Столица Хазарии Итиль в Средневековье являлась своего рода интернациональным мегаполисом. Так, Аль-Масуди, предположительно в 20–50 годах X века, сообщал о порядках, принятых здесь: «Постановление столицы хазарского государства, что в ней бывает семь судей, двое из них для мусульман, двое для Хазар, которые судят по закону Тауры [Торы, Пятикнижия — прим. перев.], двое для тамошних христиан, которые судят по закону Инджиля; один же из них для Славян, Русов (выделено мной. — К.П.) и других язычников, он судит по закону язычества, то есть по закону разума»[357].
Следует отметить, что Нижнее Поволжье славяне заселяли, по меньшей мере, с VIII века и в большом числе. Во всяком случае, так следует из показаний восточных авторов. Ат-Табари, к примеру, следующим образом описывает события, произошедшие в 737 г. на территории Дешт-и-Хазар: «С этим войском следовал он (халиф Марван ибн Мухаммад. — К.П.) до города Самандара, где живет царь хазарский. Хакан бежал, и Марван отправился дальше, оставив город позади себя, расположился лагерем при Славянской реке, напал на жилища неверных, убил их всех и разрушил 20000 домов»[358].
О том же, только с иными подробностями, сообщает Аль-Баладури: «Затем он (Марван) вступил в землю Хазар, со стороны Баб-аль-Аллана и ввел в нее Асида ибн-Зафира ас-Сулами [и] Абу-Язида; с ним были (также) цари гор из окрестностей Баб-аль-Абваба. И Марван сделал набег на Славян, живших в земле Хазар, взял из них в плен 20000 оседлых людей[359] и поселил их в Хахите[360]»[361].
Кстати говоря, Аль-Масуди отмечает, что среди некоторой части славян в его время было распространено несторианство: «Славяне суть из потомков Мадая, сына Яфета, сына Нуха; к нему относятся все племена Славян и к нему примыкают в своих родословиях. Это есть мнение многих людей сведущих, занимавшихся этим предметом. Обиталища их на севере, откуда простираются на запад. Они составляют различные племена, между коими бывают войны, и они имеют царей. Некоторые из них исповедуют христианскую веру по Якобитскому толку (несторианство. — К.П.)»[362].
Впрочем, вернемся к салтовской (аланской) руси. Какие факты может объяснить ее существование?
Во-первых, существование аланской руси может объяснить сообщения восточных авторов о катакомбных захоронениях у русов. Напомню слова Ибн-Руста о погребении русов: «Когда умирает у них (у русов. — К.П.) кто-либо из знатных, то выкапывают ему могилу в виде большого дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; далее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец кладут в могилу живою и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывается, и жена умирает в заключении»[363]. По мнению Е. С. Галкиной, с вышеприведенным описанием может быть сопоставлен только один обряд погребения в Восточной Европе рубежа I–II тысячелетия н. э., который обнаружен археологически, а именно, катакомбные захоронения сармато-алан салтовской культуры[364].
Во-вторых, существование аланской руси может объяснить «русские» названия порогов у Константина Багрянородного. Как известно, М. Ю. Брайчевский выводил их этимологии из осетинского языка. Так, наименование первого порога, по его мнению, имеет общеевропейский характер. К примеру: санскрит, svapi-ti — «спать»; латин. somnus — «сон»; лит. sapnas — «сон»; латыш, sapnis — «сновидение»; нем. schlafen — «спать» и др. Так, скифский термин «spu» (в значении «глаз», «спать») зафиксирован еще Геродотом в V в. до н. э. в двуосновной глоссе (История, IV, 27) Однако гораздо большее значение, по мнению М. Ю. Брайчевско-го, имеет начальное «э». В осетинском языке «ае» — «негативная частица, образующая первую часть многих сложных слов со значением отсутствия чего-либо»[365]. Таким образом, скифо-сарматская этимология оказывается вполне безупречной и не требует никаких поправок. Относительно других наименований порогов см. статью «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного»[366].
В-третьих, существование аланской руси может объяснить наличие иранских имен в списках под договорами русских князей с греками. К ним безусловно относятся Сфандр, Прастен (вариант— Фуростен, Фрастен), Фрутан, Алвад, Мутур (от «мохтар» — высший, главный), Стир, Истр, Гунастр, Алдан, Туробид[367]. Впрочем, если уж речь вновь зашла о «русских» именах, то вновь же следует подчеркнуть интернациональный характер русской общности. Так, имена Егри, Уто, Кол, Гуды — принадлежат к именам венедо-иллирийской группы. Имена Роальд, Шихберн, Куци, Моны имеют кельтскую основу[368]. Финно-угорскими, возможно, являются Каницар, Искусеви, Апубексарь[369].
Более того, есть некоторые основания считать финно-угорским и имя князя Игоря, которое зачастую производится от скандинавского Ингвар. Между тем, последнее было заимствовано скандинавами во время Великого переселения народов. Корень «инг» в уральских языках обозначает «господин», «старший». Как указывает Е. С. Галкина: «Западноевропейские источники называют Игоря Ингером и никогда — Ингваром, хотя это имя им было хорошо знакомо. В Древнюю Русь имя Ингвар попало, судя по летописям, в конце XII в. и никогда не смешивалось с Игорем[370]»[371]. К примеру, в ПВЛ по Пискаревскому летописцу сообщается: «Рюрику же княжащу в Новегороде и роди сын, и нарече имя ему Игорь». Между тем, в статье от 1217 (6725) года Пискаревский летописец сообщает: «Того же лета приходи Глеб с половцы и з братом Констянтином к Рязани. Ингвар же зь братьею срете и би их».
Таким образом, опять же по мнению Е. С. Галкиной, доминирующими в киевской элите первой половины X в. были три этнических компонента: салтовско-причерноморский, прибалтийский (очевидно это руги) и дунайско-балканский, а слова «род русский» носили не этническую, а социальную окраску.
В-четвертых, существование аланской руси может объяснить наличие иранских божеств в киевском языческом пантеоне. Так, ПВЛ сообщает о начале княжения князя Владимира[372]: «6488 (980). И нача княжити Володимер въ Киеве един, и постави кумиры (выделено мной. — K.П.) на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь». Известие ПВЛ о присутствии Хорса в славянском языческом пантеоне не является единственным. В «Хождении Богородицы по мукам» (список XII в.) сказано: «И рече архистратиг: «Сии суть, иже не вероваша во Отца и Сына и Святого Духа, но забыша бога и вероваша юже ны бе тварь Бог на работу сотворил, того они все боги прозваша: солнце и месяць, землю и воду, и звери и гади, то святей человекы, камени ту устроя, Трояна, Хърса, Велеса, Перуна, но быша обратиша бесом злым и вероваша, и доселе мраком злым содержими суть, того ради зде тако мучатся…»[373]. Кроме того, аналогичные упоминания присутствуют и в других русских средневековых апокрифических произведениях «и вроують в Пероуна и въ Хърса…»; «Тмь же богом требоу кладоуть… Пероуноу, Хърсу…»; «мняще богы многы, Перуна и Хорса…»[374] и т. д.
