В ящике помещались три одинаковых деревянных шкатулки – одна со старинными золотыми монетами, другая с украшениями, а в третьей я нашла предметы, не имеющие большой материальной ценности: брошку с камеей, потемневший деревянный гребень, невесомую цепочку из белокурых волос, костяной веер и серебряный крестик на шелковом шнурке.
Все это были недорогие дамские безделушки. Зачем и почему их так бережно – в сейфе солидного швейцарского банка! – хранил мужчина? Ответ я видела только один: это были драгоценные мелочи, напоминавшие Даниэлю о женщинах, которые в разное время отдали ему свою любовь и жизнь.
Я долго рассматривала эти вещицы, прикасалась к ним и прислушивалась к себе, пытаясь ощутить какую-то связь с теми, кому они принадлежали раньше. Ничего не вышло: это не мои сокровища, ниточка оборвалась. Тогда я пополнила печальную коллекцию своей собственной реликвией – смешным и милым кожаным кошельком, подаренным мне Даниэлем вместе с банковским ключиком, и плотно закрыла шкатурку номер три. Хотелось думать, что в следующий раз я открою ее нескоро.
Содержимое двух других шкатулок не вызвало у меня священного трепета: деньги – это всего лишь деньги, даже если они имеют почтенный вид дублонов, луидоров и николаевских червонцев, а роскошные ювелирные украшения наиболее хороши под стеклом, на черном бархате музейной витрины.
Подумав, я положила в карман несколько разновеликих золотых кружочков и еще милостиво спасла от прозябания в темноте сейфого хранилища одно жемчужное колье. Просто потому, что жемчуг без солнечного света теряет блеск, стареет и умирает, о чем Даниэль как мужчина мог просто не знать… Ну, и еще потому, что это ожерелье и идеально подходящие к нему серьги невероятно облагородили мой скромный внешний вид. Сначала я убедилась в этом, рассмотрев свое отражение в зеркальце пудреницы, а потом увидев выражение лиц банковских девочек. В тот момент они явно гораздо лучше, чем я, представляли себе стоимость фамильных жемчугов князей Радзивиллов!
Задерживаться в банке для полной описи содержимого ячейки я не собиралась, но без ритуального бокала шампанского в кабинете наиглавнейшего тамошнего финансиста все же не обошлось. Тогда-то я и узнала, что швейцарские банкиры тактичны, но любопытны.
Явно надеясь услышать какое-то объяснение, мсье директор упомянул о том, как удивило его мое появление: оказывается, до сих пор к ячейке номер 2856 наведывались только мужчины. Последним приходил приятный молодой человек, а за несколько лет до него – не менее приятный пожилой господин. Более ранних визитов к две тысячи пятьдесят шестой ячейке мсье директор не застал, они в разное время пришлись на периоды службы его предшественников.
– К сожалению, мужская линия в нашем роду пресеклась, – с искренним сожалением ответила я. – И теперь я единственная представительница нашей фамилии.
– В таком юном возрасте остаться без мужской опеки – это весьма прискорбно! – посочувствовал мне мсье директор.
И тут же расцвел улыбкой:
– Но я уверен, такая прелестная мадемуазель не задержится с походом к алтарю!
– Разве что к жертвенному, – мрачно пробормотал мой внутренний голос.
Два брака убедили меня в том, что сохранять свободу современная женщина должна не менее ревностно, чем соблюдать личную гигиену, и всякие мысли о новом замужестве давила, как тараканов. А с прошлого года они и вовсе меня покинули… Мысли о замужестве, я имею в виду, потому что с тараканами в доме по-прежнему приходится регулярно бороться…
– Мы прибыли, мадам, – возвестил таксист, вернув меня из прошлого в настоящее.
Я выглянула в окошко и увидела справа от себя украшенное резным камнем здание Коммерческого Банка Лугано.
Надпись на тонированном стекле двери все так же сияла золотом, белый мрамор искрился, над крыльцом красиво развевался швейцарский флаг – для торжественной встречи не хватало только духового оркестра и цветов.
Я с приязнью вспомнила прошлогоднее пирожное и сглотнула слюну. Бог с ними, с фанфарами и букетами, но на десерт я рассчитывала, предусмотрительно предупредив дирекцию о своем визите.
Я расплатилась с водителем, отпустила такси и шагнула к дверям банка, и они с подкупающей готовностью разъехались передо мной.
Служащий, знакомый мне по прошлому визиту, бросился навстречу так, словно нетерпеливо ожидал нашей встречи весь год. Я благосклонно улыбнулась и позволила окружить меня традиционным гостеприимством. Пирожное показалось мне даже более вкусным, чем в прошлый раз – наверное, потому, что теперь я принимала и его, и другие знаки внимания без смущения.
На сей раз я не выглядела деревенской простушкой, но вовсе не потому, что была безупречно ухожена, причесана и одета – увы, нет. Шпильки для волос я растеряла еще на яхте, так что прическа у меня была незатейливая, в стиле хиппи, и вряд ли относительно недорогая бриллиантовая подвеска от Тиффани могла скомпенсировать помявшуюся в дороге футболку и джинсы от неизвестно кого. Просто теперь я была уверена в себе, а это ведь и есть наиглавнейшее условие, при котором можно претендовать на звание иконы стиля, будучи облаченной черт знает во что!
Люди внушаемы. Те, у кого еще не было возможности дать вам оценку на основании личного общения, для начала с готовностью принимают ту планку, которую ставите вы сами.
В юности я была катастрофически застенчива, и все мои внутренние барьеры сохранились, однако со временем я научилась летать выше них. Из-за этого иногда кто-нибудь (обычно обиженный мужчина) упрекает меня в высокомерии и заносчивости, но я предпочитаю другую формулировку: я просто знаю себе цену и никогда не опускаюсь до распродажи!
Шампанское в дирекции я на сей раз не пила, время дорого. Только проведала свою ячейку и взяла из шкатулки номер два пяток дублонов – знакомый антиквар в Лондоне обещал за них хорошие деньги.
Те монеты, которые я продала в прошлом году, позволили мне реализовать одну давнюю глупую мечту (это она висела теперь у меня на шее, нещадно слепя своими сверкающими гранями завидущие глаза банковским девочкам) и несколько более или менее серьезных проектов. Самый важный из них как раз вступил в решающую стадию, и я хотела иметь уверенность, что встречу час «икс» в полной финансовой боеготовности.
Очень довольная своей предусмотрительностью, я вышла из банка и тут же убедилась, что по части способности предвидеть сюжетные повороты моему человеческому разуму до высшего космического ого-го как далеко. Я-то сетовала, что мне не удалось еще в аэропорту избавиться от неудобных вечерних босоножек, а оказалось, что это и к лучшему!
Неустойчивый высокий каблук подвернулся на ступеньке, я вынужденно остановилась, посмотрела под ноги и только поэтому не наступила на котенка.
Он сидел на самой нижней из трех ступенек, маленький, взъерошенный, похожий на ватный комок, и был бы почти неразличим на фоне белого мрамора, если бы не его глаза – большие, круглые, как бирюзовые бусины.
Животное без хозяина – это само по себе нонсенс в цивилизованной стране, а тут еще такой прелестный!
– Кысенок! Ты откуда здесь взялся, такой славный головастик? – я присела и потянулась погладить очаровательное существо.
Зверек исподлобья поглядел на мою приближающуюся ладонь, прижал ушки и беззвучно открыл розовую треугольную пасть.
– Ну да, да, страшнее кошки зверя нет! – я совсем растрогалась и взяла храбрую кису на руки.
Он был почти невесомый, сплошной пух, и мои пальцы глубоко утонули в густой шерсти. Она была совершенно белой, но радужно заискрилась, едва я вышла из тени флага над крыльцом на ярко освещенную улицу. Я понюхала мягкую кошачью спинку и констатировала:
– Ты чистый, пахнешь шампунем! Значит, точно не бродячий. Тогда где же твой ошейник?
– Есть более важный вопрос – где его хозяин? – подсказал недовольный внутренний голос. Избегая даже мыслей о семейной жизни, я не планировала обзаводиться домочадцами, даже четвероногими. Хотя… Может, котенок – это именно то средство от одиночества, которое мне в моей новой сущности вполне подходит?
