Увидев подарок, Синтия ахнула от восторга:

— Господи! Тот самый веер! О, Хани, какой он красивый! Обязательно возьму его в церковь, когда будем крестить малышку.

— Я подумала, что потом ты сможешь отдать его… — Хани остановилась на полуслове. — Синтия, а как же ты назовешь девочку?

— Мы решили назвать ее в память моей мамы — Мелисса Диана. Вряд ли оно придется по нраву Кэтрин, — усмехнулась женщина.

Тут девочка проснулась. Синтия снова стала кормить ее, а Хани принялась мыть посуду. Вскоре доктор вернулся, и Хани оставила Синтию на его попечение.

В субботу почти все горожане собрались в церкви, чтобы присутствовать на церемонии крещения новорожденной Мелиссы Дианы Нельсон.

Пока пастор Райт крестил малютку, Хани слышала за своей спиной зловещий шепот возненавидевших ее дам. Девушка высоко держала голову и старалась не обращать на них внимания. Когда Хани вернулась на свою скамью, Поуп О'Леари тайком пожал ей руку в знак поддержки.

Но вот наступил момент, когда девушка должна была петь. Расправив плечи, она поднялась со скамьи и направилась к органу. Нэнси Райт даже не посмотрела в ее сторону, заиграв первые аккорды «Прекрасного мечтателя» — песни, которую захотела услышать Синтия.

Хани допевала лишь первую строку куплета, когда Клара Вебстер громко сказала:

— Гирам, что-то здесь очень душно. Выйдем на свежий воздух.

Мэр с женой поднялись и направились к выходу. За ними последовали Миртлили и Делмер Куинн. Проходя мимо Люка, могильщик робко улыбнулся.

Маккензи стиснул кулаки и держался с показным равнодушием, когда за первыми двумя парами двинулись другие прихожане. «Ты многих оскорбила в этом городе, Хани», — подумал шериф, восхищаясь тем не менее выдержкой девушки, которая продолжала петь, несмотря на шушуканье и движение вокруг нее.

Нэнси Райт перестала было играть, но, встретив свирепый взгляд мужа, снова тронула клавиши. Доиграв мелодию, она вскочила и тут же бросилась вон из церкви.

На скамейках остались лишь Нельсон, Джош да Поуп О'Леари. Их оставила даже фрау Фрик. Сухо поблагодарив Хани и кивнув Люку, пастор Райт поспешил вслед за женой.

Хани не проронила ни единой слезинки, твердо решив не давать местным сплетникам повода для новых пересудов.

— Мне очень жаль, что я испортила церемонию крещения, — пробормотала она.

— Какой вздор, — заявила Синтия, обнимая ее, — и тебе прекрасно это известно. Ничего ты не испортила — а пела восхитительно.

— Да, дорогая, — поддержал докторшу Поуп О'Леари. — Я уверен, что в этой церкви не звучало голоса лучше.

— Верно, — подхватил доктор Нельсон, тоже обнявший девушку. — Мы с Синди очень ценим твою помощь, Хани. Ты так много сделала для нас. Стоять здесь перед сплетниками было нелегко, но у тебя достало на это смелости. Поверь, мы навсегда запомним день крещения Мелиссы и будем с гордостью рассказывать о тебе нашим внукам.

— Что ж, чтобы не разогнать ваших гостей, я, пожалуй, пойду, — заявила Хани. — Сегодня такой важный день в жизни малышки. Празднуйте без меня.

— Не уходи, пожалуйста, Хани, — взмолилась Синтия. — Останься на пирог и кружечку пива. Я предпочитаю веселиться в компании друзей, а не местных лицемеров.

— Мне надо работать, — соврала Хани.

— Почему же? — вмешался в спор Джош. — Ты ведь не работаешь по субботам.

— Да, но сегодня я пообещала Сэму поработать. Мне надо идти. — Хани поцеловала новорожденную в щечку и обняла Джоша.

— Я пойду с тобой, дорогая, — сказал Поуп. Проходя мимо шерифа, девушка задержалась:

— А ты-то что здесь делаешь? — спросила она дерзким голосом. — Уж кому-кому, а тебе лучше других известно, какая я великая грешница. — С этими словами девушка вышла из церкви.

— Мы еще увидимся, и я верну вам пять долларов, — сказала Хани единственному игроку, припозднившемуся в «Лонг-Бранче».

Некоторое время незнакомец задумчиво постукивал монеткой по столу. Хани обратила внимание на его руки — изящной формы, загорелые, с длинными пальцами и ровными, чистыми ногтями. «Можно подумать, — пришло ей в голову, — что он вообще ничего не делает».

Наконец молодой человек бросил монету на середину стола.

— Хорошо, мисс, я зайду в салун. — У него был низкий голос и легкий техасский акцент.

Хани заметила незнакомца сразу же, как только он вошел в «Лонг-Бранч». Худощавый, невысокого роста, он был каким-то уж слишком чистеньким. Держался молодой человек весьма уверенно, хотя и казался немного застенчивым. Он сразу же занял место за игральным столом.

Заглянув ему в глаза, Хани увидела, что они серебристые, а кончики ресниц — светлые, с золотистым отливом. Тонкие, правильные черты лица незнакомца придавали его внешности какой-то неземной вид. Густые, шелковистые волосы лежали на голове аккуратными, как у античной статуи, кольцами. И если бы не ровная щеточка усов, человек этот показался бы слишком красивым для мужчины.

— Тузы — все, — заявила Хани, поворачивая голову.

На лице молодого человека застыла улыбка.

— Что ж, мэм, сдаюсь, — промолвил он. Собрав оставшиеся на столе монеты, он встал из-за стола. — Рад был познакомиться с вами, мисс… — Он восхитительно приподнял аристократические брови.

— Хани, — ответила девушка. — Просто Хани. Незнакомец широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

— Очень приятно, «просто Хани». Хани почувствовала неловкость под взглядом его светящихся глаз.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — продолжил юноша. — А теперь позвольте откланяться — у меня важная встреча.

Девушка видела, как незнакомец подошел к Лили и, взяв ее под руку, повел наверх.

Через несколько минут Хани решила, что в этот день с нее довольно покера.

— Я больше не играю, мальчики, — сказала она остальным игрокам и направилась в угол салуна, где за столом сидел грустный Поуп О'Леари. — Надоело мне все, — пожаловалась она старику.

— Почему ты вышла сегодня к гостям? — спросил Поуп. — У тебя же выходной.

— Мне просто не хотелось сидеть в комнате, — ответила девушка.

— Надеюсь, это не старые кумушки вывели тебя из равновесия, дорогая?

— Нет, конечно, Поуп. Мне наплевать на их пересуды.

Хани прекрасно понимала, что ей не удалось обмануть старика. О'Леари совсем опечалился.

— Если в этом городе и есть истинная леди, так это ты! — горячо воскликнул Поуп. — Ты, а не все эти болтуньи, вместе взятые. Что ты здесь делаешь? Что? Тебе здесь не место!

— Я одинока, Поуп. Мне надо где-то жить, надо зарабатывать.

— Да, но это место не подходит для тебя, моя дорогая.

Хани похлопала его по руке.

— Не читай мне, пожалуйста, нотаций, Поуп. С меня довольно и шерифа, который неустанно учил меня жить.

— Чего бы ты ни хотела в жизни, дорогая, тебе не найти этого в «Лонг-Бранче».

— Да, я знаю, — согласилась со стариком девушка, в голосе которой послышались горькие нотки. — Я хочу совсем иной жизни, но за дверями салуна меня поджидают так называемые порядочные женщины, и я устала от них, честное слово! Я устала от того, что никак не найду себя, от того, что женатые мужчины не спускают с меня похотливых глаз, а их жены проклинают их за это. Я хочу иметь дом, хочу… ребенка…

— Так отправляйся на поиски того, что тебе так необходимо, дорогая, иначе ты кончишь так же, как Лили, или сопьешься, как я.

Вздохнув, Хани проговорила едва слышно:

— Видишь ли, Поуп, я хочу сразу все. Я хочу, чтобы меня полюбили по-настоящему. А что выходит? Как бы я ни любила его, я не могу завоевать его любовь. Он сам, понимаешь, сам должен понять, что любит меня, Поуп.

— И когда же, по-твоему, шериф поймет это? Девушка удивленно посмотрела на старика:

— А кто говорил о шерифе?

— Но ведь именно его ты имела в виду, не так ли? — моргая, спросил О'Леари.

— Ну как только подобная мысль могла прийти тебе в голову? Ах, Поуп, я с самого начала заподозрила, что в тебе есть что-то дьявольское.

— Раз уж мы заговорили о дьяволе, дорогая, то вот и он сам… — О'Леари кивнул на дверь, возле которой стоял Люк Маккензи.