По поводу «Пургасовой руси» выдвинуто немало версий. Так, известный современный историк Е. С. Галкина вполне справедливо замечает, что «Пургасова Русь» не имела никакого отношения к русским княжествам, иначе бы летописец пояснил, что заставило русских участвовать в набегах против своих соотечественников. По ее мнению вышеупомянутая «русь» являлась каким-то совершенно обособленным этносом. При этом очевидно, что читателям XIII в. не нужно было пояснять значение данного термина[62]. Акад. В. В. Седов связывает «Пургасову русь» с потомками именьковского населения[63], но, как замечает Е. С. Галкина, этноним «русы» по отношению к именьковской культуре IV–VII вв. не зафиксирован ни в одном источнике.
Об иных гипотезах выдвинутых в связи с данной проблемой читатель может узнать из статьи В. В. Фомина «Пургасова Русь»[64], которую легко найти в Сети, я же позволю себе заметить, что данная проблема решается достаточно просто при том условии, что термин русь в XIII имел значение соционима, а не этнонима, и обозначал, в первую очередь, наемную дружину[65].
Существуют ли в российской истории примеры, которые бы позволили бы нам полнее уяснить значение термина русь? Да, существуют и не один. Возьмем, к примеру, казачество. Что это за общность?
Согласно современной справочной литературе (Большая электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия), казачеством называется этническая, социальная и историческая общность (группа), объединившая в силу своих специфических особенностей всех казаков, в первую очередь русских, а также украинцев, калмыков, бурят, башкир, татар, эвенков, осетин и др., как отдельные субэтносы своих народов в единое целое. Российское законодательство до 1917 года рассматривало казачество как особое воинское сословие.
По поводу исторических корней казачества существует множество версий.
Чуть ли не официально принятой на сегодняшний день в российской исторической науке является теория о том, что к середине XVI века бежавшие от феодальной эксплуатации в степь «искатели воли», в основном, крестьяне и холопы, создали особое сословие, которое постоянно подпитывалось новыми потоками переселенцев из Центральной и Западной России. Данная точка зрения окончательно сформировалась в советское время.
Между тем, кроме вышеуказанной официозной версии в науке присутствует множество иных взглядов на происхождение казачества. Так, к примеру, А. А. Гордеев, автор «Истории казаков» производит казаков от тех рекрутов, что Золотая Орда набирала в русских княжествах. Историк И. Яковенко[66] уверен, что казачество стало продуктом половецко-русского смешения. Б. Е. Фролов указывает на определенную полиэтничность казачества[67]. А. И. Козлов видит в казачестве, прежде всего, сословие[68]. П. Н. Лукичев и А. П. Скорик утверждают, что казаки являются самостоятельным этносом[69].
Историки прошлого, например, польский историк Кромер и русский князь М. М. Щербатов видели в казаках остатки половцев[70]. Вольтер в «Истории Карла XII» считал казаков остатками татар. Мартин Вельский, дядя которого был старшиной в казацком войске в начале XVI в., писал, что казачество выделилось из народа, благодаря определенному складу характера некоторых людей и соответствующим условиям жизни.
Здесь следует заметить, что у любого мало-мальски значимого исторического явления не бывает только одной причины, их всегда несколько и их совокупность, в конце концов, и приводит к тому или иному результату. Несомненно, что официозная версия о казаках, как о потомках беглых крепостных, неверна в качестве основополагающей, хотя какая-то часть казачества действительно могла влиться и влилась в него подобным образом. Также нет сомнения, что все перечисленные мной версии имеют под собой те или иные весьма веские основания. И, наконец, нельзя забывать главное — казачество говорит на русском языке и этот язык не мог быть навязан ему извне никоим образом. Казачество оказалось вмонтировано в качестве военного сословия в военно-политическую систему Российской империи очень поздно, известно, что до 1721 года сношения с донскими казаками велись посредством Посольского Приказа, тогдашнего министерства иностранных дел. После 1721 года эта связь находилась в ведении Военной коллегии.
То, что казачество являлось, прежде всего, военной кастой, а не этническим образованием, доказывает его весьма разнообразный национальный состав. К примеру, национальный состав Оренбургского казачьего войска в 1891 г. был следующий: русских 87 %; татар 6 %; нагайбаков 3 %; мордвы 2 %; башкир 1 %; калмыков 0,5 %[71]. Согласно переписи 1897 года в Терском казачьем войске на тот момент состояло 167 301 человек казачьего населения. Их них русский язык родным назвали 145 508 человек, украинский — 16 329, калмыцкий— 2727, белорусский— 586, татарский — 252, другие — 29 321[72].
Если же обратиться ко временам более ранним, нежели времена появления казачества на исторической сцене, то вполне допустимо указать на алан, которые также представляли из себя этносоциальную общность. Аланами в древности назывался, во-первых, военно-княжеский слой сарматского общества[73], во-вторых, народы, попавшие под власть этого слоя.
По мнению Т. А. Габуева[74], аланская общность сформировалась на территории государства Кангюй[75] из числа представителей туземного населения и военизированных группировок юэчжей (восточных тохаров) и усуней (асов), которые приняли наименование «аrуаnа», т. е. «ариец». Причем воспринят он был не в древней фонетической форме — аrуаnа, а в новой — alana. Лингвистическая закономерность перехода «r» в «l» в двух этих словах была обоснована В. И. Абаевым[76].
Кроме того, для лучшего понимания сущности феномена «Русь» нельзя обойти вниманием и такие организации как Ганзейский союз, английская Ост-Индская компания или же голландская Ост-Индская компания, поскольку в источниках ясно и недвусмысленно указывается не только на военную, но и на торговую активность русов. Так вот, все вышеуказанные торговые объединения имели внушительный флот и собственные вооруженные силы, которые могли принудить небольшое государство существенно уменьшить торговые пошлины, а при государственной поддержке и большое государство, вроде Индии, могло пасть жертвой такого торгового хищника, как английская Ост-Индская компания.
Справедливости ради, следует заметить, что Ост-Индская компания практически всегда опиралась на поддержку британского правительства, но говорить о том, что она не была самостоятельна в своих решениях, не приходится. С начала XVII века данная организация представляла собой достаточно аморфную купеческую общность, состав которой являлся случайным и непостоянным. Затем в плане организации наметился серьезный сдвиг, и вследствие этого сдвига в первой трети XVII века компания уже владела торговыми факториями на островах Ява, Суматра, Банда, Борнео, Целебес, в Японии, Сиаме, на полуострове Малакка и в Индии. Сначала торговым центром компании был Бантам на острове Ява, но с 1620-х годов компания сконцентрировала свою деятельность в Индии, а центр торговых операций компании переместился в Сурат — портовый город на западном побережье Индии, на территории государства Великих Моголов.
