Степка покладисто кивнул головой.
― Только шагом! ― предупредил он. ― На полный желудок, действительно, вредно. Вы когда-нибудь верхом ездили?
― Нет, ― ответила Ника честно. ― Но я быстро всему учусь.
― Дай ей Лангета, ― сказал Степан сыну.
Васька кивнул.
― Лангета? ― переспросила Ника и рассмеялась. ― Это мясное блюдо?
― Нет, ― рассудительно ответил Васька. ― Это коня так зовут. Вообще-то его полное имя Лангедок, это мы его так коротко называем. Конь старый, но умный. Неопытного седока как в люльке везет.
Егор задумчиво подпер рукой щеку.
― Помнишь Карата? ― спросил он Степку.
― А как же! ― ответил Степка, не раздумывая.
― Это старый конь, на котором мы ездили детьми, ― пояснил Егор Нике. ― Он мне как-то раз жизнь спас…
― Умер Карат через год после твоего отъезда, ― сказал Степка. ― Стоя, как и положено. В тот день он из конюшни не выходил, стоял, ждал чего-то… чувствовал, наверное. А потом упал ― и все.
Степка отвернулся и откашлялся, как делал всегда в минуту сильного душевного волнения.
― Он был как человек, ― сказал Егор Нике. Она понимающе кивнула. Ее глаза стали серьезными.
― Он был лучше многих людей, ― не согласился Степка. ― Лошади вообще лучше людей. Злобы в них нет, ненависти… Божьи создания.
Тюбик фальшиво чихнул, привлекая к себе внимание.
― И собаки, конечно, ― обратился к нему Степка. ― Верные души.
Тюбик удовлетворенно шмыгнул носом.
― А вы заметили одну вещь? ― вдруг спросила Ника. ― Вы, Степан, сказали: «Карат умер».
― Ну, да, ― подтвердил Степка, недоумевая. ― Так он уже старый был!
― Нет, я не об этом. Просто вы сказали про животное «умер». Как про человека. А про многих людей теперь говорят «сдох». Как про животных.
Ника помедлила и добавила:
― Странно…
― Ничего странного! ― горячо ответил Степка, который становился словоохотливым только тогда, когда речь шла о его ненаглядных лошадях. – Просто животные ведут себя благородней людей и жизнь свою проживают достойно. Поэтому язык и не поворачивается сказать про них «сдох». А люди ведут себя хуже гиен. Особенно в последнее время.
Степка помолчал и презрительно добавил:
― Падальщики…
― Не все такие, ― не согласилась Ника.
― Например? ― вскинулся Степка.
― Вы не такой. Егор не такой. Вася не такой.
― Много вы понимаете, ― проворчал Степка. Но комплимент ему понравился. ― Вы нас еще плохо знаете.
― Ладно, хватит философию разводить, ― вмешался в беседу Васька. ― Ника, мы на речку поедем. Если хочешь ― надень купальник. Вниманию гостей предлагаются водные процедуры.
― Вода теплая, ― поддержал Степка. ― В самый раз.
― Егор, вы с нами? ― спросила Ника.
Егор оторвался от своих мыслей. Только что он размышлял, что у подросткового возраста есть масса преимуществ. Например, Васька сразу и легко начал говорить Нике «ты». И она не возражает.
― Если не прогоните, с вами, ― сказал он уныло.
― Тогда собирайтесь. А я пока уберу со стола и вымою посуду, ― распорядилась Ника. ― Должна же быть от меня хоть маленькая польза!
― Здорово! ― обрадовался Васька, вставая. ― Обычно посуду мою я. Терпеть не могу это занятие. А посудомойку отец из принципа не покупает. Говорит, что люди уже настолько себе жизнь облегчили, что собственную задницу таскать ленятся… Ой!
Степка с размаху звезданул сына по спине.
― Пап, ты чего?
― Ничего! Иди лошадей седлай, оратор!
Через полчаса они выехали со двора: Васька на рыжем Синдбаде, Ника на покладистом пегом Лангете и Егор на чудной английской кобыле Флоре.
До Дона доехали быстро, минут за пять. Лошади шли охотно, в указаниях не нуждались. Чувствовалось, что дорога им хорошо известна.
― Лангет ― наш собственный конь, ― рассказывал по дороге Васька. ― Отец его выкупил у одного зажратого нового русского. Тот велел отправить коня на живодерню, вот отец и выкупил… Он хочет построить еще одну конюшню, для стариков. Правда, время от времени впадает в депрессию, орет, что мы разоримся на этой благотворительности, но это пустяки. Он добрый. Только кажется таким мрачным.
― А мне не показался, ― сказала Ника.
― Он у меня стеснительный, ― снисходительно объяснил Васька. ― Женщин до ужаса боится.
Вздохнул и добавил:
― Он маму очень любил.
Ника, которой Егор уже успел рассказать о смерти Васькиной матери, промолчала.
― Стоп! ― сказал Васька и натянул поводья.
Седоки сделали то же самое.
― Приехали, ― сказал Васька.
Прямо перед ними раскинулась широкая водная гладь, испещренная зелеными зарослями. Вода неторопливо текла мимо них, маленькие треугольники волн казались нарисованными под копирку.
― Ника тебе помочь? ― спросил Васька.
Ника, не отвечая, легко соскользнула с седла. Спружинила на длинных загорелых ногах, перекинула поводья за шею коня, сделал шаг вперед. Ее глаза не отрывались от далекого водного горизонта.
― Так вот ты какой, государь Тихий Дон, ― сказала она вполголоса.
Егор посмотрел в низкое небо. Облака стелились над волной, словно старый Дон недоверчиво хмурился, разглядывая гостей. Длинная осока торчала над водой, как жесткие колючие усы.
― Гроза идет, ― сказал Васька и окинул опытным взглядом багровое закатное солнце. ― Торопиться надо.
Он спрыгнул с коня и сказал Егору:
― Купаться будем по очереди. Сначала мы с Никой, потом вы.
― Почему? ― не понял Егор.
― Потому что лошадей нужно придерживать. Нельзя им сейчас воду пить. Последите, чтобы они к реке не подходили.
Васька проворно скинул шорты и с гиканьем устремился в воду. Флора, испуганная криком, захрапела, попятилась…
― Ну, ну, девочка, ― успокоил ее Егор. ― Не бойся.
Спрыгнул на землю, стараясь не смотреть на стройную загорелую фигуру в разноцветном купальнике. Но глаза, как намагниченные, так и норовили убежать в сторону.
― Знаете, как греки называли Дон? ― спросила Ника.
Егор вздрогнул от неожиданности, так тихо она приблизилась.
― Нет, ― ответил он, делая вид, что пробует крепость подпруги.
― Танаис, ― сказал Ника. ― Они звали эту реку Танаис.
― И скифы тоже? – спросил Егор.
― И скифы тоже, ― подтвердила Ника.
Развернулась, быстрым шагом дошла до реки и красиво, без всплеска, нырнула под волну.
Через минуту радостно завизжал Васька, до которого Ника незаметно добралась. Он на секунду ушел под воду, потом на поверхности показались сразу две головы. Ника что-то сказала, Васька фыркнул и вдруг ринулся вперед сильными уверенными толчками. Ника бросилась вдогонку.
― Танаис, ― сказал Егор вслух.
Непривычное имя завораживало, ласкало слух. Отчего-то Егор был уверен, что это имя женское.
Странно. Греки и скифы увидели в этой реке женское начало. Впрочем, это было очень давно. Тогда, когда река была молодой, а ее берега почти необжитыми. Когда сам человек был юн, жесток и восторжен.
― Танаис, ― повторил Егор.
Дон слабо блеснул пробегающей мимо волной. Видно старую память все еще тревожили воспоминания, оставшиеся далеко позади. В безумной, давно ушедшей юности.
Танаис…
●●●
На следующий день Егор проснулся непривычно поздно: в десять.
Тюбик ворчал, сидя в своем углу.
― Проспал? ― лихорадочно спросил Егор и подскочил с кровати. ― Прости, ради бога.
― Да ладно, ― пробурчал страдалец Тюбик. ― Привык уже.
Егор подхватил с пола часы, посмотрел на них и присвистнул. Ничего себе, прикорнул!
Выспался он отлично. Голова была легкой, мысли радостными, настроение приподнятым.
Егор быстро умылся, натянул на себя шорты с майкой, сказал:
― Пошли гулять.
Открыл дверь и Тюбик шмыгнул на лестницу.
В доме было тихо и пусто. Все давно проснулись и делом занимаются, один Егор предается лени, как какой-нибудь сибарит.
Степку он увидел во дворе. Махнул приятелю рукой, крикнул:
― Привет! Мы прогуляемся!
― Давайте, давайте, ― поощрил Степка. ― Выспались хорошо?
