Далее нам следует выделить из определения этноса ряд некоторых главных признаков, к которым следует отнести: 1) общность территории и языка, 2) общность материальной и духовной культуры, 3) общее самосознание, видное место в котором занимает представление об общности их происхождения, а также то, что этнос является самовоспроизводящимся социальным организмом.
Безусловно, не существует правил без каких-то исключений. К примеру, испанский язык является, в настоящее время, официальным языком 19 стран, однако далеко не все из них объединяет общий быт и общая форма ведения хозяйства. Другой пример состоит в том, что эстонцы и латыши за время многовекового соседства выработали очень сходную материальную культуру, но разговаривают на совершенно различных языках. Эстонский относится к финно-угорской языковой семье, а латышский— к индоевропейской. Что же касается русского народа, то акад. Б. А. Рыбаков писал в свое время: «Если посмотреть на донцов и рязанцев XVIII–XIX вв. глазами будущего археолога, то можно безошибочно предсказать, что он убежденно отнесет их к разным культурам. Наше преимущество в том, что мы знаем язык, обычаи, песни как рязанских крестьян, так и донских станичников и можем установить этническое тождество»[45].
Таково, изложенное чрезвычайно сжато, положение дел с некоторыми терминами, применяющимися в исторической науке. Читателю, который хотел бы знать больше, я рекомендую обратиться к специальной литературе и исследованиям в области этнонимии[46].
Сейчас ознакомимся с толкованием некоторых терминов, имеющих определенное отношение к теме книги, для чего мы вновь обратимся к БСЭ. Посмотрим, каким значением ее авторы наделяют термин викинги.
«Викинги (древнескандинавские), участники морских походов скандинавов в конце VIII — середине XI вв. (викингами их называли в скандинавских странах; на Руси они были известны под названием варягов, в Западной Европе — норманнов)».
Во-первых, следует обратить внимание на то, что авторы БСЭ утверждают о тождественности терминов «викинги», «варяги» и «норманны». Во-вторых, термин викинги ни в коем случае не является этнонимом. Это соционим, обозначающий разбойный антисоциальный элемент и вряд ли кто-то возьмется спорить с этим фактом. Кроме того, викинги вовсе не являлись исключительно древнескандинавским антисоциальным элементом. За доказательствами далеко ходить не надо, стоит только открыть «Круг земной» Снорри Стурлусона (Snorri Sturluson, 1179–1241 гг.).
В «Саге об Олаве сыне Трюгги» говорится следующее: «Когда они выехали на восток в море, на них напали викинги. Это были эсты. Они захватили и людей, и добро. Некоторых из захваченных в плен они убили, а других поделили между собой как рабов. Олав был разлучен со своей матерью. Его, а также Торольва и Торгисля, взял себе Клеркон, эст родом»[47]. Эсты не скандинавы, это предки современных эстонцев. Эстонский язык относится к финно-угорской языковой семье, тогда как скандинавские языки относятся к северной подгруппе германских языков.
В «Саге о Харальде Суровом» сказано: «Хакон стал ведать защитой страны от викингов, которые сильно разоряли Датскую державу, вендов и других людей Восточного Пути, а также куров». «Восточным Путем» скандинавы называли страны, лежащие к востоку от Скандинавии[48]. Вендами (венедами, венетами) назывались группы западных славянских племен, некогда (по крайней мере с 631–632 гг.) занимавших обширную часть территории современной Германии между Эльбой и Одером. Курами (куршами) называлась западнобалтская народность, проживавшая в Средние века на юго-восточном побережье Балтийского моря, на территории Западной Латвии и Западной Литвы, а также на крайнем севере Калининградской области (в древней Скаловии).
В «Саге о Хаконе Добром» сказано: «Затем Хакон конунг поплыл на восток вдоль берегов Сканей и разорял страну, брал выкупы и подати и убивал викингов, где он их только находил, как датчан, так и вендов».
Скандинавы в Балтийском море бандитствовали не более чем венды, эсты, куры и другие народы и сами неоднократно подвергались нападениям разбойничьих групп различного этнического состава, как финского, так и славянского, балтского и германского, о чем, к примеру, свидетельствует «Сага о Магнусе Добром»: «Теперь же страна не имеет правителя, ибо я уехал оттуда, и на нее, как вы знаете, совершают многочисленные нападения венды, куры и другие народы с Восточного Пути, а также и саксы. Я обещал дать им правителя для защиты и управления страною».
О том, что разбойничество на севере Европы не являлось прерогативой скандинавов, свидетельствует, к примеру, известнейший хронист Адам Бременский[49], который в свое время сообщал: «Недалеко от области склавов находятся, насколько нам известно, три примечательных острова. Первый из них называется Фембре [Фемари]. Он лежит против страны вагров (славянское племя. — К.П), так что его, как и Лa-ланд, можно видеть из Альдинбурга. Другой остров [Рюген] расположен напротив страны вильцов. Его населяет могучее склавское племя ранов, [или рунов]. По закону без учета их мнения не принимается ни одно решение по общественным делам. Их так боятся по той причине, что с этим племенем водят близкую дружбу боги, а вернее, бесы, поклонению которым они преданы более, чем прочие. Оба острова переполнены пиратами и безжалостными разбойниками (выделено мной. — К.П.), которые не щадят никого из проезжающих. Ибо всех, кого другие пираты обычно продают, эти убивают. Третий остров именуют Семландом, он соседствует с областями руссов и поланов, а населяют его сембы, или пруссы, люди весьма доброжелательные»[50].
Законные скандинавские правители (конунги) боролись с викингами как с асоциальным, безусловно вредным явлением: «Магнус конунг правил теперь страной один. Он установил мир в стране и очистил ее от викингов и разбойников» («Сага о Магнусе Голоногом»), Более того, следует заметить, что викинги, как и всякий уголовный элемент, в скандинавском обществе являлись отщепенцами и изгоями. Они не придерживались какого-либо кодекса чести, являлись заурядными головорезами и работорговцами и часто грабили своих же соплеменников, о чем свидетельствует Адам Бременский: «Сами же пираты, которых там называют викингами, а у нас аскоманнами, платят дань датскому королю, за что он позволяет им грабить варваров, в изобилии обитающих вокруг этого моря (Балтийского. — К.П.). Вследствие такого положения вещей эти пираты зачастую злоупотребляют вольностью, предоставленной им в отношении иноземцев, обращая ее на своих. Они до того не доверяют друг другу, что, поймав, сразу же продают один другого без жалости в рабство — неважно своим сотоварищам или варварам. И многое еще в законах и обычаях данов противно благу и справедливости»[51].
Кстати сказать, существует и другой вариант перевода вышеприведенного извлечения из труда Адама Бременского: «Морские разбойники, которые называют себя викингами и которых мы называем аскоманны, платят королю данов пошлину за право вести меновую торговлю с варварами (выделено мной. — К.П.), во множестве живущими по берегам этого моря. Случается, что они употребляют во зло данное им право и нападают на своих же соплеменников»[52]. Данный вариант, как бы там ни было, к реальности ближе всего. Дело в том, что в те времена отличить разбойника от купца было весьма сложно. Торговые экспедиции, как известно, сопровождала вооруженная охрана, и многие купцы не долго колебались при возможности безнаказанно ограбить менее сильного коллегу или какой-нибудь слабозащищенный населенный пункт. С другой стороны, лица, промышлявшие грабежом, постоянно стояли перед необходимостью сбывать награбленное в походах имущество.
