До этого момента Иван III действовал в границах полномочий, установленных договором 1471 г., и не посягал на новгородскую «старину». Однако вскоре Иван III приказал взять под стражу двух бояр, Олферия Офонасова и его сына, за связь с Казимиром Литовским. Это действие было незаконным, поскольку приказание Ивана III не было поддержано новгородскими официальными лицами. Но великий князь уже считал, что договоры 1456 и 1471 гг. дают ему полную власть действовать по своей собственной воле, тем более в тех случаях, которые можно было трактовать как предательство. 28 ноября на Городище приехала новгородская делегация во главе с владыкой Феофил ом — просить за арестованных бояр. Великий князь ответил отказом: «Ведомо тебе, богомольцу нашему, и всему Новугороду, отчине нашей, колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилося, а нынеча что ни есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится… ино како ми их за то лихо жаловати?» — так передает слова Ивана Васильевича Московская летопись.

Всего Иван III «поймал» шесть новгородских бояр и в тот же день отправил их в Москву. Какой была реакция новгородцев на этот великокняжеский произвол, сообщает Псковская летопись. Именно 28 ноября в Новгород приехали послы из Пскова к великому князю, а через два дня эти псковичи воочию наблюдали «чюдо дивно и страха исполнено». В ночь с 30 ноября на 1 декабря «встряхнувшеся Великий Новгород на князя великого и бысть пололох на всю нощь силне по всему Великому Новуграду»[1114]. По городу был распущен слух о том, что «видеша и слышаша мнози вернии, как столп огнян стоящь над Городищем от небеси до земля тако же и гром небеси»[1115]. Однако до военного противостояния в этот раз не дошло. Новгородцы вовремя вспомнили, что вокруг города по монастырям размещена немалая военная сила великого князя.

Однако и Иван Васильевич понял, что далее испытывать терпение новгородских бояр опасно. С утра первого декабря на Городище вновь приехал архиепископ Феофил с делегацией от новгородцев. Великий князь пошел на уступки и смягчил участь тех «винных» новгородцев, которые были взяты «на поруки» владыкой. Иван Васильевич «богомольца для своего владыки и отчины своей ради Великого Новгорода челобитья тех винных людей пожаловал». Обвиненным была предоставлена возможность после выплаты истцовых издержек выплачивать свою «вину» порознь, без круговой поруки и в рассрочку.

Великие бояре Новгорода понимали, чем грозит им справедливый суд великого князя (Иван Васильевич, укрепляя свой авторитет в Новгородских землях, явно старался решить все судебные вопросы по справедливости). Стремясь задобрить великого князя, бояре наперебой принялись устраивать пиры в его честь. Список даров, полученных Иваном III, потрясает воображение. Более всего нас интересуют дары новгородского владыки. Трижды за время своего «стояния» великий князь пировал у Феофила и трижды архиепископ щедро одаривал опасного гостя. Великий князь получил от новгородского владыки 18 поставов сукна ипрского, «а постав по 30 рублев Новгородцких», 550 золотых монет-корабленников, редкую и дорогую диковину — моржовый клык, 4 бочки заморских вин и бочку привозного же меду, жеребца, золотой ковш, украшенный жемчугом, 2 рога, окованных серебром, «мису серебряну 12 гривенок сребра», 5 сороков соболей[1116].

Щедрость архиепископа становится понятней, если учесть поведение великого князя по отношению к новгородским монастырям. Великий князь, без особого почтения относящийся к церковной собственности, собирался отписать на себя значительную часть земельного домена Святой Софии и монастырей. На шестнадцатый день пребывания князя в Новгороде Феофил лично приехал на Городище ходатайствовать за сохранение земель новгородских монастырей. Поддавшись на уговоры архиепископа, подкрепленные богатыми дарами, Иван III сократил свои захваты до более приемлемых размеров — половина владычных земель «да манастырских 6 манастыреи половину: Юрьева манастыря, у Аркажскаго, у Благовещенского, у Вонтонова, у Николского у Неровского конца, у Михаиловского на Сковоротке, а иные монастыри государь пожаловал, земли у них не взял, понеже те убоги, земли у них мало»[1117].

К «убогим» малоземельным обителям были причислены, таким образом, и богатейшие Вяжиский, Лисицкий и Хутынский монастыри.

Владыка Феофил явно отстаивал каждую пядь церковных земель. В результате переговоров «князь велики пожаловал архиепископа: половину волостей не имал их; а взял: 10 волостей оу Юрьева монастыря, 7 сот обежь и 20 обежь; оу Николскаго пол 300 с обжею; оу Вонтоновскаго пол 2 ста обжей; оу Михайловского 100 обежь бес трех»[1118].

За такую милость владыка преподнес великому князю дополнительные «поминки»: «панагею сизовову обложену златом с жемчюгом, да кубок яйце струфокамилово оковано сребром, чарку сердоличну окованну сребром, мису сребряну 12 гривенок, 200 карабленных»[1119]. Вскоре владыка еще раз приехал на Городище с новыми подарками: «Подал владыка: чеп золоту 10 гривенок злата, да чару золоту 10 гривенок злата и 10 золотников злата, да чару злоту в пол 2 гривенки и 10 золотников, да ковш золот гривенка 18 золотников, да крушку золочену сребряну 13 гривенок, да кубок складной серебрян золочен в пол семы ривенки, да пояс золочен великие оковы в пол 19 гривенки, да 100 золотых корабленных»[1120].

Подарки архиепископа выделяются в списке боярских подношений даже не столько ценой, сколько редкостью. Феофил задабривал великого князя, одаривая его заморскими диковинами, которые ранее попадали во владычную казну от ганзейских купцов.

Великий князь отъехал из Новгорода 23 января, а 26 марта «владыка новогородскои Феофил… поеха к великомоу князю с посадники и с бояры бити челом, чтобы князь великои посадников и их бояр отпоустил, которых, поймав, на Москвоу спровадил. И князь великои владыкоу и посадников и бояр новогородскых челобитьа не принял, а тых не отпоустил; и приехаше сами от великого князя, на святой недели, в Великой Новъгород добри здорови»[1121].

Ограничение вольностей Великого Новгорода после «крестового похода» Ивана III, закрепленное во время «мирного похода» великого князя, еще не слишком сильно ударили по новгородской церкви. Верховные иерархи, поддержавшие Москву, в тот момент не осознали, что Иван Васильевич не ограничится полумерами, что великий князь не остановится, пока не покорит Новгород себе полностью. В этом была главная ошибка владыки Феофила.

Свои расходы, связанные с приездом великого князя, архиепископ Феофил вознамерился хотя бы частично восполнить за счет «подъезда» в Псков. В 1477 г. «приеха в Псков преосвященный архиепископ Великого Новагорода и Пскова владыка Феофил, месяца декабря 24, канон Рожества христова, на свои подъезд и на старины. И Псков и все священство, вышедше против его с кресты по старине, и прияша и честно, и подворьа им подаваша…»[1122]

В этот свой приезд владыка Феофил обнаружил, что ранее присланные им в Псков башенные «самозвонныа» часы, подобные новгородским, так и не были установлены. По какой-то причине часы так и не установили в храме Святой Троицы. Архиепископ со своим мастером специально поехали в Снетогорский монастырь, где и установили часы.

Во время своего дальнейшего пребывания в городе владыка Феофил «съборовав в святей Троици, генваря 13, в неделю, и быв во Пскове и благословив своих детей весь Псков, и поеха с честью и с проводом изо Пьскова, месяца генваря 21 в понедельник; а был во Пскове весь свои месяц, всю 4 недели; ни за много время ини владыки во Псков так всего месяца в свои приезд не живали»[1123].