Непрестижная квартира Мурата, на кухне которой Юлии рекомендовано поставить себе раскладушку, находится как раз в этом доме. Я человек не злой, но мысль о том, что какое-то время Юлия будет с проклятьями ложиться на раскладушку, доставляет мне удовольствие.

Мурат.Ты без фантазий! Могут оказаться или окажутся?

Я.Три дня назад в этом кабинете ты мне задал примерно такой же вопрос. Я ответил, что не господь бог. С тех пор ты должен был сделать для себя кое-какие выводы? Напомнить?

Может быть, это и жестоко — намекать ему на похоронку, но мне надоела роль мальчика для битья.

Мурат.Раз уверен — выкладывай свое «непременнейшее условие».

Я.Буду краток. Прежде чем начать обстрел — а если это делать, то как можно скорее, — предлагаю немедленно, сию минуту выселить из турбаз всех туристов, перебазировать продовольственный…

Махтиев.Куда, куда выселить? Ты понимаешь, что говоришь?

Гулиев, Измаилов.Безответственность!.. Паникерство!

Мурат.Прекратить!.. Итак, выселить примерно шестьсот человек… А куда?

Я.Это меня не касается, с меня и лавин хватит. Но если хочешь знать мое мнение…

Гулиев.Мурат Хаджиевич, зачем слушать этого…

Мурат.Говори, Уваров.

Я.В «Актау» и «Бектау» имеется около сотни «люксов» и «полулюксов», в каждом можно поставить по пять-шесть раскладушек. В тесноте, да не в обиде.

Меня осыпают бранью — ожидаемой и вполне понятной. «Люксы» и «полулюксы» лишь бы какой случайный хмырь не получит, директора, да и сам Мурат, поселяют там очень нужных или важных людей, с именами, связями и возможностями. Попробуй, объяви экс-чемпиону мира по шахматам, управляющему торгом или народному артисту, что отныне его кровать, как авианосец эсминцами, будет окружена раскладушками. Кошмарный сон директора!

Мурат не реагирует на вопли и призывы, он сидит, склонив голову набок, и как-то странно на меня смотрит. На его губах застыла усмешка, я нисколько не удивлюсь, если под взрыв оваций он пошлет меня ко всем чертям. Что ж, власти у меня нет, мое дело предупредить.

Мурат.Вот вы галдите, а кое-что из того, что посоветовал Уваров, заслуживает внимания. Как думаете, может, и в самом деле стоит забрать машины из индивидуальных гаражей?

За исключением Махтиева и Абдула, у которых нет машин, и Хуссейна, который по моему настоятельному совету перекатил «жигуленка» в Таукол к отцу, все охотно соглашаются с тем, что эта часть болтовни Уварова заслуживает внимания.

Мурат.Тогда не будем терять время, объявляю перерыв на двадцать минут. Идите, выкатывайте свои машины в безопасное место.

Несколько человек поднимаются и направляются к выходу; Мурат, сощурив глаза, с усмешкой следит за ними. Я про себя награждаю его овацией — ход он придумал гениальный.

Мурат.Перерыв отменяется! Всем, кто хотел забрать машины, советую поразмыслить над своим соответствием занимаемой должности. Если директору личная машина дороже жизни туристов и персонала, он не директор, а…

Здесь Мурат употребил слово из лексикона Жулика.

Махтиев.Ты мягкий человек, Мурат, еще сильнее можно сказать!

Мурат.Ничего, они и так поймут. Предложение товарища Уварова принимаю. Даю вам три часа времени. Собственные машины разрешаю перекатить после того, как последний турист будет переселен, а продовольственный магазин перебазирован.

Я.Ты забыл о доме № 3.

Мурат.Ничего я не забыл. «Актау» и «Бектау» примут по триста человек. Немедленно готовить раскладушки, автобусы. Приступать к выполнению!

Гулиев.Но, Марат Хаджиевич…

Мурат.Вы-пал-нять!

Я подхожу к Мурату, терпеливо дожидаюсь, пока из его глаз перестают сыпаться искры.

— Мне нужно кормить ребят, помоги продуктами.

— Получишь на складе, — Мурат быстро пишет записку, — потом оплатишь. Где тебя искать?

— Поеду с Леонидом Иванычем. По готовности обменяемся зелеными ракетами. Связной при мне — Вася Лукин.

— Уборщица на полставки? — Мурат подмигивает. — Ревизора на тебя нет, Максим.

— Кто без греха, пусть кинет в меня камень, — осторожно шучу я. За Васю мне и в самом деле могут намылить холку.

Дома я застаю всех своих бездельников, очистивших холодильник так здорово, что его можно отключать. Мою долю, однако, они сожрать не успели, и я, неторопливо кушая гречневую кашу со шкварками, даю указания. Вася пойдет со мной, Гвоздь и Рома — за продуктами, Надя будет отдыхать — все-таки в отпуске, а Олег и Осман караулить вездеход, чтоб не сперли туристы.

— Запомните, лодыри, — по-отечески внушаю я, — здоровый аппетит — это не самое главное качество лавинщика. Отныне я вашу работу буду оценивать не по количеству слопанной пищи, а по оперативности, инициативе и верности принятым обязательствам. Текст все помнят?

— «Находясь в ясном уме и твердой памяти, — бормочет Гвоздь, — обязуюсь…»

— Достаточно. Учтите, кроме Анны Федоровны и меня, вы никому не подчиняетесь, не мальчики на побегушках. В скандалы с переселением не суйтесь, следите за ситуацией и действуйте без папиных советов. Надя, когда Гвоздь начнет домогаться твоей руки, положи ему на головку пузырь со льдом или отхлещи веником. Спать по утвержденному Олегом графику. У меня все.

— Спасибо за доверие, чиф, — гудит Олег. — Зонтик с собой берешь?

Мы смеемся. Как-то на лекции для туристов я сострил, что от лавины можно отгородиться раскрытым зонтиком, и один недоразвитый чайник воспринял это со всей серьезностью — не расставался с зонтиком ни на минуту. Мне не очень хочется смеяться, на душе у меня скребут кошки, но я люблю, когда ребята живут и работают с настроением. В лавинную опасность у нас не принято говорить о потерях, о них мы будем говорить потом, когда позволим себе расслабиться.

— Удачи! — напутствует мама. — Максим, ты помнишь…

— Да, мама, только учти, я не при телефоне.

— Тогда запусти ракету.

— Красную, зелеными мы будем обмениваться с Муратом.

— Хорошо, красную. И береги Васю.

— Анна Федоровна… — бурчит Вася, который по оживившимся лицам ребят догадывается, что мамино пожелание еще сработает. Он прав, едва мы успеваем перешагнуть порог, как эти негодяи раскрывают пасти и дружно орут: «Береги Васю!» Они продолжают скандировать, пока мы не скрываемся в вездеходе, в котором нас ждет Леонид Иваныч со своей командой.

Снег валит валом. По приказу Мурата бульдозеристы расчищают нам шоссе. Мы едем в сторону Бектау, за «Чертов мост», где на бетонированной площадке установлена крупнокалиберная зенитка, пристрелянная к лавинам от седьмой до пятнадцатой. «Старая артиллерийская лошадь услышала зов трубы!» — смеется Леонид Иваныч. Он откровенно доволен, по окончании войны стрелять ему доводится не часто, а это дело он любит — в войну артиллеристом был лихим, четыре боевых ордена за красивые глаза тогда не давали. На Ладоге ему осколком оторвало по локоть левую руку, но и одной Леонид Иваныч орудует так, как иные двумя не сумеют. И маме, и мне он особенно дорог потому, что знал моего отца, командира отдельного лыжного батальона, и не только знал, но и поддерживал огнем во время прорыва блокады Ленинграда. «Ну и судьба! — изумился Леонид Иваныч, когда мы встретились в Кушколе. — Майор Сорокин — личный артиллерист отца и сына Уваровых!»

Пока его ребята готовят зенитку к стрельбе, мы, сидя в кабине, уточняем на карте сектор обстрела. Все координаты определены заранее, бить по лавиносборам мы можем вслепую, нужно лишь определить, с чего начать. Мы решаем прощупать сначала четырнадцатую, относительно небольшую и расположенную в семистах метрах от одиннадцатой. Если четырнадцатая сойдет, не потревожив соседок, попробуем тринадцатую, а если…

Это самое «если» стоит у меня поперек горла: кто может гарантировать, что первый же снаряд не сведет склоны Актау с ума? А разве то, что мы собираемся делать, — не сумасшествие? Нас извиняет лишь то, что сунуть голову под крыло и ждать, пока ее оторвет, — сумасшествие в квадрате. Больше всего я боюсь одиннадцатой, в позапрошлом году ее лавиносбор был куда более тощим, чем сейчас, а воздушная волна дошла до опушки. Время у нас есть, и я подробно рассказываю Леониду Иванычу, каких пакостей можно ждать от одиннадцатой. Я вспоминаю, как еще в университете на практическом занятии по военной подготовке полковник задал одному студенту из нашей группы вопрос: «Какова первая обязанность командира при выборе боевой позиции?» — и был совершенно шокирован ответом: «Наметить пути отхода, товарищ полковник!»