«Э- э, — решил я. — Хорошего понемножку». И увернулся от встречи.

Увернулся и на следующий день. А еще через один она позвонила и сообщила, что случайно оказалась рядом с Моим домом и могла бы забежать на минутку.

Что ей минутки хватит с головой — я не сомневался, но напор, развитый этой ненасытной, вызвал раздражение.

Я жестко ответил, что у меня дела. Через час она позвонила снова. Сказала, что даже не войдет в квартиру, что ей нужно всего лишь сказать мне пару слов. Хотя бы на лестничной площадке.

Я отказал и почти бросил трубку. Был уверен, что она не угомонится. И конечно, не ошибся.

Через пятнадцать минут, заранее закипая, снял трубку трезвонящего телефона.

— Не сердись, — попросила она. — Я больше не приду Но у тебя под дверью — письмо. Если будет время — прочти.

И сама положила трубку. Предвкушая слезливую тягомотину, я пошел за письмом…

В этот же вечер я сам приехал к ней. Не помнил, чтобы когда-либо испытывал к себе такое омерзение. Конечно, я все перепутал.

Валерия была автором другого письма. И ждала от меня иной помощи. Которую я ей бескорыстно пообещал. С удовольствием наблюдая себя со стороны.

Последнее, подложенное под дверь послание доконало меня. В нем женщина просила об одном, чтобы я оплатил ей наши два общения, пусть по самой низкой таксе. Потому что она обманула меня: на самом деле у нее трое детей, и средняя дочь уже неделю не ходит в школу. Ее ботинки украли соседи по малосемейке.

В их разваливающееся заводское общежитие приехал почти ночью. Вся семейка была в сборе. В убого обставленной, но чистой комнатенке было тихо и неуютно. Две дочери готовили уроки за расслоившимся столом. В углу с пустышкой, воткнутой между пухлыми щеками, сидел на горшке малыш.

Валерия, открыв мне дверь, чего-то очень застеснялась. Виновато познакомила с детьми. Такой я ее не знал.

Я был сердито-деловит. Вызвал ее в коридор. Начал было выговаривать за недоразумение, но осекся. Совсем противно стало. Впихнул ей все деньги, что оказались при себе в этот вечер, и сообщил, какого числа каждого месяца она будет получать ренту.

Потом я еще не раз получал от нее письма, в которых она почему-то отчитывалась, сколько и чего накупила детям. Иногда, наверняка по ее требованию, дети приписывали что-то смешное и благодарное. Или пририсовывали.

Из случившегося я секрета не делал. Поведал нескольким друзьям. Мне казалось, что так я вроде как исповедуюсь. Но потом обнаружил, что, уже рассказывая, украдкой получаю удовольствие. Дескать, вот я какой, терзаемый совестью… И прекратил исповедоваться.

С Лерой с тех пор мы виделись только по договоренным числам. Обычно она подъезжала ко мне.

Ольга, появившаяся в моей жизни чуть позже, мои взаимоотношения с чужой семьей приняла спокойно, с пониманием. В последний раз, ввиду моего отсутствия, сама передала деньги.

А о дамочке с чувственными проблемами я как-то совсем забыл. Если и вспоминал, то без сожаления.

И вот она объявилась. В облике Карины Шрагиной.

Я разглядывал Шрагину и думал о том, что описала она себя без преувеличений: коварная и сексапильная. И к тому же актриса. Вспомнил, как чувственно приперла меня к стене в коридоре.

— Уверена, что тебя это не захватывает? — спросил подозрительно. Она усмехнулась:

— Видишь, и ты попался…

— Конечно, попадешься… — Я укоризненно глянул на ее, как оказалось, бесчувственную грудь.

Она пожала плечами.

— Почему ждала три месяца? — спросил я.

— Вообще пожалела, что написала. Кому я нужна со своей ерундой? Мужиков интересует другое. И тебя тоже… И упираешься ты из интереса. Ведь так?

— Как тебе сказать… — Не хотелось бить себя в грудь, доказывая, что я не такой. Что случалось быть и другим.

— Ждал тогда, что позвонишь, — только и сказал я.

— Давно перестал ждать?

— Понял, что пожалела о письме.

Она вновь усмехнулась. Произнесла:

— Наверное, я — дура. Сама не знаю, чего хочу.

— Мне кажется, знаешь. — Я пристально смотрел на нее.

— Имеешь в виду эти деньги? Конечно, хотелось их вернуть. Деньги мне сейчас очень нужны.

— Именно сейчас? — съехидничал я.

— Именно, — серьезно подтвердила она. — Но я понимала, что вернуть их вряд ли удастся. Даже тебе. Я промолчал. После паузы она продолжила:

— Это был всего лишь предлог. Как думаешь, легко женщине прийти у незнакомому мужчине и попросить:

«Трахни меня, пожалуйста, так, чтобы я хоть что-то почувствовала»?

Я не ответил, но подумал о том, что такое миленькое обращение вряд ли оставило бы кого-то безучастным.

— Так мне и надо, — заметила она. — Поставила себя в дурацкое положение.

— Ты о чем?

— Да ладно… — Она скривилась в горькой усмешке. — Лезу к тебе, как последняя…

— Что ты несешь? — мрачно заметил я. — При чем тут ты? Проблема не в тебе. Сама знаешь, как действуешь на мужиков.

— На тебя не подействовала.

— Чуть кондрашка не хватила.

— Когда? — во взгляде ее мелькнуло подозрительное любопытство.

— В парадном, — соврал я. — Не говоря уже о… — многозначительно посмотрел на два распирающих ее блузку, спящих вулкана.

— Поэтому попросил меня застегнуться?

— Был уверен, что ты — из-за денег! Что решила сделать ответное одолжение.

— Какое одолжение… — Она грустно улыбнулась: — Дурашка.

Дальше так продолжаться не могло. Следовало расставить точки над «i». Но был уверен, что вряд ли ее убедит истинная причина того, почему удерживаюсь от близости с ней. Наскоро подобрал более убедительную.

— Не помню, чтобы хотел другую женщину так же сильно, как тебя, — заговорил я. — Но сейчас мы не будем вместе.

— Почему? — тихо, спокойно спросила она.

— Секс тебе в тягость? — спросил я.

— С тобой хочу попробовать, — заметила она.

— Надеешься, что получится?

— Да.

— А если нет?

Она пожала плечами.

— Есть верный вариант, — сообщил я.

— Какой?

— Если бы муж или другой мужчина, которому ты не можешь отказать, не приставал бы к тебе, что бы ты подумала?

— Сказала бы «спасибо».

— Правильно. Сначала радовалась бы. Потом, через какое-то время — удивлялась, потом — занервничала бы. В конце концов обиделась. И даже злилась. Вот тогда близость была бы тебе в радость. А так… Привыкла делать нашему брату одолжение.

— Ты намерен проделать весь этот путь?

— Неплохо бы.

— А если я уже обижаюсь?

— Значит, все будет быстрее.

— Но я хочу тебя. — Голос ее зазвучал капризно, действительно обиженно.

Я с сочувствием разглядывал ее. Печально пооткровенничал:

— Такого благоразумия за собой не помню.

Шрагина смотрела на меня растерянно. Не верила, что я ее не разыгрываю.

Я придал себе вид и позу стратега, уверенного в собственных наработках. Налил в стопку водки, посоветовал:

— Тяпни.

Она послушно тяпнула. И эту, и еще несколько.

После того как наше с ней общение перестало быть чреватым неуместной сейчас изменой Ольге, я не был против того, чтобы провести вечер в дружеской компании. Но гостья, окончательно удостоверившись в том, что я намерен придерживаться изложенного бреда, вскоре засобиралась.

— Мой телефон сохранился? — спросил на прощанье.

— Напомни.

— Записать?

— Запомню.

Я произнес номер.

Несколько раз повторив его, она кивнула.

Не записала явно из соображений конспирации. Из этих же соображений проявила стойкость, запретив провожать.

Перед тем как утонуть в черноте лестничного пролета, на мгновение прильнула ко мне.

Слушая, как уверенно цокают в темноте каблуки, думал о том, что женщина эта не из тех, кто боится темноты. Кто вообще чего-то боится.

Вернулся в комнату, устроился в кресле.

Был уверен, что сегодня все сделал правильно, но ощущал смутное беспокойство Может быть, всего лишь оттого, что по своим же еще недавним меркам повел себя, как полный идиот. Отказался от женщины, которая сама пришла ко мне. И какой женщины.