Бедная дурочка, с горечью думаю я, чувствуя, что к горлу подкатывается комок. Ты хотела только любить и смеяться, а дождалась протокола. Без тебя мир уже не будет таким красивым, бедная дурочка…

Я подхожу к Анатолию и с силой врезаю ему по скуле. Он поднимается, вытирает с лица кровь и честно говорит:

— Бей еще.

Он внушает мне отвращение.

— Бог подаст.

По дороге мы вылавливаем и загоняем в гостиницу с десяток туристов и, подавленные, возвращаемся домой. Мама и Алексей Игоревич, судя по их виду, кое-что знают, но с расспросами не пристают; мама привыкла к тому, что после такого рода событий я бываю неразговорчивым. Она возится на кухне, ребята сникли и забились в угол, Надя молча сервирует стол — так тихо у нас давно не было. Алексей Игоревич удручен, он чувствует себя виноватым и лишним.

— Может быть, я пойду? — робко спрашивает он у Нади.

— Что вы, Алексей Игоревич… Извините нас, еще не остыли. Вот попьем чайку, успокоимся…

Что же, когда-нибудь, наверное, успокоимся, мы-то живы. Я раскидываю перед собой и невидящими глазами рассматриваю карту хребта Актау. Вот здесь, в этой точке погибла Катюша… Я знаю, сейчас не время размагничиваться, но ощутимо чувствую щемящую тяжесть на сердце. Славное, легкомысленное существо, которое я не смог уберечь… Ну что мне стоило попросить Хуссейна закрыть на замок лыжи на КСС? Меня охватывает бессильный гнев. Я ненавижу человеческую глупость, надутых пустым самомнением болванов, уверенных, что мир создан исключительно для того, чтобы потешить их спесь. Через сколько бед нужно пройти, сколько крови пролить, чтобы они осознали свое ничтожество…

— Алексей Игоревич, — говорит Олег, — а вы слышали про японских рыбок? Лучше любого сейсмографа! Как начинают метаться по аквариуму — знай, либо землетрясение, либо цунами.

— Бионикой я всерьез не занимался, — отвечает Алексей Игоревич, — но о таких феноменах наслышан. Очень возможно, что…

Я улавливаю красноречивый взгляд Олега и понимаю, что о рыбках он вспомнил не только для того, чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей. Бывает, что шестое чувство и Олега обманывает, но когда от него исходит тревога, я всегда с этим очень считаюсь. Паниковать Олег не станет, но мне дан намек.

Я иду в свою комнату, кивком зову Олега, и мы выходим на связь с Левой. Против обыкновения, Лева волнуется, он еле дождался нашего вызова, потому что температура воздуха наверху резко подпрыгнула: два часа назад было минус шесть, а сейчас, сию минуту, столбик поднялся почти что до нуля.

— Полундра, чиф!

Меня бросает в жар: спусковой крючок взведен! Вот тебе и пресловутое шестое чувство — мы просто несколько часов не смотрели на термометры. Я выпроваживаю Олега проверить готовность инвентаря, а сам звоню сначала в управление, потом Гулиеву, потом администратору «Актау» — Мурата нигде нет. Неужели он плюнул на мои предупреждения? Так и есть, дома и отдыхает, Юлия просит позвонить через полчаса. Впервые в жизни я грубо на нее ору: «Дура, через полчаса он будет отдыхать вечно!» Юлия так ошеломлена, что тут же передает трубку Мурату. Я несколькими словами ввожу его в обстановку и, стараясь не срываться на брань, требую немедленно покинуть дом, отменить всякие вертолеты и любыми мерами держать туристов взаперти. Мое волнение передается Мурату, я слышу, как он кричит: «Юлька, беги к соседям, пусть немедленно выходят! Бабушка, одевай детей!»

— Лентяй! — упрекает Жулик. — Ты сделал зарядку?

— Сделал, дружище, сделал.

Я спохватываюсь, что на моих ногах тапочки, обуваю альпинистские «вибраны» и возвращаюсь в гостиную. За столом молчат — видимо, слушали мой разговор. Мама торопливо разливает чай.

— Кушайте, — просит она. — Поешь, Максим… Слышите?

— Вертолет, так быстро? — удивляется Надя. — По вашу душу, Алексей Игоревич.

— Что ж, удачи вам, друзья. — Алексей Игоревич встает, церемонно целует маме руку. — Надеюсь, в недалеком будущем…

Мгновенье мы с Олегом смотрим друг на друга. Это не вертолет! Я хватаю бинокль, бегу в свою комнату, распахиваю окно — и у меня захватывает дух.

Четвертая! Я никогда еще с такой удачной точки не видел, как идет гигантская лавина, и наконец-то понимаю, почему в средние века живописцы изображали ее в виде разъяренного дьявола. Со склона Актау, окруженное бурлящими завихрениями, несется огромное белое чудище, поддирая лежащие на пути снежные пласты и опрокидывая их на себя. На большом перегибе примерно посреди склона чудище совершает гигантский прыжок и, резко увеличив скорость, летит вниз. Наверное, именно здесь клубы снежной пыли превращаются в снеговоздушное облако и рвутся вперед, обгоняя и закрывая передний фронт лавины.

— Фантастика!.. — бормочет за моей спиной Алексей Игоревич.

Секунда, другая — и в комнату будто врывается снежная буря. Снежная пыль обжигает, душит, режет лицо, гремит посуда, звякает битое стекло.

— Окно! — кричит мама.

На ощупь, вслепую я захлопываю окно.

— На выход!

Чтобы доставить маме удовольствие, я признал, и она была очень довольна. «Вот увидишь, — пророчила она, — быть великодушным выгодно. Не сомневаюсь, что Мурат возьмет вину на себя, ведь ты его дважды предупреждал». Я, со своей стороны, ни на секунду не сомневался, что Мурат начхает на мое великодушие, и был невероятно удивлен, когда выяснилось, что мама вычислила Мурата правильно. Меня так потрясла его честность, что я…

…выдал ему справку в Госстрах на компенсацию за ремонт «Волги», хотя был вправе этого не делать: о «Волге» я его тоже предупреждал. Впрочем, как сказал Осман, «лэгко и прыятно быть добрым за счет государства».

Как вы могли убедиться, мама в высшей степени объективна во всем, что касается женщин; особенно беспристрастно относится она к Юлии, которая чуть было не стала ее невесткой. С той поры женщина, имеющая дерзость быть красивее Нади, в глазах мамы выглядит вздорной и безнравственной вертихвосткой, от которой ребенок должен держаться подальше. Легко сказать! Быть может, если я достигну возраста дедушки Хаджи, то вместо «погони за призраком» буду пороть внуков и сокрушаться о падении нравов, ибо ничто не делает мужчину таким целомудренным, как старость; но мне еще не встретился в Кушколе мужчина от 18 до 60 лет, который при виде Юлии не принимал бы «стойку № 4» (по классификации Олега — «Гвоздь готов жениться»). Стоит ли удивляться, что лицо, свой основной капитал, Юлия ценит куда больше, чем знакомство с классиками мировой литературы, о которых у нее и в самом деле весьма смутное представление. Кстати, Надя проделала ей блестящую косметическую операцию, и шрам над бровью увидит только тот, кто об этом знает.

Пыль от снеговоздушного облака еще не осела, как через разбитые окна, рискуя жизнью, в магазин проникли трое местных алкашей. Потрясенные открывшимися перед ними возможностями, они тут же набрались до одури и были взяты, как сказано в протоколе, «за хоровым исполнением массовых песен».

Когда Алексей Игоревич попросил лопату у Коли Зинченко, молодого инструктора из «Альпиниста», тот двинул его коленкой под зад и напутствовал словами: «Топай, дед, к старухе на печку, не путайся под ногами!» Узнав, кого он облаял, Коля долго извинялся, но собой с тех пор чрезвычайно гордится: когда ему напоминают, как он дал академику «солдатского хлеба», Коля важно говорит: «Это у себя они академики, здесь академики мы!»

Узнав, что в управлении готовят приказ о разжаловании Хуссейна до простого спасателя, я по маминому совету надел на себя фрак Талейрана и предложил Мурату честную сделку: он бросает приказ в корзину, а я вычеркиваю из отчета один пренеприятнейший абзац (см. примечание 12). Мурат подумал для виду две-три секунды, и мы ударили по рукам, весьма довольные друг другом и своей принципиальностью.