Лори [18] оказались менее привередливыми. Им, конечно, тоже нравились жирные зеленые сверчки, но они вполне довольствовались рисом, бананами и молоком. Внешность у этих животных была просто очаровательная: нечто похожее на помесь галаго[19] с плюшевым мишкой. Они очень напоминали уютные мягкие игрушки, когда медленно поворачивали головки, с любопытством глядя на мир. Лори заняли свое место среди приматов без всяких дискуссий. Громадные глаза, расположенные рядом на лице, дают им одновременные преимущества ночного и бинокулярного зрения. У лори на лапах не коготки, а ногти, и их руки и ноги отлично приспособлены для цепляния за ветки и неспешного карабканья в древесных кронах. На месте хвоста у них некое пушистое извиненьице, так как в подобном придатке они не нуждаются.

Каждый вечер после сна Питер и Куканг долго вылизывали свою шерстку и причесывались забавными длинными гребневидными когтями на больших пальцах ног. Питер был толстый взрослый самец, которого изловили на месте преступления, когда он грабил дерево папайю, личную собственность одного из жителей кампонга. А Куканг попал к нам таким крохой, что свободно умещался в нагрудном кармане моей рубашки. Мы раскопали где-то медицинскую пипетку и сухое молоко, и Парба принял на себя — хотя и не особенно охотно — роль кормилицы. Мы очень волновались, когда знакомили детеныша с Питером. Оба они наперебой затеяли странный скрипучий дуэт, а затем Питер схватил бедного малыша своими мощными лапами и принялся его самозабвенно вылизывать. Питер оказался великолепной приемной матерью и очень умилительно выглядел с Кукангом, прильнувшим к его мужественной груди. Он даже не возражал, чтобы Куканг пил молоко из пипетки — при том условии, что и ему перепадала часть этого сладкого лакомства. Немного спустя Куканг уже самостоятельно разгуливал по клетке.

Несмотря на свою медлительность, лори поразительно ловко ловили сверчков, а это вовсе не легкое дело, в чем мы убедились, заготавливая корм для наших животных. Можно было подумать, что насекомые, видя, как эти мешковатые пушистые увальни подбираются к ним, говорят себе: «Э, да у меня в запасе не меньше пяти минут, пока эти недотепы раскачаются», — и падают жертвой собственной беспечности.

Как и тупайя, лори тоже отмечали свои владения, только метили их границы мочой. Они с препотешным видом ползли вперед на корточках, и, присев на задние лапы, пускали тоненькую струйку на все свои ветки и непременно на крышу ящика, служившего жильем тупайе.

Предоставив рассыпавшемуся в извинениях Нами чистить клетки с животными, мы с Кэти вышли из лагеря, чтобы поглядеть, что тут творилось в мое отсутствие. Кэти не терпелось посмотреть на моих орангутанов, но я боялся, что это будет не так-то легко — животные находились очень далеко от лагеря. Мы прошли далеко за скалистые гребни, и какое это было удовольствие — демонстрировать во всей красе мое маленькое царство и любимые местечки! У Слоновьих пещер были свежие следы бивней, но других следов лесных великанов мы не нашли, и Кэти была этим очень довольна: когда я ей сказал, что от нападающего слона надо только побыстрее взобраться на дерево, она была совершенно обескуражена, увидев гладкие стволы, лишенные малейшей зацепки на десятки футов над землей. Мы шлепали по руслам прохладных горных ручейков и купались в прозрачных заводях. Дружно восхищались диковинными, извивающимися корнями фиговых деревьев, громадными контрфорсами и экзотическими воздушными папоротниками, в каждом из которых существовал свой мир живых существ, кишащих в дождевой воде, скопившейся в лиственных султанах. Пиявки, горбясь, подбирались к нам — зрелище жуткое, но завораживающее, и Кэти впервые подверглась обряду кровопускания, как она ни старалась от него уклониться.

Я так долго жил в тропическом лесу, что привык к невероятному изобилию животных. Я успел позабыть обидное убожество лесной жизни в Англии, когда приходилось высиживать ночи напролет, кормя комаров, в тщетной надежде подсмотреть, как осторожный барсук вылезает из своей норы. Потрясенная Кэти была в полном восторге от всех существ, которые нам встречались: тут были и кувыркающиеся макаки, и хрюкающие кабаны, и робкие оленьки, и копошащаяся масса многоножек. За каждым поворотом новый актер устраивал нам волшебное представление. Даже местные сиаманги пожаловали всем семейством на холм над самым лагерем и продемонстрировали все свои прыжки и ужимки, распевая во весь голос, чтобы произвести впечатление на новую гостью. Но мои орангутаны по-прежнему избегали встречи, и прошло несколько дней, прежде чем мы услышали рев Ко на далеких холмах.

Кэти особенно интересовалась всеми видами тропических белок — темой ее исследований в Оксфорде была проказливая серая белка. В районе Рануна белки водились в громадном разнообразии, всех цветов и размеров. Миниатюрные белки-крошки шныряли вокруг, жеманно грызя кору, и движения у них были такие быстрые и суетливые, словно смотришь кинофильм, пущенный с большой скоростью. Выше, на самых вершинах, каждому из их более крупных родичей была отведена строго определенная роль и территория. Там были неприметные бурые батчинги с узкими полосками по бокам — большая группа родственных видов, различимых только по размерам при более тщательном определении. Тихо скользящая среди ветвей темная конехвостая белка вволю наедалась превкусными желудями, фигами, крылатыми плодами двукрылоплодника и знаменитым дурианом. Эти белки сплошь да рядом встречались на кокосовых плантациях, где они объедались орехами, чем и снискали ненависть крестьян.

Ратуфа, гигантская белка, тоже питается плодами, и если вы посидите достаточно долго под плодоносящим фиговым деревом, то обязательно увидите, как эти белки приходят за своей долей еды. Представление, которое устраивала встревоженная гигантская белка, — совершенно неописуемое зрелище: она так неистово виляет хвостом, что по нему одновременно бегут две волны, догоняя одна другую. Я видел одновременно четырех белок-ратуфа, которые носились вокруг ствола, играя в пятнашки; у меня даже голова закружилась. Ратуфа — животное беспокойное: она с треском носится среди крон, оставляя на своем пути очень характерные большие лиственные гнезда. Хотя белка Прево на Суматре встречается очень редко, мы заметили одну из них, прохлаждавшуюся возле пещер с минеральными солями. Это была настоящая красавица с черной спинкой, белым брюшком и в рыжем жилетике. Но нашими любимицами стали белки-летяги, которые появлялись, когда их менее талантливые родичи уже подумывали, не пора ли ложиться спать. Белки были повсюду: на деревьях, в воздухе, на земле.

После долгих дневных прогулок мы возвращались истомленные жарой и липкие от пота, хватали свои умывальные принадлежности и бежали вниз, к водопаду. Это было райское местечко, скрытое за густой бамбуковой порослью, и только изредка сюда мог забрести и нарушить наше уединение одинокий рыбак со своей сетью. Когда мы пробегали по ковру из трав с розовыми цветами, они, трепеща, складывали свои листочки. Это были травы-недотроги; берег обрамляли высокие кусты, относившиеся к тому же семейству: заденешь ветку плечом — и весь куст трепещет и поникает.

Мы бросались в ледяные струи и переплывали на песчаную отмель. Это было самое лучшее время дня. Холодная мутноватая вода смывала пыль и пот дальних странствий, успокаивала ноющую боль от царапин и укусов пиявок. Неимоверно чистые, мы беззаботно валялись на гладких каменных плитах, обсыхая под лучами склоняющегося к закату солнышка и впивая всю красоту окружавшей нас природы. Великолепные бабочки пестрым роем кружились и порхали в облаке сверкающей водяной пыли над низвергающимися сверху каскадами водопада. Синие, зеленые, бирюзовые, пурпурные, оранжевые, желтые и белые, они петляли, толклись, сверкали словно дождь конфетти, который тихо относило к отмели. Бабочки приземлялись у серного ручейка и пили с некоторым жеманством; вся заводь пестрела радостной круговертью ярких крыльев. Стоило нам подойти, как они поднимались клубящимся облачком, кружили и снова, снижаясь по спирали, рассаживались на песке. Семейство обезьян, четкими силуэтами вырисовываясь на темнеющем небе, карабкалось на ветви, чтобы улечься спать. Умиротворенные покоем, мы медлили уходить, пока последние лучи угасающего солнца и нарастающие звуки джунглей не возвещали нам, что пора торопиться в лагерь к ужину.