Чувствуя себя слабым и разбитым, я швырнул пальто на диван и повалился на кровать.

Трудно объяснить почему, но я упорно не сводил глаз с пальто.

Туман рассеялся, вокруг посветлело — не слишком, но достаточно для лондонца, так что можно было разглядеть свою комнату, словно скрытую за темной завесой.

Не думаю, что меня занимали какие-то мысли. Обычно мой мозг отключается и засыпает только в одном случае — когда я пересекаю Канал, направляясь из Дувра в Кале. Меня укачивает в любую погоду, и тогда я полностью лишаюсь способности мыслить. Но сейчас, валяясь на постели, больной и жалкий, я впал в такое же состояние. Однако длилось это недолго.

Ибо я увидел нечто такое, что заставило меня потерять дар речи.

Сначала мне показалось, что карман пальто слегка оттопырился. Я не обратил на это внимания, решив, что пальто сползает с дивана на пол и его полы шевелятся. Однако вскоре я понял, что это не так. Что-то явно пыталось выбраться из кармана наружу. Оно поднималась все выше, шевеля ткань, но в последний момент испугалось и повернуло назад. Движение выдавали складки материи: мне было хорошо видно, как некое существо медленно передвигается под пальто.

«Это же мышь, — решил я и сразу забыл о плохом настроении. Мне стало интересно. — Вот негодница! Как ей удалось забраться ко мне в карман? А я-то носил пальто все утро!»

Но нет, это была не мышь. Сначала из кармана показалось что-то белое, затем оттуда вывалилось все существо целиком. Что это такое, я не мог понять.

Крайне заинтригованный, я приподнялся на локте. От этого движения скрипнула кровать. В тот же миг на пол что-то упало; немного полежав, оно ожило и, как червяк, поползло по полу.

Есть гусеница, которая называется «землемерка»: при движении она то складывается пополам, образуя петлю, то вновь распрямляется во всю длину. То, что ползло по моему полу, перемещалось именно таким способом. По цвету оно напоминало сырного червяка трех с половиной дюймов в длину. Вместе с тем оно совсем не походило на гусеницу: у гусеницы тело гибкое, может гнуться в любом месте, а это существо словно состояло из двух частей, одна больше другой. Я замер от удивления, молча разглядывая существо, тихо ползущее по ковру — блеклому зеленому ковру с рисунком из темно-зеленых, почти черных цветов.

Мне показалось, что конец тела этого создания поблескивает — очевидно, там была его голова. Однако в комнате стоял полумрак, и определить точно, что это такое, было невозможно. Кроме того, существо все время двигалось.

Но вскоре я испытал потрясение не меньшее, чем при появлении загадочной твари из кармана. Я понял, что находится у меня перед глазами: это палец, человеческий палец, а блестящий кончик, который я принял за голову гусеницы, это ноготь!

Не похоже, чтобы это был ампутированный палец. На месте сустава не было никаких следов крови или порезов. Основание пальца, так сказать, его корень, скрывала какая-то дымка, так что я не мог определить, откуда он растет.

Не было видно ни руки, ни тела, которому принадлежал этот еле живой палец. В нем не чувствовалось циркуляции крови, но он упорно полз по ковру в сторону платяного шкафа, стоявшего у стены возле камина.

Вскочив с кровати, я хотел подойти к пальцу, но он как будто испугался, пополз быстрее и скрылся под шкафом. Я зажег спичку и заглянул под шкаф, стоявший на ножках высотой около двух дюймов, однако ничего не увидел.

Я достал зонтик и попытался нашарить что-то под шкафом, но не вытащил ничего, кроме хлопьев пыли.

На следующий день я упаковал чемодан и вернулся домой, в деревню. Всякое желание развлекаться в городе пропало, а вместе с ним исчезло и желание заниматься делами.

Я чувствовал вялость и болезненное беспокойство; голова была как в тумане. Мысли путались, я не мог сосредоточиться. Временами мне казалось, что я теряю рассудок или нахожусь на грани серьезного заболевания. И все же, здоровый или больной, я стремился домой, ибо дом был моим единственным прибежищем. Когда я вошел, слуга, как обычно, взял у меня чемодан и отнес наверх, в мою комнату. Он снял с чемодана ремни, но распаковывать не стал, поскольку я не люблю, когда посторонний копается в моем любимом чемодане фирмы «Глэдстоун». Нет, я ничего не скрывал — просто потом мне пришлось бы долго искать нужную вещь. По части одежды я давно перестал сопротивляться — камердинер убирал ее туда, куда считал нужным, и знал лучше меня, где что лежит. Но помимо фрака и смены белья я вожу с собой письма, бумаги, книги, и разбираться в них должен я сам. У слуг есть один весьма скверный недостаток — они кладут бумаги и книги в такие места, что потом их приходится искать полдня. Поэтому, несмотря на скверное настроение и дурное самочувствие, свой чемодан я распаковывал сам. Разбирая вещи, я неожиданно заметил, что замочек на коробке для воротничков сломан, крышка слегка приподнята, а в коробке что-то лежит. Я немедленно вытащил коробку, чтобы проверить, не испорчены ли воротнички, как вдруг в ней что-то зашевелилось, выпрямилось и скакнуло на пол, как попрыгунчик, после чего быстро поползло прочь — уже знакомым мне способом.

Я ни минуты не сомневался — это тот самый палец. Видимо, он переехал вместе со мной из Лондона в деревню.

Где он спрятался, я не знал. У меня не было сил об этом думать.

Когда наступил вечер, я взял книгу, устроился в своем любимом кресле и попытался углубиться в чтение. Я устал — от поездки, от беготни по городу, от беспокойства и страха, вызванного моим странным видением. Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Не в силах понять, о чем идет речь в книге, я почувствовал, что засыпаю. Когда книга с шумом упала на пол, я вздрогнул и проснулся. Не уверен, что сон в кресле можно считать здоровым. После такого сна я просыпаюсь с тяжелой головой и потом долго не могу прийти в себя. Пять минут сна на кровати стоят получаса в кресле, как говорил мой личный опыт. Когда спишь сидя, голова находится в неудобном положении — либо откидывается назад, либо заваливается набок. Ее постоянно приходится поднимать, чтобы она находилась на одной линии с телом, через которое проходит центр тяжести, иначе голова перевешивает, тело искривляется, и человек может выпасть из кресла и свалиться на пол.

Несмотря на эти сложности, я спал спокойно, поскольку неимоверно устал. Меня разбудило ощущение холода, продвигающегося от горла к сердцу. Проснувшись, я обнаружил, что лежу по диагонали, прижав правое ухо к правому плечу, словно подставляя горло. Вот туда он и подобрался — туда, где пульсировала яремная вена. В том месте я ощутил ледяное прикосновение. Встряхнувшись, я повел левым плечом и потер шею. На пол что-то упало — тот самый палец.

С ужасом и отвращением я заметил, что он торопливо тащит что-то за собой. Мне показалось, это старый чулок или что-то в этом роде.

В комнату заглянуло вечернее солнце, и его золотой луч осветил тварь, копошившуюся на полу. И тогда я рассмотрел, что тащил за собой палец. Это трудно описать, но я попробую.

Сам палец состоял из твердой материи; то, что он тащил за собой, имело смутные, расплывчатые очертания. Палец был соединен с человеческой кистью, не до конца, так сказать, воплощенной, кисть же соединялась с полупрозрачной рукой, а рука — с телом в еще менее материальном, парообразном состоянии. Все это и тащил за собой палец, как гусеница-шелкопряд, вытягивающая нить своей паутинки. Я видел ноги и руки, голову, даже фалды фрака; все это то появлялось, то исчезало, соединялось и сливалось в неясной дымке. У тела не было ни костей, ни мышц, у него вообще не было очертаний: конечности крепились к туловищу, лишенному позвоночника, однако они были не нужны, поскольку телом управлял палец, волочивший за собой скопление разнообразных отростков.

Все парообразное вещество пребывало в хаотическом движении, так что порой — не могу утверждать, но у меня создалось подобное впечатление — из ноздри этого существа выглядывал глаз, а из уха свешивался язык.