— Садитесь, дружище, — сказал я ободряющим тоном, усаживая матроса на стул.

В ближайшей раковине я налил воды в стакан и наблюдал, как пострадавший с жадностью его выпил.

К слову сказать, я по его просьбе ещё дважды набирал воды. Техник залпом осушил и эти два стакана и попросил ещё, но я отказал, решив, что его организм должен прийти в норму.

Голос его стал заметно сильнее даже после трёх стаканов воды. Я же, несмотря на яростные протесты пациента, наклонился осмотреть его уши, чтобы выяснить, не пострадала ли барабанная перепонка в результате декомпрессии.

— Знаете, вы первый выживший, кого я нашёл на корабле, — заметил я.

— И, видимо, последний, — хмыкнул он. — «И спасся только я один, чтобы возвестить тебе». Помните, откуда строчки, ну, помимо Библии? «Моби Дик». Ага. Дрянная книжонка. Да и доктор вы дрянной.

Я вскочил на ноги:

— Как вы смеете!

Техник хихикнул:

— Если вы, конечно, доктор Уотсон.

Наконец до меня дошло:

— Холмс!

— А кто же ещё.

Он встал, потянулся всласть и сказал уже своим нормальным голосом:

— Какое облегчение! Приходилось изображать неделями, что я такой же коротышка, как вы, а теперь я счастлив вернуть потерянные сантиметры.

Я поискал глазами стул, на котором он только что сидел, поскольку ноги меня не держали.

— Но, Холмс, я не понимаю… Что вы тут делаете? Как вы выжили?

Он вздохнул:

— Я здесь, поскольку счёл это лучшим способом защитить сэра Джона Моргенталера, который, как я понял, является мишенью для убийц. А выжил я, поскольку мой план провалился и убийцы перехитрили меня. Вот вам и ответ.

— Вот уж спасибо, Холмс! Теперь я понимаю ещё меньше, чем раньше. Но всё-таки замечу, что покрывало, под которым я вас обнаружил, необыкновенно подходит для такого случая.

Холмс потряс костлявым пальцем у меня перед носом:

— Не надо грубостей, Уотсон. Это вам не идёт. Помните, что, несмотря на риск быть выведенным на чистую воду, я пришёл к вам под личиной матроса, только чтобы убедиться, что у вас с Лили всё хорошо.

Он подождал, пока я смиренно не попрошу прощения, а затем продолжил:

— Мне удалось несколько месяцев находиться вблизи Моргенталера, то в одном обличье, то в другом. Я разоблачил не один заговор против него. Однако когда он поднялся на борт «Эксетера», я был уверен, что ему ничто не угрожает, разве что во время остановки на спутнике Либрация. Но всё прошло без происшествий, и моя самоуверенность превратилась в беспечность. Как вы знаете, убийцы нанесли удар уже на последнем этапе путешествия. — Холмс снова вздохнул. — Да и как персонал низшего ранга, я был максимально изолирован от Моргенталера.

Холмс расхаживал по камбузу туда-сюда, переступая через тела кока и его помощников и даже не отдавая себе в этом отчёта. Внезапно он остановился и сказал:

— А потом я услышал, как двое товарищей по работе обсуждают план убийства. Они были смертниками. Фанатиками, готовыми отдать свои жизни, лишь бы гарантировать, что и Моргенталер лишится своей. Можете себе представить такую ненависть, Уотсон? Такую решимость?!

— Но Моргенталер мог ускользнуть. Он мог выжить, как вы.

Холмс покачал головой:

— Нет, Уотсон. Совпадение такого размаха потребовало бы существования Бога, причём милостивого Бога, в то время как всё вокруг говорит против обеих гипотез. — Он сжал пальцы в кулак. — Тех двоих, кого я подслушал, я почти остановил. Я следил за ними. Они прошли через камбуз, а я двигался по пятам.

— Они вас не заметили?

Холмс фыркнул:

— Я вас умоляю, Уотсон. Разумеется, нет! Я изображал разгильдяя, которому нечем заняться и который слоняется здесь, чтобы убить время. А потом…

— Что потом? — поторопил я.

— А потом, — Холмс перешёл на шёпот. — я увидел его. Старого заклятого врага. Мориарти. Он стоял здесь, словно бы ждал меня. Мориарти понятия не имел, кто я такой на самом деле, но сообразил, в чём моя миссия. Я в изумлении остановился, вон там. — Мой друг показал на угол камбуза. — И пока я приходил в себя от удивления, он чем-то ударил меня. Очнулся я в этом железном ящике в момент взрыва. От декомпрессии дверцы захлопнулись, что спасло мне жизнь. Понимаете, эти ящики герметичны, чтобы продукты внутри не портились и чтобы влага не попала. Без сомнения, Мориарти боялся, что если он задержится и убьёт меня, то привлечёт внимание кока и команды, которые трудились всего в паре метров от нас. Проще было протащить меня к ящику, спрятавшись за мебелью и оборудованием, и запереть там с уверенностью, что я разделю ту же участь, что и остальные. К счастью для меня, в этот раз блестящий ум допустил ошибку, и именно ящик спас мне жизнь.

— Воздух внутри и вакуум снаружи создавали разницу давлений, не давая дверцам открыться.

— Именно. Когда я очнулся от взрыва и не смог открыть дверь, то понял, в чём заключался замысел, обрывки которого я подслушал. А ещё я понял, что мне предстоит просидеть запертым, пока не прибудет помощь, если она вообще прибудет, а воздуха в ящике хватит лишь на несколько часов. Без сомнения, вы помните, что между тысяча восемьсот девяносто первым и девяносто третьим годами я часть времени провёл в Тибете, на время исчезнув, чтобы сообщники профессора Мориарти поверили, что я погиб в Рейхенбахском водопаде. Там я обучался у тибетских мастеров техникам контроля нервной системы. Именно эти приёмы помогли мне в сложившихся обстоятельствах, уверяю вас. А в качестве пищи… — Холмс поморщился. — Надеюсь, больше никогда в жизни мне не придётся есть ветчину, дегидратированную или свежую. — Внезапно Холмс вздрогнул. — Как бы то ни было, я убеждён, что в этот раз меня не спасли бы даже ваши волшебные пилюли. Я не был так близко к смерти с тех пор, как Джек Хенгист поймал меня в ловушку в старом доме на Трогмортон-роуд.

— Да, я хорошо помню тот случай. И что теперь, Холмс? Вы заняты поимкой профессора Мориарти вот уже полтора века, и в результате вас трижды чуть не убили. Как минимум трижды. Почему бы не бросить всё к чертям и не поселиться здесь, на Либрации, вместе с нами? Тут тоже совершаются преступления, знаете ли. Вы были бы счастливы на нашем спутнике.

Холмс усмехнулся:

— Преступления на Либрации! Без сомнения, самое яркое событие за весь год для местных полицейских — это предотвращение попытки какого-нибудь фермера Джонса собрать пшеницы сверх квоты.

— Ну. возможно, подобным делам действительно придают большее значение, чем они того заслуживают, — признал я. — Тем не менее у нас тоже бывают свои изнасилования, убийства и хищения.

— Тьфу! Такие преступления по зубам даже Скотленд-Ярду. Вы же знаете, я из разряда рыб, которым нужна более экзотичная приманка. И сейчас даже сильнее, после всех этих десятилетий скуки, чем раньше. Но хватит об этом, Уотсон. Поскольку мне не удалось защитить жизнь Моргенталера, без сомнения, раскол между марсианами и Землёй продолжит усугубляться.

Марсианами теперь стали называть запредельщиков. Они основали-таки пару колоний на Красной планете и планировали основать ещё, и, как говорили, большинство из них уже перестало считать себя землянами.

— Для меня это пустой звук, Холмс. Лили увлечена политикой по-прежнему, но я занят своими делами, у меня нет ни времени, ни желания следить, что там делают выжившие поселенцы в марсианской пустыне.

Холмс улыбнулся:

— Какая вычурная фраза! Я вижу, что в вас ещё жив несостоявшийся писатель. Однако вы допускаете ошибку, Уотсон: учитывая спартанскую философию, лежащую в основе движения, все трудности лишь закалили марсиан, они отощали, но очистились.

— Да ладно вам. Подобную риторику мы слышим уже не один десяток лет.

— Допустим. Но сейчас наконец сложились все условия, чтобы теория стала практикой. Подумайте только, как далеко они продвинулись. И пойдут ещё дальше.

— Возможно — при наличии изрядной доли удачливости и правильном лидере. Но сейчас не время и не место для такой дискуссии. Я уже сказал, что марсиане меня не интересуют в любом случае, не говоря уж о подобном. — Я махнул рукой, говоря о корабле, пассажиры и команда которого погибли.