— Но что же мне делать? — крикнул Первый Сын.

— Позволь мне позвонить в полицию и встретить их, когда они придут. Зачем искать Линднера на его территории, если мы можем привести его на нашу?

Первый Сын Посмотрел на Толстого Джоу с уважением.

— Звони. — сказал он.

Толстый Джоу подготовился к приходу полиции, обеспечив их тривиальным мотивом убийства. Он опустошил ящик кассы и оставил его открытым.

Надев пиджак Мун Кая, Толстый Джоу встретил полицию, проводил на верхний этаж и там произнес с искренней скорбью:

— Это мой преданный клерк, Толстый Джоу.

Они не подвергли сомнению личность убитого. Для них все китайцы, особенно пожилые, были на одно лицо. Они задали вопросы соседним торговцам, но восточный склад ума, сложившийся в условиях многовекового угнетения, отвергал любое чиновничество. Каждый из них непреднамеренно способствовал обману Толстого Джоу универсальным ответом: «Ничего не видеть».

Этот обман был раскрыт быстро и легко, но не раньше, чем появились дневные газеты с короткой заметкой на первой странице под заголовком: «Клерк убит при ограблении в китайском квартале».

Поздно вечером Толстый Джоу сидел за письменным столом с крутящейся крышкой, заканчивая работу над расходной книгой, которую Мун Кай начал накануне. Его неожиданно обретенная уверенность в себе таяла с каждым часом, и голова болела от непривычного напряжения мысли. Он часто поглядывал в маленькое зеркало, которое поставил так, чтобы в нем отражалась лестница. Поскольку во всем магазине горела только голая лампочка у него над головой, то в том месте, где лестница уходила вниз, ему был виден лишь черный ее край. В пиджаке Мун Кая он чувствовал себя беззащитным.

Внизу тишина… бесконечная тишина. Как незваный посетитель сумел неслышно подобраться к Мун Каю? А он сумел, иначе Мун Кая не нашли бы лежащим у своего стола. Очевидно, колокольчики не зазвенели. Бесшумное нападение наводило на мысль, что нападавшим был не Линднер, а кто-то другой.

Толстый Джоу вздрогнул от пронзительного звона колокольчиков. Вторжение было наглым и уверенным. На лестнице раздались тяжелые шаги. Толстый Джоу заставлял себя смотреть в бумаги, но его глаза скосились на зеркало.

Из темноты материализовалась смутная человеческая фигура. Толстый Джоу задержал дыхание. Лео Линднер идет завершить задание, которое провалил его наемник.

— Эй, папаша! — рявкнул Линднер. — Я хочу поговорить с тобой. Я искренне сожалею о том, что произошло. Я этого совсем не хотел. Но это должно служить предостережением… — Он остановился и с подозрением проговорил: — Ты не Мун Кай!

Толстый Джоу повернулся:

— Вы, конечно, знаете про Мун Кая, мистер Линднер?

Внизу вспыхнул свет, Линднер обернулся и увидел, что лестница блокирована торговцами. Он ринулся вверх по оставшимся ступенькам, на второй этаж, но там был встречен другими торговцами, вынырнувшими из укрытия.

Первый Сын при резком движении руки Линднера к лацкану пиджака прыгнул вперед и толкнул его плечом, выведя из равновесия. Остальные приблизились и держали его, в то время как Первый Сын отбирал пистолет.

— Я воспользуюсь им, если будет необходимо, — сказал он, нацелив его в глаза Линднеру. Тот прекратил сопротивление и свирепо оглядывался в полном ошеломлении. Страха не было… пока.

Толстый Джоу освободил вращающееся кресло:

— Пожалуйста, садитесь, мистер Линднер, — пригласил он.

У Линднера не было выбора. Его подтолкнули к креслу.

Толстый Джоу спросил:

— Почему вы решили убедиться, что Мун Кай мертв?

Линднер смотрел на него с мрачным вызовом.

— Я не буду говорить без моего адвоката, — прорычал он.

— Время разговоров прошло, — сказал Толстый Джоу. — Вашего адвоката здесь нет. Здесь нет никого, кроме обвиняемого и обвинителей.

Возмущение Линднера было не очень уверенным:

— Послушайте. Что это за спектакль? Позовите сюда полицейских, и давайте кончать эту дешевую комедию.

— Едва ли комедию, — не согласился Толстый Джоу. — Один умер, а другой должен эту смерть искупить. К сожалению, у вас есть способы обходить западный закон… поэтому мы на этот закон не полагаемся. Древний же закон требует — око за око. Как вам известно, наша традиция имеет много эффективных способов наказания.

Он жестом дал сигнал остальным:

— Привяжите его.

При виде веревок Линднер испугался.

— Но одну минуту… подождите! — запротестовал он, не веря в то, что происходит. Он пытался встать, но они толкнули его обратно в кресло и крепко привязали.

Когда они завязали Линднеру глаза, голос его стал жалобным.

— О, прекратите эти игры. Вы же знаете, что блефуете. Меня не так легко запугать.

— Увидим, блеф ли это, — сказал Толстый Джоу. — Вы сейчас сидите там, где умер Мун Кай.

Линднер облизал пересохшие губы.

— Что вы хотите, парни? — вскричал он. — Я отстану от вас. Могу даже дать расписку.

— Теперь уже поздно, — сказал Толстый Джоу. — Ничто не вернет Мун Кая. — Его голос стал жестким. — Мун Кая, который никого не обидел и за которого западный закон не отомстит.

Первый Сын сказал:

— Ты много говоришь, старик. Позволь нам начать.

— Я позволяю, — сказал Толстый Джоу с суровой учтивостью. — У кого есть нож?

Линднер, связанный, напрягся.

— Вы не смеете! — завопил он. — Сейчас двадцатый век. Мы в Соединенных Штатах. Я… Это противозаконно!

— То, что сделали с Мун Каем, тоже противозаконно, — сказал Толстый Джоу. — Первый Сын, тебе доверяется право первой крови. Начинай с лица. Там нет жизненно важных органов.

Голос Линднера огрубел до хрипа.

— Это дикарская пытка! Вам это даром не пройдет!

— Легче, — инструктировал Толстый Джоу. — Сразу много крови нам не нужно.

Первый Сын выступил вперед и слегка скользнул ножом сверху вниз по левой щеке Линднера. Тот закричал от невыносимой боли, а потом, всхлипывая, безвольно повис на веревках.

Но на его лице не появилось никакого следа, кроме влажной полоски. Первый Сын научился в школе не только инженерному делу; ритуальный обряд вступления в братство оказался полезным. Оружием в его руках был всего лишь кусок льда.

— Еще раз, — сказал Толстый Джоу.

— Нет, нет, нет! — кричал Линднер. — Это была случайность, клянусь! Я только хотел слегка потрепать Мун Кая. Откуда я знал, что этот паршивый бандит начнет палить?

Толстый Джоу отступил назад, чтобы взглянуть на лица торговцев.

— Полюбуйтесь, друзья. Это мистер Линднер, который всех вас держал в страхе. Если вы будете продолжать молчать и терпеть «защиту» этого низкого человека, будете ли вы когда-нибудь опять жить в мире с самими собой?

Пристыженный и разгневанный Гим Вонг сказал:

— Я буду давать показания… один, если придется.

Линднер, оправившись от почти истерического состояния, едва слышно прошептал:

— Я достану вас… всех до одного.

Первый Сын затолкал носовой платок в открытый рот, и угрозы перешли в мычание.

Последовал интенсивный обмен мнениями среди торговцев, сопровождаемый мимикой и жестикуляцией.

— Есть ли среди вас кто-то, — спросил Толстый Джоу, — кто не будет давать показания?

Торговцы замолчали. Толстый Джоу обвел глазами одного за другим, но никто не ответил.

— Сейчас я позвоню в полицию, — сказал он.

***

Все торговцы появились в суде в своих лучших костюмах, и каждый рассказал все, что знал о Лео Линднере. Адвокаты Линднера оказались недостаточно изобретательными, чтобы отвести от него обвинение в убийстве. Самое большее, что они смогли сделать, это спасти своего клиента от газовой камеры.

Внимание официальных лиц, привлеченное процессом, неизбежно привело к тому, что лотерею закрыли. Но жесткое давление на традиции, так глубоко укоренившиеся в сердцах людей, не может продолжаться бесконечно.

Поблекшая вывеска «Лечебные травы» по-прежнему раскачивалась над дверью магазина, но степенный торговец, восседавший за столом с крутящимся верхом, был Толстый Джоу. Благодарный Первый Сын, который не тяготел к профессии отца, сделал из клерка хозяина.