Канцлер — Несельроде, министр финансов — фон Канкрин, ботаники — сплошь иностранцы. В Санкт–Петербурге блистают адлерберги, дубельты, клейнмихели, да разве всех перечислишь. А с другой стороны, за сто лет ботанических исследований, в России так и не сформировалась русская ботаническая школа и они — Турчанинов и Карелин — одни из первых природных русских ботаников. Никто не притеснял русских, никто не мешал им заниматься этой наукой, но так уж повелось, что иностранцы были более сведущи, имели больше литературы, да и значимость гербария, как основного инструмента для развития ботанической науки, поняли раньше русских. В вину им можно поставить лишь то, что они не старались иметь русских учеников. Квасной патриотизм здесь ничего не объясняет. В начале XIX века российское правительство вынуждено было обратиться к иностранцам, имеющим высшее образование, ехать в Россию и служить ей, поскольку свои дворяне не спешили получать образование, не стремились изучать природу родного края, а значит, и приумножать богатства своей страны.

Между учёными установилась переписка, продолжавшаяся долгие годы. Турчанинов определял собранные Карелиным растения, советовал посетить наиболее интересные места, лежащие на пути следования экспедиций.

Турчанинов — Карелину (Иркутск, 26 апреля 1836 г.): «В вашем владении находится гипсовая гора Арзагар — отечество Astragali amari, редчайшего растения, которое после Палласа никто не находил. Вот его признаки из де Кандоля. <...> Надобно бы постараться и отыскать эту редкость».

Иногда, вследствие нарушений регулярного обмена коллекциями, происходивших по вине «беззаботливого» Карелина, Турчанинов, всегда чрезвычайно сдержанный, проявлял вспышки справедливого возмущения. В одном из писем он с негодованием пишет: «Где Вы? Что с Вами? Ждал, ждал и потерял терпение. Не знал бы даже куда писать, если бы не приезд А.О. Россета, который меня уведомил, что Вы в Семипалатинске. Что за причина, которая препятствует прислать мне собранные Вами растения? Или Вы уже успели позабыть о данном Вами торжественном обещании? Не откладывайте, сделайте милость. <...> С последнею почтою я получил письмо от Ледебура, в котором он мне пишет, что Вы взяли из Петербурга пакет растений для доставления мне. Что Вы с ним сделали? Я его более года уже ожидаю, и мне бы в голову не пришло, что он катался с Вами в Оренбург и Семипалатинск. Не мучьте Вы меня более, пришлите давно ожидаемый пакет и Ваши растения, или хотя бы первый, по крайней мере».

Из этого письма очевидно: Турчанинов всё время заботился о том, чтобы Карелин собирал растения, определял сам и отправлял их Турчанинову. Страсть к новым знаниям у Турчанинова была безгранична. Из этого письма также становится понятно, что, несмотря на огромные расстояния, ботаники постоянно находились в деловой переписке.

Любая оказия использовалась для пересылки материалов и коллекций, обмена мнениями и, конечно, ботаническими новостями. Влияние Турчанинова на Карелина было очень большим. Очевидно, он рекомендовал Канкрину кандидатуру Карелина и своего ученика Кирилова для дальнейших исследований Алтайского края. Так или иначе, в декабре 1841 года Карелин был перемещен в число чиновников для особых поручений при министре финансов.

По поручению Московского общества испытателей природы он совершил путешествие в Центральный Казахстан и провел обследование берегов озера Карасор, где, по рассказам старожилов, местные жители собирали возами яйца диких гусей и уток. Кроме обширного гербария и образцов драгоценных камней с рудника Алтынсу, учёный вывез из Каркаралинска коллекцию чучел зверей и птиц. Карелин первым обратил внимание, что Каркаралинские горы увенчаны сосновым лесом, как пучком перьев (каркара), которые служат украшением для головного убора казахских девушек. Поэтому перевод слова Каркаралы, как «глубокий снег», по мнению Карелина, был в корне неверен.

После Казахстана Карелин отправляется дальше на восток в предгорья Горного Алтая. Его исследованиям подвергается обширный район Колывани, верховья реки Чарыш, Алейская степь. Он неоднократно бывал в Барнауле, Змеиногорске, Семипалатинске. Карелин работает как подлинный естествоиспытатель, не оставляя без внимания не только растения, но и животных и минералы. Он направил в Горный корпус большую коллекцию минералов. Исследования Карелина всегда отличались систематичностью и детальностью. Им было подготовлено множество коллекций, гербариев и других материалов по Алтаю. Однако у нас нет его обобщённых сочинений: незадолго до его смерти все бумаги и материалы сгорели, и теперь трудно восстановить всё значение его деятельности.

Карелиния каспийская — Karelinia caspia (Pallas) Less.

В старинной псалтыре задан вопрос: «Что есть действие человечие?» И там же дан ответ: «Действие человеческое есть путешествие». Очевидно, пока будет хоть одно белое пятнышко, не замаранное человеческими знаниями, пока будет место, где можно открыть что-нибудь новое, то, несмотря ни на какие лишения, страх смерти, потери здоровья, не говоря уже о материальных затратах, люди будут стремиться туда. И всё ради того, чтоб заглянуть за горизонт, увидеть, что там за поворотом дороги, какие красоты откроются за крутым перевалом. И хотя во все времена считалось, что всё изучено, всё узнано, тайна природы всегда остаётся.

У ботаников профессия более счастливая, поскольку всегда есть возможность увидеть то, чего никто и никогда не видел, и это воспоминание, материализованное в гербарном листе, всегда будет ворошить память, и каждый раз ботаник переживает неизъяснимое чувство восторга. Именно этот восторг опять зовет в дорогу — к комарам, неустройству быта, опасностям пути и новым открытиям.

Почти сто лет прошло, как Гмелин и Миллер увидели синие горы Алтая. После них эту землю посетили многие натуралисты: Лаксман, Паллас, Фальк, Патрен, Сиверс, но Алтай с прежней силой манил исследователей. Описания трудностей только разжигали интерес, а воспоминания о красоте природы неудержимо влекли обратно в алтайские горы. Встретившись с Палласом, Карл Ледебур не мог оставить мысль побывать на Алтае. Высохший старик, у которого жили только огромные глаза, заронил в душу неутоляемую страсть к открытиям далёкой Сибири. Но путь туда был далеко не прост.

Карл Христиан Фридрих (Карл Фридрихович) Ледебур (1785–1851) родился в г. Штральзунде. Окончив в 1805 году медицинский факультет Грейфсвальдского университета со степенью доктора медицины, он совершенствовал свои ботанические знания в Стокгольме у К.П. Траунберга и в Берлине у К.Л. Вильденова, который учил ботанике самого Александра Гумбольдта.

В конце 1805 года в возрасте 25 лет он был приглашён на должность директора ботанического сада в г. Дерпте[11], а с 1811 года — он уже ординарный профессор естественной истории Дерптского университета, основанного одновременно с Виленским, Казанским и Харьковским университетами в период либеральных реформ Александра I.

Ледебур создал великолепный ботанический сад, в котором росли самые редкие растения Европы. Перед его выходом на пенсию сад имел 1450 видов растений, в их числе было много сибирских растений.