Я редко выхожу из дому. Генри и Клод делают для меня покупки в деревне. Я никогда не хожу на пляж. Иногда я уезжаю в мой парижский дом или в итальянский пансион южнее Пескары, на Адриатике. Но и эти путешествия случаются все реже.

Среди холмов есть заброшенное аббатство, и я часто прихожу туда, чтобы посидеть и поразмышлять среди каменных развалин и цветов. Я думаю об одиночестве и воздержании, о том, как одно зависит от другого.

Сейчас я чувствую себя моложе. Я говорю себе, что это влияние климата и моей свободы, а не результат последней Подпитки. Но иногда мне чудятся знакомые улицы Чарлстона и тамошние люди. Это голодные грезы.

Иногда меня будят поющие голоса — это деревенские девушки едут на велосипедах на молочную ферму. В такие дни восхитительно жаркое солнце освещает белые цветы, растущие между камнями аббатства, и я чувствую полное удовлетворение от того, что нахожусь здесь, впитываю вместе с ними солнечный свет и тишину.

Но в другие дни — холодные хмурые дни, когда тучи надвигаются с севера, — я вспоминаю, как безмолвная тень субмарины, подобно акуле, рассекает волны залива, и хочу знать, имеет ли смысл мое добровольное воздержание. Я хочу знать: те, о ком я мечтаю в своем уединении, — позволят ли они устроить себе последнюю грандиозную Подпитку?

Сегодня тепло. Мне хорошо. Но я все еще одинока. И я очень, очень голодна.

Гэхан Уилсон родился в 1930 году в Эванстоне, штат Иллинойс. По его собственным словам, он с детства был не от мира сего, любил играть в одиночестве, обожал фэнтези и научную фантастику и особенно увлекался страшными рассказами, публиковавшимися в журнале «Странные истории». Под влиянием рассказов Лавкрафта и комиксов Чарльза Аддамса он начал рисовать собственные комиксы, которые появились на страницах упомянутого журнала, а затем и других изданий — таких как «Кольерс уикли», «Взгляд», «Национальная сатира», «Ньюйоркер» и «Плейбой» (последние два и по сей день публикуют его оригинальные, уморительные комиксы с участием гигантских гротескных монстров и прочих жутковатых гостей из иных миров).

Помимо деятельности художника-комиксиста Уилсон зарекомендовал себя и как талантливый писатель, на счету которого — юмористические романы «Последнее дело Эдди Деко» (1987) и «Любимая всеми утка» (1988), романы-фэнтези для детей «Гарри, толстый медведь-шпион» (1973), «Гарри и морской змей» (1976) и «Гарри и волшебный луч» (1978), более пятнадцати книг комиксов и пользующиеся большой популярностью рассказы, которые публиковались в известной антологии Харлана Эллисона «Новые опасные видения» (1972), «Журнале фэнтези и научной фантастики», «Плейбое» и других изданиях. Он также является создателем компьютерной игры «Gahan Wilson's the Ultimate Haunted House». Уилсон награжден премией Всемирного конвента фэнтези (1981) и премией Милтона Каниффа за вклад в жанр от Национального общества карикатуристов (2005).

Рассказ «Вода была мокра насквозь…» был впервые опубликован в журнале «Плейбой» в мае 1967 года.

Вода была мокра насквозь…[88] (© Перевод С. Теремязевой.)

У меня было ощущение, что мы омерзительно противоречим тихой безмятежности, окружавшей нас. На чистой синеве неба не было ни единой тучки или птицы, ничто не нарушало тишины широко раскинувшегося пляжа, где мы были одни. Море, сиявшее в лучах восходящего солнца, манило своей чистотой. Хотелось броситься в его волны и умыться, но я боялся его испачкать.

Мы грязь и больше ничего, подумал я. Мы стайка уродливых липких жучков, ползущих по чистой и гладкой поверхности мрамора. На месте Бога я бы глянул вниз, увидел, как мы тащим на себе дурацкие корзинки для пикников да яркие нелепые одеяла, наступил бы на нас ногой и раздавил всех в лепешку.

В таком месте надо быть влюбленными или монахами, но мы были всего лишь кучкой скучающих и скучных пьяниц. Когда находишься рядом с Карлом, невозможно не напиться. Добрый, прижимистый старина Карл — великий провокатор. Он использует выпивку, как садист использует кнут. Он пристает к тебе с предложением выпить до тех пор, пока ты не начинаешь рыдать, сходить с ума или же, напившись, падаешь замертво; этот процесс доставляет Карлу величайшее наслаждение.

Мы пили всю ночь, а когда наступило утро, кому-то из нас — кажется, Мэнди — пришла в голову блестящая идея устроить пикник. Естественно, все нашли эту мысль превосходной, все были в прекрасном настроении, быстро упаковали корзинки, не забыв о выпивке, набились в машину и вскоре уже были на пляже — кричали, размахивали руками и искали место, где можно устроить нашу идиотскую пирушку.

Отыскав широкий плоский камень, мы решили, что это будет стол, и выгрузили на него наши запасы — наспех подобранную коллекцию пакетов с едой и бутылок со спиртным.

Наряду с прочими продуктами кто-то сунул в корзину банку колбасного фарша. При виде этой банки на меня внезапно нахлынула волна странной тоски. Я вспомнил войну и себя, молоденького солдатика марширующего по Италии. Вспомнил, как давно это было и как мало я сделал из того, о чем мечтал в те годы.

Открыв банку с фаршем, я отошел в сторонку, чтобы с ней предаться воспоминаниям, однако длилось это недолго. Люди из компании Карла не любят одиночества и не любят воспоминаний, поэтому им трудно представить, что кому-то на свете это нравится.

Моей спасительницей стала Ирен, всегда отличавшаяся особой чувствительностью: Ирен не в силах видеть одинокого человека, поскольку для нее самой одиночество несколько раз едва не закончилось весьма печально. Одиночество — и пилюли, чтобы покончить с этими страданиями…

— Что с тобой, Фил? — спросила она.

— Ничего, — ответил я, разглядывая нанизанный на вилку кусок розового фарша. — Вкус такой же, как и прежде. Ничего не изменилось.

Она осторожно опустилась на песок рядом со мной, стараясь не расплескать ни единой капли виски из своего стакана — должно быть, миллионного по счету.

— Фил, — сказала она, — меня беспокоит Мэнди. Она выглядит такой несчастной!

Я взглянул на Мэнди. Запрокинув голову, она заливалась смехом от очередной шутки Карла. Тот, улыбаясь, смотрел на нее; его зубы поблескивали, а глубоко посаженные глаза казались мертвыми, как всегда.

— А с чего ей быть счастливой? — спросил я. — Господи боже, да что у нее есть такого, чтобы чувствовать себя счастливой?

— О, Фил, — сказала Ирен. — Тебе нравится изображать ужасного циника. Она ведь жива, разве этого мало?

Я взглянул на Ирен, размышляя, что она имеет в виду — она, столько раз пытавшаяся свести счеты с жизнью. Я решил, что никогда этого не узнаю. Еще я понял, что совсем не хочу колбасного фарша. Обернулся, чтобы зашвырнуть его подальше, внеся тем самым свою лепту в загрязнение пляжа, — и вот тут-то их и увидел.

Они находились далеко, фигурки не больше точки, однако в их облике было что-то странное, заметное даже с большого расстояния.

— А мы здесь не одни, — сказал я.

Ирен взглянула в ту сторону.

— Эй, смотрите! — крикнула она. — Здесь еще кто-то есть!

Все посмотрели туда, куда она показывала.

— Это еще кто? — спросил Карл. — Они не знают, что этот пляж — моя собственность?

И рассмеялся.

У Карла две страсти: собственность и власть. Когда напивается, он корчит из себя правителя мира.

— Покажи им, кто здесь главный, Карл! — сказал Хорес.

У Хореса всегда в запасе искрометные шуточки вроде этой, на все случаи жизни. Долговязый, лысый, с огромным адамовым яблоком, он, как и я, работает на Карла. Честно говоря, мне было бы жаль Хореса, если бы не гаденькое подозрение, что ему просто нравится пресмыкаться. Хорес поднял тощий кулак и погрозил парочке, расположившейся на пляже.

— Вы бы валили отсюда! — крикнул он. — Это частная собственность!

— Слушай, когда ты заткнешься и перестанешь быть идиотом? — спросила его Мэнди. — Нельзя так разговаривать с незнакомыми людьми. Кстати, не исключено, что это их собственность.