Всегда выбирай потруднее дороги. Твой разум – в народе, богатство – в народе. Не бойся в пути запылить свои ноги, Как тот чистоплюй, что на цыпочках ходит.

Не жди вдохновенья, подобно лентяю, Который в саду, не смущаясь нимало, Часами лежит в холодке, ожидая, Чтоб спелое яблоко с ветки упало.

Дешевую славу купить не пытайся, Как жалкий хвастун, что стрелять не умеет, А купит на рынке лису или зайца И их за охотничьи выдаст трофеи.

В поэзии надо работать на совесть. Не вздумай носить одеянье чужое, Не вздумай лукавить, как виноторговец, Вино потихоньку смешавший с водою.

Не уподобляйся бездушным поэтам, Их книгами топят зимою печурку, А летом – ты сам, видно, знаешь об этом – Их книги идут чабанам на раскурку.

Пускай пробивается правда живая В любой твоей строчке, с неправдою споря, Чтоб песня, не печь, а сердца согревая, Была им подспорьем и в счастье, и в горе.

Я сед, как вершина горы снеговая, Я рано отцовскую саклю покинул, Нуждою гоним и плетьми подгоняем, Я сызмальства гнул над работою спину.

Весной на андийской Койсу, в половодье, Я бревна сплавлял из цундинской чащобы, А в Грозном, где нефть на поверхность выходит, Бурил до упаду земную утробу.

Я снес бы лишенья и голод едва ли, Но верных друзей находил я повсюду. Они мне погибнуть в пути не давали. Я выжил. Спасибо рабочему люду!

Я землю измерил босыми ногами, Обид не снося, проявляя упорство, С муллою, со старостой и кулаками Вступая в неравное единоборство.

И так досадил я им первой же песней, Что был под судом, лихоимцам в угоду, В Хунзахе томился я в камере тесной, И снова я выжил. Спасибо народу!

Страну, что когда-то под плетью металась, Я вижу теперь в небывалом расцвете, Не семьдесят лет моя жизнь продолжалась, А семь удивительных тысячелетий.

Живи же и ты средь народа родного Не гостем, что ветром заброшен попутным, Не в месяцы творческих командировок, – Всегда, ежедневно и ежеминутно.

Поэзия – это не звонкая фраза. Поэзия людям нужна, как дыханье, Как старости посох, как зрелости разум, Как детству игрушки, как юности знанье.

Поэт не факир и не канатоходец, Что кланяться должен и вправо, и влево. Поэт – не танцор, подчинившийся моде, Готовый плясать под любые напевы.

Поэта сравню лишь с орлом – он и зорок, И смел, и силен. Распластав свои крылья, Летит он – ни тучи, ни снежные горы Бескрайний его кругозор не затмили.

Отчизны простор неоглядно огромен. Будь всюду как дома, люби эти дали. Но помни всегда и аул свой, и домик, Где мать и отец тебя в зыбке качали.

Будь связан с родимым народом. Пусть мал он, Живущий на кручах, на скалах отвесных, Тебе, как наследство надежное, дал он Язык, на котором слагаешь ты песни.

Аул, где тебе довелось народиться, Пускай он под самые тучи закинут, Он – родины нашей живая частица, Он связан с великой Москвой воедино.

Пускай эти горы, где стал ты поэтом, На карте отмечены точкою малой, Народ озарил их немеркнущим светом, Чтоб точка на карте звездой засияла.

Кто край свой не чтит с постоянством сыновьим, Тому не понять и далекие земли. Кто отчему дому не внемлет с любовью, Тот глух и к соседям, тот братству не внемлет.

Мой дом невелик и ничем не украшен, Лишь окна сияют – источники света. Отсюда я видел всю родину нашу, Отсюда я видел всю нашу планету.

Здесь дружбу я пел, прославлял изобилье, Здесь голос и гневом звенел, и печалью. Отсюда сыны мои в бой уходили, Сюда победителями возвращались.

Отсюда я видел героев Мадрида, Сражавшихся доблестно в схватке смертельной. Здесь плакал от боли и тяжкой обиды, Узнав, что расстрелян фашистами Тельман.

Тут, скован недугом, слабея, старея, Сынок, я страдал не от собственной хвори – Их этих вот окон я видел Корею, Мне душу терзало далекое горе.

С друзьями дели и веселье, и беды. Весь мир пред тобою от края до края. Будь скромен, отзывчив, все чувства изведай. Тебе свою боль и любовь завещаю…”

6

С глазами закрытыми слушал отца я, Открыл их – стою посреди кабинета. И в комнате пусто. Лишь луч озаряет Бумаги, и книги, и раму портрета.

Я встал, повинуясь далекому зову, И, словно боясь опоздать на мгновенье, Из дома я вышел. Полоской багровой Сверкает заря над раздольем весенним.

И дети в уютных постелях спросонок Предчувствуют праздничный миг пробужденья. Уже оседлали коня-почтальона, Он с цокотом скоро пройдет по селенью.

В саду над обрывом плоды еще дремлют – Их зрелости время пока не настало. И солнце, чуть-чуть осветившее землю, Еще не достигло дневного накала.

Птенцы желторотые нежатся в гнездах, Еще не окрепли их слабые крылья. Еще не согрелся предутренний воздух, Бутоны еще не повсюду раскрылись.

Вот так и стихи во мне дремлют, как дети, Как птицы, готовящиеся к полету, Как звезды в саду, как цветы на рассвете, Проснутся они – им пора за работу.

Я в дом поспешил, нетерпеньем охвачен, К рабочему месту отца… Вдохновенье Меня обдавало волною горячей. В дорогу, без отдыха! Без промедленья! Родина горца

Начинается земля, как известно, от Кремля. В. Маяковский

1

В большой семье, в крестьянской сакле скромной, Под солнцем, плывшим в утреннем дыму, Родился в Дагестанской автономной Мальчишка, не известный никому.

Он рос над облаками снеговыми, Где у людей бесстрашные сердца, И, как ягненок рожками своими, Гордился родом своего отца.

Играя с ним, его не раз в ту пору Бросали в небо с возгласом «ура» Два старших брата, каждый из которых Был крепким и плечистым, как гора.

Пять дядей было у него, их силе Завидовали все. Наверняка Любой ударом мог свалить быка, И если дяди в саклю заходили, Папахи их касались потолка.

Любил он, чтобы гости приезжали, И высшим счастьем было для него, Когда к себе на седла поднимали Усатые сородичи его.

Он всей душою верил, что солидность Мужчинам в жизни придают усы, – Так верят все охотники, что хитрость Всегда таится на хвосте лисы.

На лоб папаху сдвинув деловито, Не раз отца он спрашивал, любя: «Ведь правда, папа, в мире нет джигита, Который не боялся бы тебя?»

И отвечал родитель, усмехаясь: «Когда б такой мне встретился в пути, Он задрожал бы, как пугливый заяц, Живым ему я не дал бы уйти!»

Мальца задор охватывал счастливый. И, поутру на улицу удрав, Среди мальчишек, как петух кичливый, Ходил он, гордо голову задрав.

Он говорил им: «Что вы за джигиты! Мне зайцев ваш напоминает вид. Отец и дед мой силой знамениты, И скоро сам я буду знаменит».

О лошадях немало споров было, Но в спорах тех, достоинство храня, Отцовскую беззубую кобылу Он выдавал за борзого коня.

А если в этом сомневались снова Соседские мальчишки-кунаки, Тогда для доказательства простого Немедля в ход пускал он кулаки.

И с крыши мать не раз сгоняла сына, Когда он там порой стоял один, На бедра руки положив картинно, Напоминая глиняный кувшин.

Любил он речки неуемный гомон И птичьи песни в звонкой вышине, Но часто слышал от людей о том он, Что снова враг готовится к войне.

В неполных шесть о войнах представленье Особое сложилось у него. И принял он военное решенье: Падежное воздвигнуть укрепленье Вокруг родного дома своею.

Камней под окна натаскав с полтонны, Весь день усердно проработал он, И стены неприступной обороны Воздвиглись к небу с четырех сторон.

Но вот в мечтах о будущей победе, В сиянье самых радужных надежд, Мальчишка вдруг подумал: «А соседи? Ведь их спасти не могут стены эти», – И сам разрушил каменный рубеж.

О всех его делах не понаслышке Известно мне. Скажу вам, не тая, Я очень близок этому мальчишке, Ведь тем мальчишкой был когда-то я.

Смеетесь вы, друзья мои! Ну, что же… А вспомните дошкольные года, – Ведь все вы были на меня похожи, Не так ли это? Ну, конечно, да!

2