— У нее простуда; худшее позади, но ей нельзя утомляться. Сейчас мы поедем к ней, а через день-другой — дальше.

— Мама меня ждет, так говорит дядя Хасо, — вставила Нелл.

— Прекрасно. У тебя будет великолепное Рождество.

— Мама купила мне новое платье, я буду ходить в гости. — Девочка внимательно посмотрела на Оливию. — Вы такая грустная…

— Нисколечко, — легко и бодро сказала Оливия. — Я просто немного устала. — Она старалась не смотреть на мистера ван дер Эйслера, но чувствовала его взгляд. — Мне надо идти, еще очень много уборки.

— Если мама вас пригласит, вы ко мне приедете, Оливия?

— Чудесная мысль, малышка, но мне нужно ехать домой. Видишь ли, у меня тоже есть мама и бабушка, как и у тебя.

— После бабушки и дяди Хасо больше всех я люблю вас, Оливия.

— И я люблю тебя…

— И дядю Хасо?

— И дядю Хасо. — Она все еще не глядела на него. Ей было невообразимо трудно удержать поток слов, готовых вырваться наружу. Она хотела сказать, что ее увольняют, что она безутешна, потому что больше не увидит его, что она любит его… Она протянула руку. — До свидания, мистер ван дер Эйслер. — Оливия не поднимала глаз выше его подбородка. Если она посмотрит на него, то расплачется.

Рукопожатие было кратким, как и слова «до свидания, Оливия». Через минуту он с Нелл уехал.

Оливия постояла, не зная, что делать. Скоро ужин, все соберутся поднять стаканчик шерри за окончание полугодия. Та дама могла ошибаться, решила Оливия. Что это она паникует раньше времени? Разумнее всего вести себя так, как будто это ошибка. Оливия присоединилась к остальным: обменивалась замечаниями о пьесе и раздаче призов, слушала планы на Рождество, ела ужин, сидя между симпатичной мисс Росс и сестрой-хозяйкой, которая по обыкновению распространялась о том, как надо правильно заправлять кровати.

Когда ужин закончился и все стали расходиться, мисс Кросс попросила Оливию зайти в кабинет. Оливия пробыла там недолго, уволить человека — дело нехитрое, даже если при этом выражают сожаление.

Оливия пошла во флигель собирать вещи. Спешить было некуда; она проведет здесь еще один день, чтобы помочь в генеральной уборке, пометить забытые вещи, составить список необходимого постельного белья, полотенец и скатертей. Только тогда можно будет пойти на автобус, который отвезет ее к поезду, а поезд — домой.

У нее оставались кое-какие деньги, мисс Кросс снабдила ее блестящей рекомендацией и даже предложила подать объявление.

— Идите на такое же место, но в школу поменьше, — посоветовала она. — Здесь вокруг много хороших частных школ. Некоторые из них обходятся без дипломированной сестры-хозяйки. Вы бы очень подошли на такую должность там, где не требуется особая квалификация. У нас вы получили опыт. Но вам надо сразу же начать поиски. Для весеннего семестра, видимо, уже слишком поздно, но всегда можно начать с середины четверти. Я уверена, вам не о чем беспокоиться, Оливия.

Тем не менее она беспокоилась — всю ночь и весь следующий день. Правда, ночью она все же спала — из-за полного изнеможения. Поскольку с мисс Кросс она простилась раньше, а из сотрудников оставались только уборщицы, она пошла на остановку, села в автобус, а потом в поезд, от вокзала доехала до Силвестер-Кресент снова на автобусе — теперь ей надо было экономить каждое пенни.

Хотя до Рождества оставалось всего несколько дней, ни в одном из окон за тюлевыми занавесками не светились елки; только угловой магазинчик мистера Пейтела радовал глаз яркими цветными огоньками, елкой, сверкавшей игрушками и мишурой, прилавком, заваленным конфетами и печеньем. Благослови Господь этого человека, подумала Оливия, когда автобус проползал мимо магазина мистера Пейтела. Завтра зайду к нему.

В квартире миссис Фицгиббон царил отнюдь не праздничный дух. Правда, на каминной полке стояли рождественские открытки, но бабушка не проявляла благожелательности, которой ждешь от каждого в праздничные дни. Оливия обняла мать и подошла поцеловать в щеку бабку.

— Опять приехала? — задала бессмысленный вопрос эта леди. — В мое время каникулы были короткими, считалось, что важно учиться. — Она присмотрелась к внучке. — Ты выглядишь на свой возраст, Оливия.

Оливия ответила ей тем же, подмигнула матери, чтобы показать, что не сердится, и понесла чемоданы в спальню. Через минуту-другую пришла мать. Она честно сказала:

— Ты не выглядишь ни на день старше, но ты устала, девочка, и, мне кажется, похудела.

— В конце четверти всегда дикая суматоха, мама, но это весело. Какие у бабушки планы на Рождество?

— Ну, в Сочельник к ней придут гости играть в бридж…

— Отлично, а мы с тобой пойдем ко всенощной. А что у нас на рождественский обед?

— Я думаю, бабушка закажет цыпленка. Я купила пудинг у «Марка и Спенсера».

— Отлично. Завтра зайдем к мистеру Пейтелу за вином и коробкой крекеров, — беспечно заявила Оливия, — а после Рождества мы с тобой сходим на распродажу.

Приятно было видеть, как глаза матери засияли от удовольствия. Пока не стоит говорить, что она распрощалась со школой, это она сделает после Рождества, когда пойдет давать объявления в газеты, как советовала мисс Кросс.

На следующее утро они с матерью пошли в магазин мистера Пейтела, купили вино, крекеры, несколько маленьких пирожных, к этому Оливия добавила картофельные чипсы, сыр разных сортов и орехи. Бабушка обвинит их в расточительстве, но, как сказал мистер Пейтел, Рождество — это время хорошего настроения и доброжелательности, причем в подтверждение этой мысли добавил им бутылку лимонада бесплатно.

Они вернулись домой в хорошем настроении, которое, впрочем, быстро улетучилось от недовольного брюзжания старухи. Она принялась читать им длинную проповедь о том, что надо осмотрительно тратить деньги. Оливия с облегчением вскочила, когда раздался звонок в дверь.

Там стояли мистер ван дер Эйслер и Нелл — огромная корзина цветов почти скрывала девочку. Мистер ван дер Эйслер пристально посмотрел на Оливию, но речь его была, как всегда, спокойна.

— Нелл хочет сделать вам подарок к Рождеству, — объяснил он, — а поскольку мы уезжаем завтра утром, то решили зайти сейчас.

— Как вы добры! — Оливия отступила, пропуская их в дом. — Какой чудесный сюрприз! — Она поймала его взгляд и быстро добавила: — Я имею в виду цветы. — Оливия провела мистера ван дер Эйслера и Нелл в гостиную. — Не хотите ли кофе? Я как раз собиралась сварить. А Нелл, я уверена, не откажется от лимонада.

— Шипучий?

— Очень шипучий. У мистера Пейтела другого не бывает.

Она передала гостей матери и пошла на Кухню. Это же глупо — так разволноваться при виде его! Хорошо, что завтра он уезжает: не надо ему говорить, что после Рождества она уже не вернется в школу.

— С глаз долой — из сердца вон, — вслух сказала Оливия и уронила чашку, когда прямо над ухом у нее мистер ван дер Эйслер проговорил:

— Очень ошибочное заявление, я всегда так считал.

— Посмотрите, что я из-за вас наделала. — Она беспомощно обернулась и увидела, что он улыбается, глядя на нее сверху вниз. — Вы меня напугали.

— Вполне понятно. — Он уже подбирал осколки. — Надеюсь, это не была бабушкина любимая чашка?

— Вообще-то да, но я скажу ей потом, позже…

— А может, выбросим осколки и ничего не скажем?

Она помотала головой.

— Бабушка время от времени все пересчитывает. Она обязательно заметит.

Оливия достала другую чашку, поставила на блюдечко, не зная, что сказать.

— Почему позавчера я видел вас расстроенной? Почему сейчас вы такая грустная? Умоляю, не говорите, что вы не знаете, о чем я спрашиваю.

Что-то в его голосе заставило ее сразу признаться:

— Я больше не вернусь в школу, правление хочет взять кого-то с дипломом… Это был удар. Я надеялась, что останусь, и мама собиралась ко мне переехать.

Он подошел к плите и успел снять молоко.

— Бедная моя девочка…

Она отвернулась, чтобы он не видел закипающие у нее в глазах слезы. Он стал варить кофе, потом открыл буфет, нашел пачку печенья и выложил его на тарелку.