наши не похожи На судьбы этих встретившихся рек!

5

Из ледников заоблачных, ликуя, Берет начало не один ручей. Родной аул, тебя назвать могу я Истоком биографии своей.

Ты на привалах снился мне в походе, Ты шлешь мне вдохновение всегда. Но, если речь о родине заходит, Тогда со мною – мой аул Цада.

Я сердцем вижу город светлоокий, Пять светлых звезд над башнями Кремля. Со всех сторон ведут к нему дороги, Берет начало от него земля.

Когда любовью любишь ты большою Родной аул, село или кишлак, То ясно мне, что гордою душою Москву ты любишь, юный мой кунак.

6

Событиями жизнь моя богата. И лишь с улыбкой вспоминаю я, Что из камней сооружал когда-то Кордон вокруг родимого жилья…

Зарею флаг победоносно поднят Над родиной. Велик ее простор. И там ее границы, где сегодня Становятся мои друзья в дозор.

Как на переднем крае обороны, Они, и ночью не сомкнув очей, Хранят мой род, в котором миллионы Моих сограждан и моих друзей.

Тебе, отчизна, преданность сыновью Они несут в огне своих сердец; И тридцать лет поет тебя с любовью Поэт народный – мой родной отец.

А мать моя твоей свободы ради Моих двух братьев посылала в бой: Один погиб в горящем Сталинграде, Сгорел над Севастополем другой.

Они своей не пощадили жизни За свет и радость будущего дня. И знает мать: в любом краю отчизны Как звезд на небе – братьев у меня.

Идут года. Ясна моя дорога, И нет ее вернее и прямей. Я коммунист! И бесконечно много В любой державе у меня друзей.

Они равненье на тебя, Отчизна, Берут в борьбе, со всех земных шпрот, А ты в пути, – к вершинам коммунизма Тебя родная партия ведет!

1950

Слава, краснодонские сыны!

1

Слава, краснодонские сыны! Словно трубы, ваши имена. Преданностью знамени страны Вы пленили навеки меня!

Высоко в заоблачных горах, Где гнездится мой родной аул, Наши души гордостью горят, Вашей славы впитывая гул.

Нет у нас обычая меж скал, Чтобы с братом обнимался брат, Но когда бы вас я отыскал, Сердцем бы прижаться был бы рад!

Юноши, не знавшие любви, Зрелыми вы начали борьбу! Девушки нетронутые! Вы, Словно жены, встретили судьбу.

2

Слава, краснодонские сыны! Вы не пали пред врагом во прах И душою не покорены, Были вы – как светочи в ночах.

Город, улыбавшийся, как вы, Кровью и слезами окроплен, Сад в благоухании листвы Пламенем и дымом ослеплен.

Злобою коричневых зверей Не был и невинный пощажен: Дети на глазах у матерей И мужья перед очами жен.

Принимали залповый огонь, В петлях задыхалися, – и все ж, Нет, не покорилась молодежь И не подчинился Краснодон!

3

Слава, краснодонские сыны! Если бы спросили вас века: «Были ль вы, товарищи, сильны Перед ликом страшного врага?

В час, когда на вас глядела смерть, Выбрали вы гибель или плен?» – Пусть ваш голос прозвучит, как медь, Преодолевая прах и тлен:

«За поруганную землю, честь, За испепеленный этот кров Нашим богом стало слово: «Месть!», Верою святою: «Кровь за кровь!»

Страшен был фашисту Краснодон, Молодость была врагу страшна – Ни на миг не насладился он Сладостью еды и миром сна.

4

Слава, краснодонские сыны! Слышал я о штабе боевом, Где, в могучий узел сплетены, Яростно боролись вы с врагом.

Ваши благородные сердца Очернить была не в силах грязь: Черная душонка подлеца Выдала и погубила вас.

И уже в гестапо мастера Кандалами весело гремят, – Вот уже с утра и до утра Нашатырки слышен аромат,

И проносят юные тела, Искалеченные и без глаз, – Но и эта пытка не смогла Подчинить и обесчестить вас!

5

Слава, краснодонские сыны! Чтобы гибель вашу созерцать, Мрачное исчадие войны, Гнусная гестаповская рать

Гонит плетью, острием штыков К месту тяжких, смертных ваших мук Женщин, и детей, и стариков – Жителей развалин и лачуг.